Развод. Мне теперь можно всё (СИ) - Ясенева Софа

Я откидываюсь на спинку стула, складываю руки на груди и смотрю на неё так, что она начинает ерзать, не находя себе места.

— Давай так, Оля. Ты больше не действуешь без моего ведома. Любой свой шаг сначала согласуешь со мной. Твоя самодеятельность уже обернулась проблемами.

— Как хочешь. Стоило так стараться, чтобы получить в ответ “это”. Я могу вообще больше ничего не делать для тебя. Думаешь, ты единственный, кто хочет получить моё покровительство? — в голосе звенит сталь, но пальцы всё так же нервно мнут тканевую салфетку.

Хуже обиженной женщины может быть только обиженная женщина, которая имеет влияние на твою жизнь. В какой момент я решил, что коллаборация с Филисовой — хорошая идея? Я крупно просчитался.

— Не сомневаюсь, что тебе есть с кем поработать. Ты уже присмотрела себе новых подопытных? Они при деньгах, я надеюсь?

— Ну хватит, Дим. Да, мне неприятно слышать то, что ты мне говоришь, ещё и грубо обзываешь.

— Потому что думать надо наперёд хоть чуть-чуть. Если этот Додонов решит отжать тот участок земли любыми способами, под раздачу попаду я. Ты меня подставила. Подумай хорошенько, какие могут быть последствия.

Представляю, какой у меня сейчас свирепый вид: брови сдвинуты, пальцы барабанят по столу в неровном ритме. И, видимо, это впечатляет. Она, вместо того чтобы продолжить обижаться, наоборот, вдруг превращается в ласковую кошечку. Голос мягче, взгляд — влажный, умоляющий.

— Я поняла тебя, не ругайся. Ты же найдёшь, как ему отказать? — её ладонь осторожно ложится поверх моей, теплая, цепкая.

Как бы невзначай отодвигаю руку к бокалу.

— Не факт, что он мой отказ примет. Да и грязные деньги на предвыборную кампанию — не очень хороший вариант. Копать будут все, кто может. Любая сомнительная находка подойдёт, чтобы вывернуть всё в повод для скандала.

Оля сникает, плечи опускаются, взгляд теряет блеск. Она уже не гордая патронесса, а растерянная женщина, которая понимает, что зашла слишком далеко. Комкая салфетку в руках, она будто бы глотает слова, не решаясь на спор.

Я делаю паузу, даю ей возможность повариться в собственном чувстве вины, и только потом, когда тишина становится гнетущей, решаю задать свой главный вопрос. Но Оля опережает:

— Дим, — томным голосом тянет, двигаясь чуть ближе, — давай не будем больше ругаться. Проведём остаток вечера в приятной компании друг друга. Обещаю, я заглажу свою вину.

Поднимаю руку и привлекаю внимание официанта. Спал сегодня катастрофически мало, веки тяжелеют, и начинает клонить в сон. Сейчас мне нужен кофе, крепкий, обжигающий.

— Эспрессо, — коротко бросаю.

Официант кивает и удаляется, оставляя нас вдвоём в тягучем облаке напряжения, от которого хочется выскочить на улицу и вдохнуть морозный воздух.

— Каким образом ты собралась её заглаживать? — произношу медленно, даже чересчур спокойно, словно растягиваю каждое слово.

— Ну… — её взгляд падает вниз, ресницы дрожат, как крылья бабочки. — Мне понравилось то, что было у нас тогда…

От этого «тогда» у меня внутри что-то противно сжимается. Какое «тогда»? Я бы очень даже послушал поподробнее. Особенно, если учесть, что не помню ничего из того вечера.

— А что у нас с тобой было? — пальцами ритмично постукиваю по столешнице, будто по клавишам, это помогает удерживать лицо бесстрастным.

— Всё. — Сказала и вздохнула, как будто ей тяжело держать в себе эту «тайну».

— Оля, — голос становится жёстче, — мне не пятнадцать лет, а ты давно не девственница. Давай больше конкретики.

— Что за допрос, Дим? — у неё чуть дрожит голос. — Ты вообще-то в этом тоже участвовал. Или… ты что ли ничего не помнишь?

Она медленно распрямляется, плечи тянутся вверх. Губы трогает еле заметная, уверенная улыбка. Словно кобра расправила капюшон. Я чувствую, подвох где-то рядом.

— Кое-что помню, но не до конца.

— Ты был таким ненасытным, — её голос становится мягче, будто специально выбирает нужную интонацию. — Накинулся на меня в кабинете, как тигр. Я пыталась отбиваться, всё-таки ты женат, а у меня принципы — не спать с женатыми, ты же знаешь. Но я ведь одинокая женщина, мне иногда хочется ласки. Вот я и не выдержала, поддалась твоему напору…

Она играет, как актриса, слегка запрокидывает голову, слова стекают с губ как мёд. Слишком гладко, слишком сочно, слишком наиграно.

— И у нас, по твоим словам, было “всё”? — уточняю ровно, как протокол зачитываю.

Кивает, даже не моргнув.

— С защитой или без? — спрашиваю, глядя прямо в глаза.

Делает глоток воды.

— Я не ношу с собой… а ты сказал, что вытащишь вовремя. Я решила тебе довериться.

Секунда паузы. Секунда, за которую в голове щёлкает. Вот ты и попалась, моя хорошая. Завралась настолько, что начала сочинять на ходу, не продумав легенду.

Глава 30 Лидия

Когда Толмацкий уходит, я просто оседаю на кухонный стул, как будто из меня выпустили весь воздух. Сижу и не знаю, что думать, куда деть руки, себя, мысли. Потом, словно на автомате, поднимаюсь, закатываю рукава и иду мыть посуду. Не включаю посудомойку, хотя она стоит рядом. Это было бы слишком легко. А мне нужно руками. Нужно почувствовать воду, скрипящее под пальцами стекло, мыльную пену, которая прилипает к коже и упрямо не хочет смываться.

Я мою тарелку за тарелкой, стакан за стаканом и кручу в голове обрывки фраз, которые услышала. Совсем не специально подслушала, но теперь выбросить из головы уже невозможно. Каждое слово колет, как осколок стекла.

Я уверена на сто процентов: он побежал к Филисовой. Напрямую от меня. С той самой непроницаемой миной, будто это нормально, посмотреть на меня так, словно ему и правда не всё равно, а потом ехать к любовнице. Будто это в порядке вещей.

Наверняка встретились где-нибудь в отеле, где тихо, уютно и стены пропитаны чужими изменами. И сразу же к делу, ради чего всё и затевалось. Вот и всё. Прошла любовь, завяли помидоры.

Не стоило своим гормонам позволять так разбушеваться, чтобы даже не секундочку допускать мысли о том, что у Димы есть шансы. Какие шансы? Разве что на то, чтобы и рыбку съесть, и… Осталось бы две дуры, а не одна, которые смотрят на Толмацкого влюблёнными глазами.

Я усмехаюсь, но усмешка получается горькая. Едой он меня обеспечит… а что дальше? Я только надеюсь, что он передумает с этой идиотской идеей, иначе я за себя не ручаюсь. Не свойственно мне желать кому-то зла, но сейчас так и тянет запустить в него чем-то тяжёлым. Чугунной сковородой, например.

Становится душно, хоть окна и распахнуты. Надо выйти, пройтись, подышать. Иначе полночи буду ворочаться и таращиться в потолок.

На улице прохладно, воздух бодрит, обволакивает лёгкой свежестью. Я выхожу на аллею, ведущую к пруду. Здесь почти всегда людно: мамы с колясками, старушки на лавочках, подростки с колонками. Сегодня не исключение. Я иду мимо, не замечая никого, полностью в себе.

Вспоминаю, что забыла взять хлеб для уточек. Они там, внизу, наверняка уже кружат, ждут подачек. Думаю: дойти до супермаркета или не стоит?

— Мам! — раздаётся вдруг ломающийся голос, такой знакомый, что у меня сердце ухает куда-то вниз.

Оглядываюсь и вижу Лёшу. Он идёт ко мне, держит за руку девочку, тоненькую, светловолосую, с застенчивой улыбкой.

— Привет, — я обнимаю его, крепко. — Я Лида.

— Оль, это моя мама, — спешит представить он. — Мам, это моя девушка.

— Очень приятно познакомиться, — я тепло улыбаюсь, стараясь не спугнуть смущённую девочку. — Может, хотите заглянуть на чай? Поближе познакомимся.

Оля краснеет, её глаза бегают, видно, что ей неловко, но Лёша сияет и почти умоляет её взглядом.

— Оль, мы ненадолго, давай? — он слегка сжимает её ладонь.

— Ну… хорошо, — сдаётся она.

Мы вместе заходим в супермаркет. Лёша тянет меня к витрине с пирожными, и я, как ребёнок, замираю перед россыпью кремовых горок. Берём свежие эклеры, и от одного вида у меня уже текут слюнки.