Доверься мне 2 (СИ) - Асхадова Амина
Вымазавшись вся в муке, девушка поднялась со стула и развернулась с целью помыть руки. Развернулась, как тут же замерла: Сергей стоял позади нее, скрестив руки и оперевшись на дверной косяк.
Не разобравшись в том, что выражает его взгляд, Варя решила поздороваться. Все-таки, он уехал на работу в шестом часу утра, сейчас было около десяти.
— Доброе утро? — почему-то полувопросительно прозвучало из ее уст и она с трудом натянула полуулыбку.
Из-за напряжения, сквозившего в воздухе, дышать было труднее обычного, а улыбаться и вовсе не хотелось.
Она просто не понимала по взгляду Сергея: хочет он ее убить или придушить. А может, просто обнять?
От такого контраста вариантов было не по себе.
Не прошло и нескольких секунд, как Истомин оказался непозволительно близко. Сергей не дал дойти Варе до раковины, как его рука немного грубо дернула девушку за плечо.
— Оно действительно доброе, — его хватка совсем не сочеталась со спокойными словами, — ты на моей кухне, у меня дома, рядом со мной.
— Все, о чем ты мечтал, — тихо добавила Варя.
— Не хватает только нашего сына, — мрачно закончил он, припечатав ее к стене.
Глубоко набрав воздуха в грудь, Варя немного закашлялась от муки, что с ее рук переместилась в воздух и встряла между их лицами.
— Прости, — выдохнул Сергей, извиняясь видимо за резкость, потому что от стены отлепиться он не позволил.
Она не ответила, молча разглядывая его. Мужчина был мрачен, подавлен. Но не более, чем была подавлена она.
Угроза потерять отца била больнее, намного больнее.
Она терпела и ждала, пока… чего она ждала?
Чуда?
Возможно…
Вдруг Истомин приблизился к ее лицу, а затем и вовсе зарылся носом в ее волосы.
Его шепот тихо доносился до нее:
— Варя-я, — протянул он, — какая ты милая. Ты пытаешься казаться железной, однако сейчас я чествую, вижу тебя словно насквозь. Тебе самой тяжело без него, так чего же ты ждешь? Кого испытываешь? Или, может, ты вообще соврала и нет сына?!
— Сергей, отпусти… — дернулась она в его усилившейся хватке, — все поменять — лишь в твоих силах.
Истомин почему-то усмехнулся ей в губы:
— Отправь сына, милая. Я все равно ведь найду его…
— Ищи, — осторожно выдала она, уже не пытаясь выскользнуть из его объятий, — но Сергей! Ты ведь уже сделал свой выбор! — перешла она на голос, — и сейчас все, как ты хотел шесть лет назад! Я с тобой, отца рядом нет…
Сергей поднял голову, впиваясь в нее ледяным взглядом.
Вновь убитый собственной беспомощностью, мужчина возвращался.
— Разве не об этом ты мечтал шесть лет назад?.. — закончила она тихо, приподнимая бровь в дополнительном немом вопросе.
Его губы соединились в одну тонкую линию. Сергей тут же отпустил девушку, отойдя на пару шагов.
Затем повторилось все.
Он разворачивается, уходит, где-то хлопает дверь.
В доме она осталась одна.
Глава 20
Этим же днем
Полдень
Обшарпанные стены, кажется, способны заполонить сознание человека повсюду, если он здесь находится постоянно.
Голые и холодные бетонные стены сливались с серой массой людей, находившихся здесь. Как и потолки, как и отсутствие окон — все это лишало человека воли и радости.
Одна одежда, решетки и люди, которые приходили сюда работать и становились безжалостными надзирателями. Совсем не такими, какими они были в настоящей жизни. Там, за пределами этих стен у них были любимые жены и дети, которые приносили им радость, и эти надзиратели, несмотря на внешнюю каменную оболочку, умели улыбаться. Радоваться. Жить.
Но это была работа, и чтобы уметь работать здесь — им приходилось подстраиваться.
В отдаленном крыле, где держали людей, ожидавших своей участи или приговора, всегда было тихо. Здесь, как правило, находились люди, впервые оказавшиеся здесь — в стенах главного управления, которое славилось своей жестокостью и непробиваемостью.
Здесь было тихо из-за мыслей, что еще блуждали в голове людей, сидевших здесь.
Пока они думали, чувствовали, переживали.
В них — каждом — жила надежда.
Четко отчеканенные шаги звучали глухо и непозволительно громко в этом полупустом крыле. Вдоль камер шли трое мужчин. Двое из них приходились надзирателями.
Другой же уже много времени пребывал в состоянии запутавшегося и отчаявшегося человека… что он здесь забыл? Разве здесь ему место? Разве бывал ли он когда-нибудь здесь и мог ли представить, что будет?
Мог, и представлял. Ведь этот человек всю свою взрослую жизнь ходил словно по острию ножа. Рисковал…
Он часто представлял, как окажется здесь. И вот сейчас он шагает здесь вдоль этих одиноких и холодных камер, только в несколько иной роли.
О чем думают люди, которые совершили преступление и были пойманы? Он часто просыпался в холодном полу, потому что это часто снилось ему. Снилась безвыходность, тюремная камера и эти надзиратели, что следили за ним. А еще его одолевало с ног до головы чувство, что ему больше никогда отсюда не выбраться.
И он просыпался в холодном поту.
Однако, просыпался и шел дальше, по головам людей и совершая преступления.
А ночью его вновь одолевал какой-нибудь кошмар вроде этих.
Эти сны стали его тенью, как только она покинула его. Как только он стал засыпать один. Все ее слова, сказанные ему на протяжении года, оказывались во сне. Она часто твердила, что его незаконная деятельность до добра не доведет и что он должен отказаться…
Раньше он бы разозлился, как и поступил тогда, и считал виноватым ее отца. Ведь это он, вроде как, настраивает Варю. Ведь это ему выгодно скинуть Сергея со счетов…
Долгие годы ему потребовались, что осознать насколько действительно опасна эта его деятельность, но черная папка!.. Черная папка, будь она не ладна, не оставляла сомнений по поводу ее отца.
Все изменила лишь одна черная папка, когда-то заботливо врученная своей дочери, где хранилась вся подноготная Истомина Сергея.
И она не оставляла сомнений в том, что все это — проделки Романова. А цель одна: скинуть со счетов молодую замену.
Скрип двери нарушил все его мысли. Один из надзирателей даже поднял голову, сомнительно поглядывая на Истомина.
Мол, нас работа ждет… а ты тут кота за одно место тянешь.
Глубоко вздохнув, Сергей поднял голову выше и кинул через плечо:
— Один может быть свободен, другой с ключами останется здесь.
Оставив надзирателей решать между собой, кто же останется выполнять долг и стоять под дверью, Сергей перешагнул порог этой камеры.
Воспоминания нахлынули на него: он вспомнил, как тащил отсюда сопротивляющуюся девушку, которая проникла сюда с помощью взятки. И явно нехилой взятки, так думал Сергей.
— Какие люди… — раздалось небрежно с левой стороны, прямо там находилось маленькое окошко, заколоченное толстыми железными решетками.
Через него проходил всего один луч солнца, и именно там сидел на полу Романов.
В камере было настолько холодно, что, казалось, единственное тепло и спасение шло всего через один этот лучик.
Сергей поморщился, а вскоре за ним закрылась дверь. Да, в рубашке и брюках он здесь околеет за полчаса, а вот Алексей сидел почти чуть ли не в том, в чем мать родила.
Быстро осмотревшись в камере, приметив огромные паутины и железную кровать без всего, Сергей сделал несколько шагов.
— Разве матрацы не выдают? — коротко осведомился Сергей, с жалостью наблюдая за отцом его любимой девушки.
Романов усмехнулся, продолжая сидеть на полу и ловить этот луч солнца на своей посиневшей коже.
— Такой щедростью здесь не прославлены. Чем обязан вашему визиту, Сергей Владимирович?
Задумавшись ненадолго, Сергей прошел и сел на кровать или ее подобие, а затем вытянул ноги и перевел взгляд на Алексея.
Они встретились глазами.
— Если моя дочь сбежала, то ты хоть руби меня по кусочкам, я тебе не скажу где она, — раздалось в камере не без улыбки.
