Леночка, или Анна Каренина наших дней (СИ) - Июльская Ирина

На следующий день, в условленное время, дверь в опустевший после занятий класс отворилась и вошла Людмила Синегорова, мама Павла. Это была молодая женщина лет тридцати шести, с глазами золотисто-чайного цвета, довольно миловидная блондинка.

— Так вот, на кого он похож, — отметила про себя Леночка. Она предложила Людмиле Анатольевне присесть за первую парту, напротив ее учительского стола.

Людмила Анатольевна тихо села. Возникло затянувшееся молчание, которое прервала Лена, Елена Николаевна:

— Что с Павлом? Он не был на новогоднем Огоньке, не поехал с классом в Москву. Он болен? Что с ним? —

На что Людмила Анатольевна с грустью ответила:

— Хотела бы и я знать, что с ним… И она протянула Лене блокнот, та раскрыла и увидела написанный мелким почерком текст. Это были стихи и еще рисунки на которых она узнала себя, свое лицо, фигуру, улыбку, прическу.

— Почитайте. — сказала Людмила Анатольевна.

Лена молча прочла несколько стихов, затем встала из-за стола и подошла к окну, за которым уже начало темнеть.

— Так что с ним, Елена Николаевна? — адресовала свой вопрос Людмила Анатольевна, глядя в спину учительницы. Лена повернулась и посмотрев в глаза матери Павла, ответила:

— Я не знаю, что мне Вам ответить и как матери, и как женщине. Я и сама не в состоянии все это понять. Да, он мой ученик и признаюсь, — лучший ученик. Ваш сын хороший, умный человек. Вас можно поздравить с таким сыном, но клянусь Вам, я не давала ему ни малейшего повода, мы разговаривали о жизни, о истории, о ситуации в стране. —

— Да, Ваши знания пошли ему во вред, он постоянно спорит с папой, с тех пор, как Вы пришли в эту школу и стали классным руководителем, сына просто подменили. Он приходит, закрывается у себя в комнате и почти все время молчит с нами, а если и говорит, то старается все время критиковать нас, наши жизненные взгляды, статьи в газете отца. —

— Она говорит так, будто это их личная газета, а не городская, — отметила про себя Лена.

— Ваш сын взрослеет, становится личностью. Вполне возможно, что у него устанавливается свой взгляд на вещи, которые раньше он принимал от вас целиком, без раздумий. —

Людмила Анатольевна резко поднялась со своего места.

— Я знаю только одно, что мы теряем своего сына, он на глазах становится чужим нам человеком, вернее, мы становимся для него чужими. — С этими словами она взяла блокнот со стихами и рисунками сына и не попрощавшись, вышла из класса.

На следующий день Павел пришел в школу. Лена не стала спрашивать у него почему и на каком основании он пропустил начало третьей четверти последнего выпускного класса. На уроке он все так же смотрел на нее, но больше не брал слова и все время молчал.

И лишь на следующий день он подошел к Елене после уроков и в опустевшем школьном коридоре сказал:

— Я знаю, что моя мать была у Вас. Я прошу не верить в то, что она могла Вам наговорить. Поэтому скажу Вам прямо:

— Я люблю Вас, Елена Николаевна и я добьюсь Вас. — Он развернулся и ушел, а Лена стояла какое-то время не шевелясь, не в состоянии сдвинуться с места.

На следующий день в школу пришел Синегоров-старший и под каким-то благовидным предлогом забрал документы сына для перевода в московскую школу, где раньше до их приезда в Вологжанск учился Павел. В столице он будет жить с бабушкой в их московской квартире, а затем будет поступать в МГУ или МГИМО. Больше отец ничего не сказал. Документы были выданы и Синегоров-старший покинул школу. Но это был еще не конец, по учебному заведению поползли слухи один страшнее другого и, что самое ужасное, слухи были не только среди учителей, сплетничала вся школа, во главе с Виттой Макаровой, которая не могла простить отъезда Павла в Москву. Конечно, она сама несколько раз видела своими глазами, как он провожал Елену домой. Ясное дело, никто замуж не взял, за школьников принялась…

А потом появился грязный пасквиль из областной газетенки с прямыми намеками на морально-неустойчивых потомственных учителей, которым не место в школе. Намеки были даже в адрес покойного папы. И как только можно обливать грязью умершего человека, который за свою жизнь никому не сделал ничего плохого, глаза Леночки наполнились слезами и такой болью за отца… - Вот они, эти крысы, вылезают из своих подвалов, чтобы укусить, пусть уже и умершего человека, чтобы опорочить память о нем, а главное, чтобы сделать побольнее его близким. -

Лена была в полной растерянности, она впервые почувствовала, что ей действительно не на кого опереться. С такими горькими мыслями она вошла в подъезд своего дома и лицом к лицу столкнулась с молодым мужчиной, который поздоровался с ней, назвав ее по имени. Лена подняла глаза и при тусклом освещении подъезда, узнала Алексея, племянника Ольги Семеновны, который теперь работает главным инженером в их ЖЭКе.

Лена поздоровалась в ответ, но тут у сумки, набитой ученическими тетрадями оторвалась ручка и она упала прямо под ноги Алексею. Тетради чудом не рассыпались на грязном от растаявшего снега полу подъезда. Алексей помог поднять сумку и смущенно глядя в глаза Леночки, спросил, чем он может еще помочь их семье? В ЖЭК завезли газовые плиты и он распорядится, чтобы им установили новую плиту. Он поинтересовался, когда Лена будет дома, чтобы рабочие могли ее установить в их квартире.

— Завтра я весь день свободна. Приходите утром. — ответила Леночка, заходя в лифт.

Утром следующего дня пришли рабочие и установили новую плиту, а заодно и вынесли старую. После их ухода раздался звонок в дверь. Лена открыла. На пороге стоял Алексей. Он попросил разрешения войти посмотреть, как рабочие установили плиту на кухне. Посмотрев и удостоверившись, что все в порядке, Алексей спросил, как чувствует себя Надежда Борисовна.

— Надо же, он помнит имя отчество мамы… — Лену тронуло такое внимание и она предложила выпить чаю, чтобы проверить плиту в действии. Алексей, поблагодарив, согласился. Лена указала ему на стул, он присел, а она тем временем включила газовую конфорку. Все было прекрасно, газ исправно горел, плита блестела и поражала своей ослепительной белизной. - Великолепная духовка, в которой, наверняка, поместится целый гусь. — подумала Леночка.

От конфет и печенья Алексей отказался. Лена спросила, как чувствует себя его тетя Ольга Семеновна. Спросила просто из вежливости, чтобы заполнить затянувшуюся паузу. На что Алексей ответил, что не видел тетку с похорон своей матери. Тут Лена совсем растерялась, она и не знала, а вернее, и не могла знать, что мать Алексея, сестра Ольги Семеновны, умерла два месяца назад и Алексей остался один. Отца он давно потерял, его убили в Афгане. Так, что он теперь круглый сирота. Конечно, это не так уж и страшно в двадцать пять лет. Лена почувствовала себя виноватой перед этим, в общем-то, неплохим парнем, робко отпивающим чай из чашки. Она проводила Алексея до дверей, они распрощались и он ушел.

— Как хорошо, что мамы не было дома, иначе его визит затянулся бы надолго. —

Тут пришла мама с работы, увидела новую плиту, от которой пришла в восторг. Лена не стала рассказывать ей, кому они обязаны появлению этой, покрытой белоснежной эмалью, красавицы. Они поужинали и разошлись по своим комнатам. Лена вспомнила об Алексее, его робких и застенчивых взглядах на нее. — Зря я так наезжала на него. Это все из-за его тетки, с которой он, вероятно, и не общается вовсе. И почему я ее так невзлюбила? — думала Леночка, засыпая.

На следующий день АЭС попросила ее зайти к ней после уроков. Когда Лена вошла в кабинет директора школы, было ясно насколько неприятен для АЭС предстоящий разговор с Леной. Подойдя к ней и взяв ее за руку, АЭС или Александра Эдуардовна Стрельникова, глядя в глаза Лены, сказала:

— Я настолько возмущена сплетнями в коллективе, причем исходящими даже от учениц старших классов, что у меня нет слов, чтобы выразить свое негодование. А тут еще и статейка в областной газете, но грязи она размазала вокруг достаточно. Я просто хочу, чтобы ты знала, я не верю ни одному слову из этой грязной заказной писанины, порочащей память твоего отца. О какой второй семье идет речь? За такое надо подавать в суд! —