Sex под запретом (СИ) - Ромазова Анель

Перекатываемся и я снова на нём. Съезжаю, бегло касаясь губами крохотного коричневого соска. На кубиках пресса прикрываю веки, чтобы смущение и неуверенность не были слишком очевидными.

Жарящий мои ладони орган, пахнет мной и Амином. Терпкий мускусный аромат щекочет ноздри. Всматриваюсь из полуопущенных ресниц на крепко налитую тёмную головку, на небольшую прорезь и появившуюся над ней прозрачную каплю.

Просто – да. Просто уверенно. Здесь нет ничего сложного.

Накрываю. Обнимаю. Стягиваю губы и щеки. Пальцами свожу к основанию и возвожу мягкую кожицу крайней плоти.

Офигеть!

Меня саму возбуждают посасывания. Солоноватый привкус и обжигающие пульсации на языке. Помню из прочитанного, что надо дышать носом, но не дышу вовсе. Меня хомутает вдоль и поперёк новым потрясением. Откровенней и требовательней опускаюсь ртом на гранитный ствол. С непривычки и от нехилой комплекции немеют губы. Облизывая налитый купол, выпускаю на него слюну, чтобы пальцами было легче двигаться.

Смело, и я удивляюсь сама себе. Нет ничего важнее, чем вытянуть из Амина эмоции. Стоны, хриплые, всплеском идущие вдохи, вздрагивания и волны на фактурном торсе. Несдержанное касание моих волос и их натягивание.

Дрожу абсолютно так же, как и он, если не сильнее. Честно, стремлюсь ублажить не на пять, а на все сто баллов.

Член увеличивается у меня во рту. Пылает жарче и наконец, выстреливает упругой струёй в горло. Проглатываю, медленно перевожу дыхание и переживаю особо мощное смущение.

О,мои испорченные боги!

Что ж вы натворили. Какими тропами привели к блуду? Меня после такого занесут в черный список навеки проклятых душнил.

- Ты проглотила? – Амина толкает вопрос, перекрывая разрастающееся смятение. Тормознуто пялюсь на темную точку на одном из лакированных брёвен. Стирая остатки спермы с уголков губ, всего лишь киваю, — Ахереть!

И я такого же мнения. Только хочу сорваться и получить пару минут для осмысления размеров катастрофы, а ещё продумать оправдание, как Амин валит меня на подушки. В них я и зарываюсь лицом, перекатившись на живот.

- Солнце, прекращай. Захочешь снова удивить, я только за, — не получив ответа, довольно ощутимо кусает меня за торчащую кверху попу.

Подскакиваю и пропадаю в силках его объятий и взгляда, от которого полчища мурашек сантиметр за сантиметром разгоняют на коже рябь.

= 31 =

9:30

Василискина: «Ты куда пропала?»

10:15

Василискина: «Ты помнишь про пикет у мэрии?»

10:27

Василискина: « Если Орловский тебя убил – позвони, я сдам его в полицию».

11:45

Василискина: « Я взяла ключ от подсобки в ДК. Забрала костюмы. Написала всем, что встречаемся в час, а выдвигаемся в два».

12:00

Василискина: « Я с тобой больше не разговариваю 💩»

12:01

Василискина: « Орловскому сломали нос. Узнаю, кто – стану его фанаткой и буду пожизненно слать ему цветы 🥳🤩»

12:03

Василискина: «КУДА ТЫ ПРОПАЛА?!! 😱🥶»

Лавина сообщений от Ирискиной, моментально стряхивает остатки сна. Я проспала всё, что можно проспать. Амина в домике нет. Достаточно поводить глазами, чтобы в этом убедиться.

Знала бы Василиса, как она права.

Я пропала вчера. Пропала в руках Амина, забыв обо всём. О лекциях, о его матери, о разоблачающей статье. Ну а в пикете я, в любом случае, уже не стала участвовать. После вчерашнего.

После долгого и утомительного секса, когда меня всю-всю зацеловали, облизали и… много всего было.

Я сбилась со счёта, сколько раз за ночь кончила, рассыпа́лась и сколько всего умопомрачительного позволила с собой провернуть. Интимным мышцам приходится несладко. Чувствую себя, как после похмелья. Нет, голова не болит. Не тошнит. И во рту не кака. Я вся насквозь пропахла Амином и между ног запретно потягивает.

Выставляю ногу из-под тёплого одеяла, как термометр, проверяя температуру в помещении. Обогреватель Амин отключил. Грелись мы иным способом. Телом к телу. Жара стояла, как в тропиках. Температура переваливала за сорок, и влажность стихийно повысилась.

Утро на контрасте зябкое, за бортом тёплой постельки прохладно, поэтому тащу её на себе в ванную, замотавшись в толстенное покрывало, якобы в вигвам. Одна голова торчит. Заглядываю в зеркало над раковиной, и в него вселился злой дух, портящий девушкам настроение по утрам.

Спасите меня кто-нибудь. Я лохматая, и это жесткач. Пройтись по кудрям расчёской – никакой не выход. Я стану похожа на одуванчик полевой. Якобы меня смачно током шарахнуло. Без специального разглаживающего спрея, мою копну разве что смочить, а в скобках и шрифтом помельче (побрить на лысо). Они меня достали уже. У нас с волосами борьба не на жизнь, а на смерть, кто кого доведёт до ручки первый – уже не подскажу. Либо я их спалю однажды утюжками, либо они мне сломают психику.

Не тем я заряжаюсь утром. Настрой плавает по кругу, возвращаясь к исходной точке.

У Василисы прощение за кидалово с пикетом, вымолить не так сложно. С лекциями, пусть я и пропускаю второй день своей учёбы, как бы к патовому обвалу оценок не приведёт. У меня семьдесят процентов предметов проставлено автоматом. Я очень быстро наверстаю пропуски, и не парит, что странно.

Статья - Амин. Амин - статья.

Уповать, что обойдётся – можно, но не нужно. Впрочем, кто такой Борзый Фил? Как журналист он не раскручен. В блогах не светится.

Внештатный сотрудник местной газеты, вряд ли как-то подгадит карьере Нелли Артуровны Костровой. Сколько таких статей было и сколько их ещё напишут. Я совершенно зря сжираю себя. О гневных писульках очередного неудачника на журналистском поприще никто не вспомнит через три дня.

Но я об этом буду помнить, глядя Амину в глаза.

Я ему призна́юсь. Сама. Так правильно и честно. Про Лекса тоже расскажу.

Кстати, о Лексе. Ему вчера перепало по моей вине. Да, он дурак, а с дураков и спросу нет, но убедиться: как у него со здоровьем, всё же требуется. Мозгов и так у него с детский кулачок, а ревнивый Костров запросто мог чего-нибудь стряхнуть или нарушить.

Чищу зубы пастой из одноразового тюбика и такой же щёткой. Строчу Орловскому:

«Живой?»

Три плавающие точки в мессенджере появляются мгновенно. Орловский и телефон – всегда единое целое.

Лекс: «Спасибо за заботу. Ты с ним?»

Купон на моё сострадание Лекс не заслужил. Как одногруппница я свою миссию выполнила. С кем я и где - его не касается, а ещё слабо верится в его чувства. Переключаюсь на иконку Василисы и печатаю, что у меня лихорадка, и ведь почти не вру, а не договариваю – лихорадка у меня любовная.

Уткнувшись в экран, перешагиваю через порог. Бездумно ахаю, пойманная врасплох и с поличным, за перепиской с конкурентном в звании чемпион.

Лекс – чемпион дебильных подкатов.

Амин – чемпион по всем видам спорта и чемпион мира по эротическим.

Лёгкая щетина обрамляет брутальный, словно высеченный из камня подбородок. Порочная улыбка крепится на его губах. Радужки цвета самого крепкого кофе, пробуждают ту самую энергию, которая шатала ночью и не давала спать.

Жмусь к стенке, подняв обе руки, и, как дезертир готовлюсь к расстрелу.

- Пиздец какая ахуенная, — с нахрапа поражает моё трепещущее сердечко.

Я?

Это он обо мне?

Может, я горничную, надраивающую душевую кабину, упустила из виду. И он залип на неё.

Заловив меня как того зайца, обхватывает под попу, приподнимает и держит над собой столбиком. Обнимаю за шею, растянувшись искрящей улыбкой, затем прикладываюсь лбом ко лбу. Но ему мало.

- Испугалась? – посасывает мою нижнюю губу. Языком обводит обе.

- Чего? – впиваюсь в его верхнюю. Задеваю своим его язык.

- Что я бросил тебя одну. В лесу. Без одежды.

- Но ты же не бросил.

Буря неизбежно подхватывает. Сахарная патока течёт вместо крови. Губы покалывает от долгоиграющего поцелуя. Нерасторопного. Протяжного. Влажного.