Кто хочет процветать (СИ) - Веснина Тиана
«Все! Пора! Ведь я художник милостью божьей!» Решил окончить цикл «Последнее впечатление». Договорился с другом отца, тот его пристроил к оперативной группе. Материала в несколько дней собрал на десятки интереснейших этюдов да еще возник замысел большого полотна: невеста над убитым среди белого дня женихом… Работал, работал, но чувствовал, боясь признаться самому себе, что осталась от него только половина, что тот, сильный, гордый, стремящийся к невозможному Сергей заблудился где-то там, на извилистых улочках провинции…
Неожиданно пришло известие, что его картины, представленные на выставке, проданы. Он написал их, как только вернулся в Москву. Вообще написал тогда много. А выставить удалось всего две небольшие работы. Место денег стоит. В складчину с несколькими другими художниками купил себе метр в выставочном зале. Когда узнал, что картины проданы, подумал: «Значит, есть надежда. Значит, есть цель!» О нем вспомнили, заговорили, прошло несколько публикаций в газетах. Казалось бы, дерзай!.. Да опять что-то не сладилось. Талант есть, а силы нет. Опять закрутился, запутался… Очнулся — уже не художник, а этикеточник, дизайнер то есть.
Промелькнули воспоминания об одном и том же периоде жизни, но у каждого свои.
Валентина улыбнулась:
— Ты сбежал подобно истинному художнику. Испарился в гряде густых облаков… — беззаботным голосом озвучила она то, о чем думала. — Я вначале была точно молнией пораженная. Ни мыслей, ни чувств — только боль. Я ведь тебя любила! — опять улыбнулась, вспоминая себя прошлую. — Искать не пришлось. Добрые друзья сразу сообщили, где ты. Признаюсь, ходила на несколько спектаклей в надежде увидеть тебя в зале, но нет… Ты, вероятно, любовался своей комедианткой из-за кулис. Я во все глаза смотрела на нее и ничего, кроме горячечного взгляда и бродячей души, не разглядела. Впрочем, было в ней еще что-то нечистоплотное, — припомнила она. — Да-да, именно нечистоплотное. Все эти ее шелковые юбки, блузы были не первой свежести. Наспех новые кружева пришивала на живую нитку к грязной, заношенной одежде…
Сергей лишний раз поразился проницательности Валентины. Он сразу не обратил на это внимание, он сбрасывал с Дины одежду как художник, словно помеху, скрывавшую красоту ее тела. А тело казалось совершенным. Лишь потом как следует разглядел его — сухощавое, горячее, ненасытное, лишенное округлых линий. Потом разглядел и несвежие блузки. Но в Дине кипела энергия, словно пиво в котле, она опьяняла. Хмельной душе открывались горизонты. Появлялась невиданная сила, которая каждый раз к утру исчезала, оставляя горечь во рту и зеленый болотный туман в голове.
Лишь раз! Да, всего лишь раз! Они забрались на крышу какого-то провинциального ДК. Дина читала стихи на фоне розовеющего неба, и был миг, когда Сергея точно оторвало от проржавленных листов крыши, он почувствовал необыкновенный прилив сил, увидел перед собой необъятный простор… И надо бы было прямо с этой крыши бежать, сохраняя в душе То, сокровенное, но его окликнул, точно каркнул, голос Дины. Он приложил ладонь к груди, чтобы уберечь от нее То, но она так просто отвела его руку и впилась губами и зубами в его губы… и То потухло, задохнулось от нечистого дыхания.
Валентина рассмеялась как от чего-то и впрямь забавного.
— Когда ты ушел, пропал… Самое тяжелое было — пережить сочувствие приятелей. Нас считали счастливой парой. Я, в отличие от других, не очень любила распространяться о наших с тобой маленьких недоразумениях, и никто не знал о твоих черных провалах в настроении. Нам завидовали. Завидовали твоему таланту, и, представь, будешь смеяться, моему приданому. Да, начинать жизнь в двухкомнатной квартире, которую ты так невзлюбил, обставленной чешским гарнитуром… — она прервала себя. — Ну в общем, мы расстались, — заключила с легкой улыбкой. — Выпьем за это! — Она подозвала официанта. — Шампанского, пожалуйста, «Луи Редерер».
Сергей залюбовался красивым бледно-золотистым цветом вина.
— Он в тон твоим волосам! — заметил Фролов.
— Да! — сверкнули ее глаза. — У меня теперь жизнь, как шампанское. Итак, — приподняла она высокий узкий бокал, — выпьем за то, что мы расстались!
Сергей поднес бокал к губам, но не выдержал и сказал с ироничной усмешкой:
— Ты даже ради приличия не в состоянии скрыть своей радости, что судьба тебя избавила от такого неудачника, как я.
— Прости! — с виноватой улыбкой воскликнула Валентина. — Я, вероятно, неточно выразилась. Я любила тебя, страдала, болела долго… Потом впала в безразличие и вышла замуж. Поверь, это было что-то страшное, но я не находила в себе сил прекратить этот ужас. Муж подавил меня. Мое «я» куда-то спряталось, и я не могла его отыскать, да мне и не нужно было оно… Нет, я пью не за то, что случилось тогда, давно, а за то, что недавно… — Ее глаза заискрились острыми слезинками счастья. — Если бы ты не ушел, я бы не встретилась с ним. С моим безумием, любовью, не вмещающейся в сознание!..
Сергей выпил шампанское, показавшееся ему горьким на вкус…
— Однако ушел не только я, но, как понимаю, и твой муж. Так что благодари его. Он более достоин…
Валентина прервала Фролова:
— О, я благодарна ему так, как никому другому! Я поставила ему мраморный памятник! За ним следят, меняют цветы…
— А!.. Так он умер…
— Да, — выдохнула Валентина. — Я не любила мужа, зато он любил меня. Очень любил, — говорила она со странной улыбкой. — Настолько, что умер. Его гроб был для меня подарочной упаковкой. Ужасно, но я осознавала это. Я плакала и не верила, что больше не увижу, не услышу его. Я осознавала это параллельно моим слезам и горю на людях, надо было так. Ибо мы с мужем были на грани развода. Останься он жив, я была бы выставлена за дверь с чемоданами. А мое место уже была готова занять другая, и я знала, кто.
Он умер неожиданно для всех и в первую очередь для самого себя, — с веселостью в голосе подчеркнула Валентина. — И вот на меня свалились деньги, большие деньги. Ведь моя фамилия Милавина! — не без гордости сообщила она.
Фамилия оказалась действительно известной.
— Я тотчас разогнала назойливый рой незваных помощников и взяла дела в свои руки. Никто особенно не мешал мне, потому что никто не верил, что я смогу справиться. А когда поверили, было уже поздно, и пришлось им вновь придвинуть к своему мраморному столу в совете директоров кресло моего мужа, в котором теперь восседаю я. Вот тебя упустила, не удержала, несмотря на любовь, а деньги — все прибрала!
— Ты всегда была очень практична! — заметил не без сарказма Фролов.
— Практичность — база творчества. Без денег творчество — невоплотимая идея. Представь, и у меня была такая. В химии, как ты и предвидел, я открытий не сделала. Но я увлеклась… — Валентина замолчала, прищурив глаза, — нет, не изготовлением ядов, как подумал ты, — пошутила она, — а парфюмерией. Изготовлением духов. Я училась этому Долго и упорно. Муж занимался своими делами, а я создавала ароматические композиции. Во Франции, в общей сложности, провела больше трех лет. Но без денег моя идея была всего лишь идеей. Муж денег мне принципиально не давал. Однако он, как ты уже понял, умер. Я заняла его место в бизнесе, но страсть к духам не прошла. И теперь у меня есть небольшой бутик в пассаже Елисаветинский. И есть грандиозная задумка. Я хочу создать линию духов под названием «Строфа». Да, затея безумная! Парфюмерным балом правит Франция. У нее огромная палитра солнечных, пряных, пьяных, цитрусовых ароматов бывших колоний, своих, — фиалковых, смородиновых, сиреневых, всевозможных свежестей морских и горных. У нее есть все, но нет снежного аромата необозримых просторов России. Нет «Сребристой мглы из-под подков»…
Валентина увлекала Сергея, потому что не интересовали ее больше люстры и паласы, обеды и ужины, чистые воротнички рубашек, это из главного стало само собой разумеющимся. Теперь ее интерес простирался туда, где до нее еще никто не был.
— И вот мне пришла идея! — чуть ласково насмехаясь над собой, говорила она. — Претворить в ароматы строфу из стихотворения Блока, она мне всегда очень нравилась, может, помнишь:
