Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)
Почему он все это рассказывал Лере? Его словно прорвало.
Она догадывалась, она была почти уверена, что это с ним впервые. Позже она узнает, что не ошибалась.
* * *Гарри-отец родился в Литве, на два года раньше Леры. Его родители — педагоги на пенсии и живут в Паланге, у моря.
Они воспитывали единственного сына в строгости, почти в аскетизме. Он не знал родительской ласки — их дом был царством жестких правил и бесконечных требований, исполняя которые ты всего лишь избегал наказания, а не заслуживал награду. И только бабушка давала ему тепло, так необходимое ребенку. Гарри звал ее Мочуте-Солуте — Бабушка-Солнышко.
Она умерла, когда Гарри было пятнадцать лет.
— Странное совпадение с судьбой сына, — сказал он.
Он чувствовал себя брошенным, не нужным никому: вечно занятые родители считали сына вполне самостоятельным и не нуждающимся в их внимании. Он хорошо учился и увлекался историей — еще с бабушкиных рассказов о незапамятных временах и своих предках. Гарри с головой ушел в книги. У него не было близких друзей, он не влюблялся в девчонок.
После школы Гарри поступил в Вильнюсский университет, разумеется на исторический.
Он до сих пор не помнит, как оказался на представлении Ленинградского цирка, да еще в первом ряду…
Он восемь раз ходил на это представление. А потом поехал в Каунас и там купил билеты на все сеансы сразу. Он влюбился в акробатку.
— Нет, пожалуй, не влюбился. Я просто помрачился рассудком. Я не видел никого, кроме нее. Не мог ни о чем думать, кроме нее. Я пытался встретиться с ней, но меня прогоняли.
Только в Каунасе сердобольный клоун, которого он выловил на улице, согласился передать ей письмо.
Она вышла к нему после спектакля в условленное место. Он сказал: «Я люблю тебя». Она засмеялась: «И что дальше?» Он снова повторил: «Я люблю тебя».
Она была уже взрослой, ей было двадцать четыре, ему — девятнадцать.
Еще одно совпадение, добавил Гарри.
Она сказала: «Ладно. Покажи мне город». Они гуляли до утра по осеннему Каунасу.
Назавтра был последний день гастролей — цирк возвращался в Ленинград.
Прощаясь, она поцеловала Гарри, как целуют зрелые женщины, и во второй раз посмеялась над ним. Он сказал: «Это ничего не значит. Я научусь. Зато я люблю тебя».
Он вернулся в Вильнюс, забрал документы из университета и поехал в Ленинград.
Было начало учебного года. Он был подающим надежды студентом — его работы уже на втором курсе печатали в специальных журналах. Он был настойчив, три раза беседовал с ректором. Его приняли в Ленинградский университет вопреки всяческим правилам и дали общежитие.
Только тогда — встав на обе ноги на землю Ленинграда — он пошел искать свою возлюбленную, которая вела его, как путеводная звезда. Нет, как рок.
Когда она вышла с репетиции, не догадываясь, кто ее спрашивает, и увидела Гарри, она расхохоталась, но подошла к нему и обняла. Он, не говоря ни слова, поцеловал ее в губы. Она не смеялась больше. «Быстро ты научился». Он сказал: «Я очень способный, и я люблю тебя».
— Мы жили, вцепившись друг в друга. Мы обнимались ночью, а утром с болью разрывали объятия. Мы жили словно над жизнью. Имел значение только тот миг, когда мы встречались поздно вечером в нашей квартире. Все, что оставалось за ее стенами, переставало существовать. Все теряло смысл, кроме нашей любви… — Гарри помолчал и добавил: — Лишь через много лет я понял, что любовь и страсть — совершенно разные вещи. То была страсть. А страсть — это разрушение… Даже любовная страсть — это разрушение. Созидает только любовь…
Он успешно учился. Много работал. Ему прочили будущее ученого мирового масштаба. Параллельно с историческим он оканчивал лингвистический факультет.
Через три года жена родила сына. Она назвала его именем отца — других вариантов просто не рассматривалось.
Через месяц начался ад. Жена сидела дома с ребенком и требовала постоянного присутствия Гарри, словно забыв о существовании учебы, работы. Она не переносила, когда муж сидел за письменным столом, и находила тысячу предлогов, чтобы отвлечь его. Он стал работать в читалке, домой приходил к ночи и вынужден был порой до утра отражать ее нападки и утирать слезы. Он объяснял, увещевал, старался сделать все возможное ей в помощь, но скандалы не прекращались. Она требовала его безраздельного внимания, всего его времени без остатка.
Когда сыну исполнилось полгода, жена вернулась к репетициям, а жизнь — к прежнему ритму: до ночи работа, ночь вдвоем, расставание утром в ожидании ночи. Но в отношениях появилась трещина: столкнувшись с тем, о чем она раньше имела лишь абстрактное представление, жена взревновала мужа к науке.
— Прямо история Скотта и Зельды… — сказала Лера.
— Я тоже их вспоминал… Но у того было слабое место, у меня же не было других пристрастий, кроме работы. Меня невозможно было поколебать. — Гарри помолчал, потом усмехнулся: — Как во мне умещались две эти громадины — страсть к женщине и страсть к науке?.. Думаю, дедушка Фрейд почесал бы в затылке.
Сын рос в обстановке передовой: то смертельные бои, то перемирие. Матери он служил орудием борьбы за внимание отца, а во время коротких передышек был помехой в отношениях с мужем.
Те редкие часы, которые отец пытался посвятить сыну, мать превращала в кошмар выяснения отношений.
Нарочно ли или не осознавая, она не позволяла им сблизиться, желая оставаться единственной и для одного, и для другого. Разделяй и властвуй — это был ее принцип. Что она внушала ребенку наедине, можно было лишь догадываться. В конце концов сын стал шарахаться от отца и прильнул к обиженной половине.
Гарри-старший приобретал известность и положение в научном мире. Появился материальный достаток. Они купили вот этот дом, но жена не любила его, поскольку в нем всюду были следы ее главной и единственной соперницы — работы мужа. А Гарри все чаще уединялся тут.
Проходило время — сначала оно исчислялось днями, — и страсть брала верх над обоими. Они соединялись в бурном порыве, прощали друг другу все, и на месяц-другой воцарялась идиллия.
Потом все больше времени требовалось, чтобы разжечь огонь, все меньше становилось пламя, и все скорее оно затухало.
Однажды, в период очередной разлуки, когда Гарри жил за городом, жена нашла его в университете и объявила, что изменила ему.
Он сказал: «Хорошо». Повернулся и пошел.
Она бросилась за ним и, ожидая иной реакции, повторяла ему это снова и снова.