Анна Дэвис - Королева туфель
Три полки вверх и четыре коробки вправо: пара бело-розовых бальных туфель с радужными лентами. На этикетке написано HELSTERN & SONS. Туфли выглядели скромно и невинно. Она вполне могла надевать их на школьные балы. Интересно, устраивали балы в их аристократических английских школах? Роберт не мог представить себе Женевьеву танцующей с каким-нибудь прыщавым юнцом. Это было не в ее стиле. Она не производила впечатление девочки, блиставшей на школьных танцевальных вечерах, несмотря на красоту. Юноши безумно боялись ее. Бедняжка одиноко стояла в сторонке, в то время как другие девочки вальсировали по залу. А позже она окончательно засела дома, в то время как ее школьные подружки повыскакивали замуж за тех самых прыщавых юнцов. Но разве они что-нибудь понимали? Их потеря определенно стала его приобретением. Несмотря на то, что он сам никогда не был силен в танцах.
Соседями бальных туфель оказалась черная замшевая пара с изогнутыми каблуками, украшенная крошечными блестками, собранными в цветочные бутоны. Он зачем-то поднес к лицу одну туфельку и вдохнул аромат кожи, исходящий из ее глубины. Роберт не помнил, когда Женевьева надевала их, но видел их как-то на ее ножках. Она сидит, положив ногу на ногу, покачивает ступней и смеется.
Женевьева ни разу не надевала ботинки, стоящие на полке, расположенной ниже, но он хорошо помнил, сколько ему пришлось выложить за них. Эти ботиночки из темно-бордового атласа с цветочной вышивкой и лентами вместо шнурков олицетворяли собой моду поздних тысяча восьмисотых… Женевьева, шутя, попыталась представить ему эту покупку как удачное вложение денег, и он не станет отрицать: идея доставила ему удовольствие. До тех пор, пока он не увидел ценник…
Роберт отложил ботинки и задумался. Он понимал, дело не только в удовольствии от тайного подглядывания за частной жизнью Женевьевы, каждая из этих коробок хранила особый секрет. Если он хочет по-настоящему понять жену, должен научиться правильно истолковывать каждую свою находку. Теперь Роберт точно знал, какую пару он хочет увидеть следующей.
Вот здесь, на нижней полке, прямо в углу, находились его самые любимые туфли Женевьевы. Каждый раз, приходя сюда, он вытаскивал коробку, чтобы полюбоваться ими. Гладкая лакированная кожа, ремешок на лодыжке, аккуратная маленькая пуговка. Мыски туфель потерлись, подошвы изношены. Он ясно представлял себе ее в этих туфельках, видел, как она бегает, скачет, прыгает через веревочку. Вероятно, ей было лет восемь-девять, когда она носила эти туфли. Стоило ему представить Женевьеву маленькой девочкой с большими глазами, он буквально таял.
Девочка Женевьева наверняка примеряла материнские туфли. Она цокала каблучками по комнате, изображая из себя светскую львицу, восхищалась своим отражением в зеркале. Он помнит, его сестра вела себя так же, когда они были детьми. Наверняка все девочки играют в эту игру. Но Женевьева продолжает играть в нее и по сей день.
Роберт какое-то время молча разглядывает туфельки Мери Джейн, наслаждаясь сокровенностью тихих мгновений. Он улыбался самому себе и радовался этой улыбке.
12
У Марселя были длинные, невероятно подвижные желтые пальцы; ударяя по клавишам рояля, он виртуозно сплетал паутину из звуков. Его запястья почти не двигались, плечи и спина сгорбились после бесчисленных часов, проведенных за игрой, ноги сильно затекли. Долгие годы он сидел на стуле, который был слишком высок для него, а к тому времени, когда узнал об этом, было уже поздно менять привычки. Старик приобрел манеру вглядываться в лица людей, словно перед ним были ноты на нотном стане, и пытался расшифровать их близорукими глазами. По правде говоря, игра на рояле медленно разрушала его. Но в этом была его жизнь.
Марсель не многим нравился, но Лулу любила его. Он был немногословен, но ей и не требовались доверительные дружеские беседы. Музыкант всегда появлялся вовремя и не пытался затащить ее в постель. Он умел играть. Иногда, прислонившись к роялю и беря высокие ноты, она бросала взгляд на его паукообразные пальцы, двигающиеся по клавишам, от этого зрелища ее пронзала ледяная дрожь, навевая воспоминания о ночах, когда она зарабатывала несколько франков, демонстрируя грудь развратным старикам на бульваре Монпарнас. Туманные ночи остались в далеком прошлом, однако ее манеры ненамного изменились с тех пор. Она бросила стариков, когда познакомилась с артистической богемой. Художники были небогаты, но, если позировать обнаженной, покупали еду и выпивку и давали приют на ночь. Затем Лулу встретила Кэмби, который усадил ее перед зеркалом и принялся накладывать макияж, при помощи темных теней, белой пудры и красной помады создавая удивительный кошачий взгляд и чудесную мушку, которые впоследствии стали ее визитной карточкой. Теперь она предстала перед миром, как «Лулу с Монпарнаса», истинное лицо Современности.
Несколько ночей в неделю Лулу пела в «Койоте», старом и довольно тесном баре на рю Деламбре, недалеко от станции метро «Ваван», и с превеликим удовольствием наблюдала за туристами, которые теперь каждый вечер наводняли Квартал, слоняясь по бульварам Монпарнас и Распай, сбиваясь в тесные компании в крупных кафе с террасами и в новых американских барах. «Койот» всегда оставался территорией известных представителей богемы — художников, актеров, писателей, хотя теперь здесь все чаще появлялись богатые навязчивые поклонники, в основном из США и Англии. Многие приходили, чтобы поглазеть на известных художников и писателей, завсегдатаев «Койота», но большинство все-таки мечтали услышать ее пение. Лулу стала знаменитостью — Королевой Квартала. Именно благодаря ей «Койот» вернул былую популярность. В «Куполе» для нее постоянно был заказан отдельный столик. Месье Селект любезно улыбался, когда Лулу входила в его заведение, бесплатно подавал валлийские гренки с сыром, и ей даже не приходилось просить об этом работника, стоящего у маленькой плиты за барной стойкой. Она стала самой популярной представительницей артистической богемы в Париже. И Кэмби не стоило забывать об этом.
И вот он здесь, за стойкой бара, вместе с Кислингом попивает Remy Martin. Лоран, одноглазый бармен, обладатель ордена Мужества, наливал артистам рюмку за рюмкой в крохотные стаканчики в виде наперстков, поставив бутылку на барную стойку. Войдя в бар, Кэмби нахально ущипнул ее за зад, но теперь был полностью поглощен разговором с Кислингом и не обращал на Лулу никакого внимания.
Она закусила губу и нетерпеливо отстукивала ритм по полу. И как только этот ублюдок может все время сидеть, повернувшись к ней спиной? Что он о себе возомнил? Неужели думает, что она — какое-то мелкое ничтожество, которое можно выбросить, когда взбредет в голову? Нет, с ней этот номер не пройдет, Лулу этого не потерпит!
