Ирина Лазарева - Фасад страстей
Он выслушал Элю, не перебивая, затем уронил голову на грудь, сел в кресло и прикрыл лицо рукой, являя собой олицетворение раскаяния.
— Прости, — произнес он голосом трагика. — Ты права, я негодяй, но только не по отношению к тебе. Мне так тяжело, вся моя жизнь — отрава, в душе черно и пусто как в выжженном поле, а поделиться не с кем. Нет у меня ни единого близкого существа. Я ведь тоже человек и нуждаюсь в истинной любви. Неужели я не могу быть счастлив? Мне показалось, что у нас с тобой может что-то сложиться…
Он продолжал сокрушаться, горько жаловался на свое одиночество, отстаивал личное право быть понятым и любимым — до тех пор, пока Эля не почувствовала себя бессердечной черствой эгоисткой, лишенной чуткости, любви к ближнему, элементарного сострадания.
Ей захотелось утешить несчастного, она подошла и погладила его плечо. Прикосновение произвело живительное действие: страдалец вскочил, порывисто обнял Элю и как бы в порыве признательности за проявленное милосердие покрыл ее лицо, шею и плечи пылкими поцелуями. Она от неожиданности оторопела, затем попыталась его оттолкнуть, но он держал ее крепко, прижимал к голой груди, поцелуи его были свежими, кожа горячей и гладкой, от него исходило неотразимое притяжение сильного мужского тела, ошеломляющее для женщины, которая длительное время не имела сексуальных отношений.
Эля задрожала и ощутила, как все ее существо согласно отзывается на мужскую ласку, острое желание мгновенно лишило ее воли и сил, скоро она ослабела совершенно и почти повисла у него в руках. Он подхватил ее под коленки и понес в каюту. Она, забывшись окончательно, целовала его с голодной страстью, ему приходилось отклонять голову, чтобы видеть ступеньки, ведущие вниз, и, когда он спустился, очутился со своей ношей прямехонько перед Владой — та как раз собралась подняться на палубу.
Последовала немая сцена. У Станислава опустились руки, а ноги Эльвиры сползли на пол, хотя она еще продолжала обнимать несостоявшегося любовника за шею, а ее лицо и губы алели от поцелуев.
— Что ж ты встал? — с сарказмом спросила Влада. — Продолжай, если Эля не против. Я пока на палубе посижу. Посторонись, дай уйти от тебя на свежий воздух.
Эля, еще не отошедшая от бурных переживаний, повернула голову к Станиславу и ужаснулась тому, что увидела. Он пытался изобразить покаяние, но сквозь лицемерную маску заблудшего грешника проступало плохо спрятанное торжество. Ему уже не требовалось продолжения, спектакль был сыгран и окончен в точке кульминации, возможно, не так как был задуман с самого начала, но вполне подходяще для автора.
Эля отступила на шаг, глядя на него с таким выражением, что он невольно заслонился рукой:
— Только без мордобоя, девочки, я все-таки дорожу своим фейсом, не бог весть что, но собирал, можно сказать, по частям, нудное занятие, доложу я вам, а вы привычку взяли колотить почем зря…
— Заткнись, урод! — завизжала Эльвира.
Она чувствовала себя оплеванной, растоптанной; взыгравшие женские силы, не найдя естественного выхода, вылились в бешеную вспышку. Она готова была убить охальника, жестоко надругавшегося над ее чувствами.
— Ну, знаете ли, — возмутился тот, — я, конечно, не красавчик Антон, но назвать меня уродом…Это уж слишком! — Он расплылся в улыбке. — Лукавишь, Элечка, не ты ли меня страстно целовала минуту назад?
— Влада, я убью его, — расплакалась Эля. — Он издевается надо мной. Он издевается над всеми нами, разве ты не видишь? Он вконец испорченный, бездушный человек.
— Новые оскорбления! Вы меня приводите в отчаяние: я стараюсь, лезу из кожи вон с первой минуты вашего приезда, а в ответ одни упреки и побои.
— Не паясничай! — рыдала Эля. — Вези нас на берег. Влада, соберем вещи и немедленно съедем — в отель, в другой город, все равно куда, лишь бы подальше от этого мерзавца. Ты правильно сказал, Стас, — душа твоя черна и пуста, ты погибший, конченый человек, чему ты радуешься? Тебе молиться надо!
Влада надвинулась на хозяина:
— Ты освободишь проход? От тебя смердит, меня сейчас действительно вырвет, дай глотнуть воздуха.
Велехов не стронулся с места. В глазах его сверкнули злые огоньки:
— А знаешь, я согласен, верная характеристика! Я в точности такой, как вы говорите: конченый, пропащий, с выжженной душой. Уж простите, не очаровываю! А что тебя так возмущает? Чего ты ждала от человека, у которого ваша семейка отняла все самое дорогое, все, ради чего живет человек: любовь, дружбу, родных?.. Ты знаешь, как умирала моя мать? А как умирала моя сестра, тоже не знаешь?.. Твой муженек тебе не рассказывал? Милосердие проявил к любимой женушке, оградил от живописания зверств, насилия, крови и трупов, чего уж там, дела житейские, повседневные, прекрасного пола не касаются, не комильфо, так сказать…
Влада попятилась от него. У Эли мгновенно высохли слезы:
— Что он говорит, Влад?.. Что за ужас?!.. Стас, замолчи…нельзя говорить такое!..
— Так не рассказывал? — продолжал тот наступать на женщин — все трое снова оказались в большой каюте. — Поскромничал твой Альберт, подвиги свои утаил, или ты прикидываешься, что ничего не знаешь?
Влада вдруг закричала ему в лицо — страшно, протяжно, некрасиво перекосившись, — и потеряла сознание. Велехов едва успел ее подхватить, иначе она ударилась бы о мебель.
Эля от потрясения застыла с открытым ртом.
Станислав держал на руках Владу и не предпринимал никаких действий. Весь его облик сразу изменился, выражал подлинное страдание, агрессия и все наносное исчезло без следа, он сник, осунулся, смотрел в лицо бесчувственной женщине со жгучей тоской.
Эля опамятовалась и потребовала положить сестру на диван, но безуспешно: выпускать Владу из рук он определенно не хотел или попросту не мог, такое у Эли сложилось впечатление. Теперь она боялась его не на шутку и голоса не повышала, хотя находилась в паническом состоянии.
— Стас, да что же ты стоишь? Положи ее, надо немедленно плыть к берегу! — тщетно взывала к нему Эля.
Она бросилась в камбуз, в гальюн, лихорадочно выдвигала ящики, рылась в шкафчиках, надеясь отыскать аптечку. Прибежала обратно ни с чем. Он все еще стоял посреди каюты как истукан.
— У тебя есть нашатырный спирт? Да очнись же, Стас! Замучаешь ее вконец! Герой, нечего сказать, свершил правосудие! Нет в тебе ни капли жалости. Ее-то за что? Мы действительно ничего не знали. Эх ты, мститель!.. Да положи ты ее, боже мой!
Ей наконец удалось до него достучаться. Он опустил Владу на диван и сразу принес контейнер с лекарствами, извлек оттуда бутылочку с нашатырем. Пузырек откупорили и дали понюхать Владе. Увидев, что она приходит в себя, он поднялся на палубу и запустил двигатель.
