Ирина Кисельгоф - Холодные и теплые предметы
Завидуйте!
* * *Мы поехали за город. На автобусе. Мы поднимались по отвесной горе, как альпинисты, нашей альпинистской веревкой стали наши руки. Ладони замком, как карабин. Кошками были наши ступни. Я не занимаюсь спортом, но я летела вслед за Шагающим ангелом как на крыльях. Моих сиреневых крыльях. По пути наверх, который он проложил. Ангел вел меня к своему водопаду.
– Там озеро, – сказал он. – Оно похоже на твои глаза.
Когда ты любишь, тебе помогают все. Даже природа, живущая своей обособленной жизнью. У тебя открывается третий глаз, и ты начинаешь понимать ее язык. Третий глаз открывается тогда, когда ты смертельно устал от своей правильной жизни. Ты шел, шел так далеко и так долго, что смертельно устал. И вдруг увидел фиалки в траве или как стая птиц клюет красные ягоды терна. Это хорошо знают японцы. Когда нужно остановиться и как увидеть то, что никогда не замечал. Синтоизм в их крови, он встроен в их ДНК пантеоном древних богов в те времена, когда деревья и травы хотели разговаривать. Разговаривать с человеком.
Поднимаясь по отвесной горе, ты цепляешься за ветви деревьев. За барбарис. Его старые, седые стебли могут сломаться, и надо хвататься за молодые, цвета умбры и охры. Они выдержат. Знаете, что это значит? Надо успеть увидеть фиалки в траве, иначе можно сломаться, как старому барбарису.
Озеро такое глубокое, что не видно дна. Сверху в него втекают чьи-то слезы сплошным потоком, разлетаясь искрящимися солнцем брызгами. Озеро плачет в ответ узкой, извилистой горной речкой. Темной, изломанной, бурной, с тяжелыми валунами у порогов. Если встать у самого водопада и взглянуть вверх, можно увидеть радугу. Повертеть головой и увидеть сотни, тысячи радуг. Так чьи-то слезы могут принести наслаждение своей красотой.
Озеро в горном разломе такое глубокое, что не видно дна. Его вода темная и такая ледяная, что от нее стынут руки – до обморожения. Если прыгнуть в ледяное озеро с головой, можно умереть от внезапной остановки сердца. Медицине известны такие случаи.
– Видишь камни под водой? В самом центре? Они похожи на звезду, – сказал Шагающий ангел. – Озеро со звездой похоже на твои глаза.
Я молчу. Потому что еще никто никогда не сравнивал мои глаза со звездным горным озером. У меня комок в горле. Я ничего не могу ответить.
– Ты рисовала когда-нибудь розу ветров? – спросил Шагающий ангел. – У тебя на радужке роза ветров. Вокруг зрачка. Зеленая роза ветров на мокром песке у берега моря.
Я никогда не замечала чужих глаз. Я даже не помню глаз моих знакомых. Я только сейчас поняла, что такое смотреть в глаза другого человека. Я смотрю в его синие глаза и вижу его розу ветров. У него радужка цвета предгрозового неба. У нее обрывистые края, она проваливается к зрачку, уносясь в его темноту. Его роза ветров раскручивается от зрачка, разлетаясь сиреневыми протуберанцами. Она настоящая, всамделишная. Я видела ее раньше, только не поняла. У него с рождения в глазах отражение моих крыльев. Это мой Шагающий ангел, я поняла это в ту же секунду.
– У тебя тоже роза ветров! – смеюсь я. – В твоих глазах. Как у меня!
– Не может быть, – удивляется Шагающий ангел.
– Посмотри, – я протягиваю ему зеркальце. – Мои глаза – отражение твоих.
Мы смотрим, то друг другу в глаза, то в зеркало, и смеемся, как балетные цыплята на детском утреннике. Зеркало открыло нам глаза на самих себя. Божественное бронзовое зеркало Аматэрасу – богини солнца в синтоизме. Это ее свет мы получаем внутриартериально и внутривенно в неограниченных, бесконечных объемах. На священном древе Сакаки бронзовое зеркало Аматэрасу занимает место на самой вершине. Выше нет никого и ничего.
В каждом нормальном человеке живет ребенок. Ребенок не живет только в зомби. Жизнь ударила зомби тяжелой кувалдой по голове. Он ведет правильную жизнь, не говорит, не делает и не думает глупостей. Глупости делают нормальные люди из мяса и костей. Нормальным людям нужно, чтобы их понимали, даже если они выглядят при этом полными идиотами. Их прямая речь – это речь без изысков. Нормальные люди имеют право на ошибку. Они дурачатся и ошибаются в любом, даже преклонном возрасте. Они просто нормальные люди. Они становятся ненормальными, когда влюбляются. Тогда нет никаких законов и старых привычек, кроме права на ошибки и глупости.
Я даже не знаю, красивый Игорь или нет. Это совсем неважно. Я где-то вычитала, что красивые люди красивы одинаково, а некрасивые некрасивы по-разному. Потому мне на это наплевать, так же как наплевать на его статус и отсутствие денег. Я хочу, чтобы моя любовная лодка разбилась о быт. Если я не буду этого хотеть, мне никогда не привязать сокола крепкой веревкой.
Есть только одна вещь, о которой мне не хочется вспоминать, не хочется думать ни под каким видом. Я затолкала ее в особый сундук моей памяти. Закрыла на большой амбарный замок и отряхнула руки. Я хочу свой кусочек счастья. Хочу до смерти! Меня хоть кто-нибудь понимает?
Он расстелил рубашку на траве. У его рубашки будет мой запах, запах нашей перекрестной нежности. Память о внутриартериальном вливании света. Я даже не заметила, как внезапно перестала думать, осознавать себя. Я была уже не я. Мое сердце выстрелило Шагающим ангелом, и он помчался по моему телу, чтобы снова вернуться назад. На свое место. В мое сердце. В самое яблочко.
Мы стояли у моего подъезда, взявшись за руки. Ладони замком, как карабин.
– Не стирай рубашку, – шепнула я ему на ухо.
– Не буду, – пообещал Шагающий ангел.
Он коснулся рукой своего уха. Оно пылало от ожога. Я обожгла его своим дыханием. Нарочно.
Глава 10
Димитрий бросился качать пресс как одержимый и стал ходить в тренажерный зал. Ни с того ни с сего решил делать себе талию. Флаг в руки!
Я застала его с гантелями; он орал как сумасшедший, что я за ним шпионю. Я повертела пальцем у виска. Потаскал бы всю ночь мешки по пятьдесят килограммов каждый, образовалась бы не только талия – извилины стали бы извилистей.
Мне жаль женщину, которая была его женой. Очень.
– Почему ты развелся? – спросила я его.
– Не твое дело! – отрезал он.
Я улыбнулась, он опять взбесился.
– Я изменял ей. Направо и налево, – сказал он и тут же пожалел: – Кроме тебя, у меня никого нет. Ты не думай.
Я и не думаю. Флаг в руки. Мне же легче. Был бы повод избавиться. А это прекрасный повод. Оскорбленная женщина уходит навсегда. Что может быть красивее?
Он завел моду звать меня инфантильной без всякой причины. В довершение ко всему напрямую попросил меня переехать к нему. У меня все внутри оборвалось. Только этого не хватало! Я срочно включила стерву.
– Мне нужно личное пространство, – холодно сказала я. – Я так привыкла. Привычки сложно перебороть. Для этого необходимо время.
