Келли Дориен - Женские тайны
— Если бы ты была ему другом, то оставила бы его в покое. У него еще есть шанс чего-то добиться.
— Ладно, давай на этом остановимся. — Дана решила поставить точку. — Забудь, что я просила тебя о помощи, я, должно быть, совсем сошла с ума. Справлюсь сама.
Тем же вечером в начале одиннадцатого Дана ехала к домику Кэла. Ночной воздух был сырым и тяжелым от непрерывного дождя. Дана петляла по темной проселочной дороге и вспоминала разговор с матерью.
Она считала, что готова к отказу, но ошиблась. Потерять последнюю надежду нелегко и болезненно.
Она всегда, с самого детства, знала, что мать ее ни во что не ставит. Было, конечно, больно и обидно, но отец любил ее безоговорочно, поощряя найти свою звезду и стремиться к ней.
После его смерти Дана оказалась предоставленной самой себе и потеряла опору. Она старалась привлечь к себе хоть малую толику внимания матери, но та замечала лишь плохое. Отчасти Дана могла понять ее, однако нестерпимо сознавать, что Элеонор Дивайн хочет, чтобы она потерпела неудачу.
В доме Кэла горел свет, и ей стало легче… Как-то теплее, что ли.
Она вышла из машины. Кэл уже ждал ее. Он обнял Дану, потом приподнял ей подбородок и заглянул в глаза.
— Ты в порядке?
Она кивнула и высвободилась из его объятий.
— Давай я разуюсь, а то перепачкаю весь пол.
— Я не волнуюсь за свой пол. — Он взял у нее куртку и повесил на вешалку. — А вот за тебя наоборот.
Она сняла сапоги, и он настойчиво всунул ей в руки кружку.
— Горячий шоколад поможет расслабиться, — пояснил Кэл в ответ на ее вопросительный взгляд. — А теперь идем посидим у огня.
Она устроилась рядом с Кэлом, сделала глоток и вздохнула.
— Чудесно.
— Спасибо. Тяжелый день? — Вопрос прозвучал почти по-семейному и говорил о той эмоциональной близости, о которой Дана очень мало знала и очень боялась узнать. На глаза ее набежали слезы.
— Как обычно, — ответила она почти таким же непринужденным тоном.
— Что-то я в этом сомневаюсь.
Она боялась сказать что-нибудь еще, потому что тогда плотину прорвет, и все хлынет наружу: осознание, что она недостойна материнской любви, страх, что она влюбляется в Кэла, и ужас оттого, что все, чего она упорно добивалась, к чему стремилась, рушится.
— Нет, ничего, просто я… я…
Слезы потекли из глаз, и их было уже не остановить.
Кэл взял у нее кружку и поставил на журнальный столик, потом ласково и бережно обнял Дану.
— Все будет хорошо… что бы это ни было, — сказал он.
В колыбели его объятий легко в это поверить. Когда слезы иссякли. Дана заговорила…
Кэл смотрел на Дану, свернувшуюся калачиком рядом с ним на диване. Ему хотелось узнать ее прошлое, и он узнал. Знание причиняло почти физическую боль.
Он воспринимал любовь своей семьи как данность. Правда, они с Митчем не всегда сходились во мнениях, а Хэлли беспокоилась, что он становится неким бесчувственным чурбаном, но, как бы там ни было, они были семьей. Дана же, имея сестру, брата и мать, была страшно одинока. До сих пор.
Теперь у нее есть он, готова она признать это или нет.
Не считая той встречи с Макни, никто из посторонних еще не видел его с Даной. Кэл полагал, что существует два образа жизни: в тени, как предпочитали Ричард Макни и его прихлебатели, и открыто, на виду. Выйдя на свет, Кэл вполне может потерять место начальника полиции, зато сохранит самоуважение. Если повезет, он также завоюет любовь Даны Дивайн. А это стоит любых жертв.
Дана проснулась, как от толчка. Около полуночи Кэл привез ее домой. А сейчас… сколько же сейчас? Она прищурилась, вглядываясь в цифры будильника. Ага, около половины второго.
Что-то разбудило ее. Она полежала тихо, прислушиваясь, но ничего не услышала. Через несколько напряженных мгновений Дана убедила себя, что ей все показалось, и расслабилась. Едва она закрыла глаза, это раздалось вновь… женский смех, отдаленный, призрачный.
— Привидений не бывает, — прошептала она.
Смех повторился. Дана нахмурилась, откинула одеяло, встала и на цыпочках направилась к лестнице. Дверь внизу была чуть приоткрыта, сквозь щель виднелся свет.
— Мистика, — пробормотала она. Вандервурт всегда в это время уже спит. Заинтригованная, она сошла вниз и распахнула дверь. Женский смех раздался вновь.
Она узнала голос.
В гостиной танцевали Оливия Хокинз и Лен Вандервурт. Отсутствие музыки их, похоже, нисколько не смущало. Лен смотрел на Оливию так, словно она была самым удивительным, самым драгоценным подарком.
Как же Дана тосковала по такой любви!
Но ее мать права, она Кэлу не пара. Она не та женщина, с кем не стыдно появиться на людях. На глазах выступили слезы.
Вот так свободно и открыто любить — недосягаемый рай.
Она стояла в старенькой ночной рубашке, с мокрыми глазами и растрепанными волосами, ухватившись за перила, и чувствовала, как сжимается от боли сердце. Спустя минуту, даже не повернув головы, Оливия произнесла:
— Все в порядке, можешь возвращаться в постель, дорогая.
Дана выдавила смущенное «хорошо» и торопливо ретировалась к себе в мансарду.
Кэл кое-чему научился у Даны: он разработал план, и план совсем неплохой. По крайней мере, ему нравился. Прошла неделя с той ночи, когда она, наконец открылась ему. Всю эту неделю он ежедневно посылал цветы в салон и в Пирсон-хаус, помогал Дане с ремонтом и часами беседовал. А она, раз начав, уже не могла остановиться и все говорила, говорила. Кэл никогда не думал, что будет счастлив, слушать женскую болтовню.
Сегодня вечером он приступает к завершающему этапу своего плана, предложению, которое включает шампанское, официальную форму одежды и медленные танцы. Для любой женщины посещение вечеринки элитарного Уэстшор-Кантри клуба было пределом мечтаний.
Но Дана — это Дана. Гордая. Решительная. Упрямая. Ужасно упрямая.
Это была ежегодная вечеринка, проходящая в старом особняке за городом. Формально — сбор денег для местных благотворительных организаций, на деле же — увеселительное мероприятие, где собирались, чтобы отдохнуть и развлечься.
Этим вечером Кэл принес бутылку вина, жареную камбалу и французский батон на обед. Они с Даной приспособили под столовую «Эдем», стены которого теперь представляли собой роскошные, экзотические джунгли с лианами до потолка. Его сестренка хорошо знает свое дело.
— Спасибо, что позаботился о еде, — поблагодарила Дана. — Кажется, днем я забыла перекусить.
Он улыбнулся: это, должно быть, чисто женское. Мужчины поесть, никогда не забывают.
— Ты не помнишь, ела или нет?
