Марти Леймбах - Умереть молодым
Виктор разыскивает в холле Аннабель и просит немедленно приготовить ему скотч. Аннабель появляется с бокалом на подносе. Виктор задает ей вопрос:
– Аннабель, вы давно знакомы с Гордоном?
– Не помню. Год, наверное, – отвечает девушка. По сравнению с ее улыбкой все другие улыбки кажутся фальшивыми.
– Я с удовольствием заплатил бы вам гораздо больше, чем Эстел, только бы вы согласились выпить с нами.
– Аннабель не рабыня, Виктор, – с негодованием прерывает его Эстел.
– Я не пью, – извиняющимся тоном отвечает ему Аннабель.
Теперь моя очередь удалиться по малой нужде. У Виктора с Гордоном устанавливаются сложные отношения: то ли дружба, то ли вражда, не разберешь. Виктор расточает ему комплименты по поводу его дурацкого твидового пиджака. Расспрашивает, кто его портной, говорит, что без ума от компьютерных игр, и от «Чужой территории», в частности. Это вранье.
– Давно собираюсь купить компьютер, – объясняет Виктор, – но их все усовершенствуют и усовершенствуют, – трудно выбрать.
– Это верно, – соглашается Гордон, кивая. Небрежно держит свой бокал, поставив его на коленку. Виктор курит сигарету за сигаретой, и лица Гордона почти не видно в клубах дыма.
– Мне нужна операционная система более совершенная, чем у персонального компьютера.
– Купите триста восемьдесят шестой микропроцессор, винчестер большой емкости, ВАКС, – предлагает Гордон, наклоняясь к нему.
– Не уверен, что мне нужен персональный компьютер. Мне нужен такой компьютер, который сможет работать с глобальной вычислительной сетью, чтобы я мог передавать любую информацию… Понимаете?
– При нынешней технологии передача данных – не проблема. И каждый имеет доступ к вычислительной сети.
– Это верно, – соглашается Виктор. Он с такой силой бьет по столу ладонью, что все предметы на чайном подносе подпрыгивают. – Вы правы, Гордон, но все эти компьютеры слишком медленно работают. При частой связи с другими галактиками могут, к примеру, возникнуть непредвиденные задержки.
– Вы надо мной смеетесь, – говорит Гордон.
– Немного, – соглашается Виктор, кивая ему. – Вы мне так нравитесь, что я, пожалуй, выпью глоток вашего вшивого портвейна.
– Польщен.
– Тебе станет плохо, – предупреждает Эстел, наполняя его бокал.
С террасы, на которой мы сидим, открывается очень красивый вид. Завороженно смотрим на безукоризненно чистую лужайку. На ней несколько статуй, которые я сначала не разглядела: каменный олень как бы пасется на берегу пруда у искусственного водопада. Сейчас водопад замерз. И там же еще несколько животных, которых Эстел называет «наземными»: ежик, белка, бурундук, дикобраз.
– А почему нет муравьеда? – спрашиваю я.
– Или морской свинки? – подхватывает Гордон. Виктор поворачивается к Гордону:
– Морской свинки? – переспрашивает он.
– Я люблю свой сад, – рассказывает нам Эстел, когда мы после экскурсии по дому возвращаемся на веранду. Наливает мне свежего чая. Я нервничаю, поэтому сметаю все оставшиеся на подносе сэндвичи. – Сад я люблю даже больше, чем дом, – говорит Эстел. – Два мужа похоронены под кустами азалий. Один вон там, между пихт. Захоронены, конечно, урны.
– Назначение места жительства – вот что главное. Я бы, например, чувствовал себя униженным, если бы ты упрятала меня под птичьей кормушкой, – поддразнивает ее Виктор.
Проходит не меньше минуты, прежде чем до Эстел доходит смысл его слов. Она смеется, тряся головой, прищелкивая языком.
– Разве не чудо – здесь, в этой стране, настоящий английский парк? Я всю жизнь была горячей поклонницей английских парков. Может, в прежней жизни у меня был такой парк? – размышляет Эстел. Опять принимается за цветы, подгибает лепесток фуксии и ногтем делает на нем складку.
– Как красиво! – восхищаюсь я.
– Действительно прекрасно, – подхватывает Виктор.
Входит Аннабель с очередным бокалом на подносе. Виктор просит ее принести сюда эту проклятую бутылку.
– Дом этот полон чудес, – говорит Гордон. – Хотелось бы мне иметь такой.
Виктор, окинув лужайку безразличным взглядом, сосредоточивает все внимание на Эстел.
– Хотелось бы мне, чтобы эти «земные» ожили. Какое ты имела право делать их каменными? Это самое настоящее преступление, – говорит он.
– Возьми этот цветок, – протягивает ему Эстел розу.
– Во дворцах тоже существуют лабиринты, правда? – спрашивает Гордон.
– По-моему, существуют только сборщики налогов, – парирует Виктор.
– Ты издеваешься над тем, что я люблю больше всего, – надувает губы Эстел.
– О Эстел, – с пылом обращается к ней Виктор, – это очаровательный лабиринт. Я так рад, что мне выпала неслыханная удача: еще раз увидеть его своими глазами. Очень впечатляюще. Перенесен сюда из глубины веков.
– Я посадила эти кусты двадцать пять лет назад. У кого еще на исходе двадцатого века увидишь ты лабиринт времен династии Тюдоров? Это такая же экзотика, как бассейн в спальне Цезаря. Как без него обойтись? А мой лабиринт в наши дни не менее прекрасен, он разрастается. Лабиринт существует!
– Мне твой «глинфидик»[10] нравится, – говорит Виктор.
– Гордон как-то раз потерялся в лабиринте, правда, Гордон? – обращается Эстел к Гордону, похлопывая его по руке.
– Сто лет назад. Мы говорим о далеком прошлом, – отвечает Гордон.
Виктор молча смотрит в окно. Не желает продолжать разговор. Я уже знаю, что мысленно он оценивает сложность тюдоровского лабиринта Эстел.
– Не похоже, что лабиринт такой уж запутанный, – произносит он наконец.
– Только потому, дорогой, что ты смотришь на него сверху, – возражает Эстел. – Отсюда хорошо видны все дорожки, поэтому, конечно, он кажется таким простым. Ведь сверху ясно, куда сворачивать, все очень просто. Но как только спустишься вниз, вступишь в эти зеленые стены, тут же потеряешься, дорогой, поверь мне.
– Не верю, – Виктор крутит в руках свой стакан.
– Что ж, тогда попробуй, – предлагает Эстел. – Попытай счастья. Ты ведь любишь испытывать судьбу.
– Так и сделаю, – отвечает Виктор. Допивает виски и ставит стакан на стол. Долго рассматривает ленту лабиринта внизу, на лужайке, и, по-моему, пытается запомнить его ходы. Потом заправляет в брюки рубашку и говорит:
– Пойдешь, Гордон?
– Останусь здесь, постараюсь очаровать этих двух дам, – отвечает Гордон, указывая на нас с Эстел. Кладет руку на спинку моего стула.
– Позволить тебе такое! – восклицает, смеясь, Виктор. – Ты просто отравился этим гнусным портвейном. – Он бьет Гордона по плечу, а Гордон притворяется, что защищается от его ударов.
