Марго Романова - Тайга
— Если у вас все хорошо, то мы, пожалуй, пойдем, — потянул свою спутницу за длинный рукав парень.
— Конечно, конечно. Спасибо за беспокойство, — поторопился избавиться от парочки Николай. Ему очень хотелось вновь увидеть берегиню. Почувствовать то спокойствие и умиротворение, которые исходили от нее, успокаивая, даже убаюкивая его. Так комфортно и уютно он чувствовал себя только в далеком детстве, когда мама была жива и жизнерадостна, когда она громко смеялась и шутила. Его взгляд вновь упал на кувшинки. Взяв один цветок в руки, он понюхал его. Сквозь неприятный болотный дух пробивались свежие, душистые нотки. Так и в жизни, подумал он. Среди груды стекляшек всегда можно найти бриллиант, и даже на самом дне жизни можно отыскать порядочного, не испачканного окружающей его грязью человека.
Николай оглянулся. Убедившись, что беспокойная парочка скрылась из поля видимости, он оглянулся по сторонам. Горизонт был чист и прозрачен. Ни звука, ни дуновения ветерка кругом.
— Возвращайся, они ушли, — жалобно попросил он и сам удивился просящей интонации, проскользнувшей в его голосе. Но воздух по-прежнему оставался прозрачным. И тут ему стало настолько страшно и тоскливо, что захотелось кричать.
Он сел прямо на сырую землю и отчаянным взглядом уставился на фотографию. Здесь мама была совсем молодой, лет двадцать пять, не больше. Потом она перестала фотографироваться, объясняя это тем, что плохо получается на пленке. Поэтому, когда мама умерла, они с отцом долго не могли найти подходящий снимок. Отчаявшись отыскать хоть что-то, 18-летний Николай вспомнил, что, будучи ребенком, он спрятал одну ее фотографию. И каждый вечер после традиционной сказки на ночь, оставшись один в темной комнате, клал ее под подушку. Так ему было спокойно и совсем не страшно. Так ему казалось, что мама рядом с ним. Он долго вспоминал, куда делась эта карточка. Предположил, что мог засунуть ее в наклейки, которые коллекционировал в детстве, самое ценное, что у него тогда было. В железной коробочке из-под конструктора, под грудой пожелтевших и растрескавшихся наклеек он нашел то, что искал.
— Где же она, мам? — сдавленным голосом спросил он у фотографии. Так и не дождавшись ответа, он тяжело встал, сгреб в пригоршню кувшинки, к тому времени уже заметно пожухшие, и медленно побрел к выходу.
* * *— Стой, остановись! — услышала Рябинушка грубый женский голос. — Мне нужно поговорить с тобой.
Не глядя, берегиня сразу поняла, кто хочет с ней пообщаться.
— Не о чем нам с тобой разговаривать, — сухо ответила она.
— Не скажи, — насмешливо протянула Верло. — О суженом твоем посудачить хотела. Тайга то, видимо, не знает про твою тайную страсть.
— Не знает, — тихо прошелестела Рябинушка. — О суженом? Что ты хочешь этим сказать?
— То и хочу, — издевательским тоном продолжила ведьма. — Нагира пророческие камни на вас раскинула. Выяснила, что суждено вам вместе быть. Он для тебя создан, а ты — для него. У вас одна судьба.
— Как же у нас это получится! — вспыхнула ярким румянцем берегиня. — Ведь он человек, а я лесная фея.
— Мы можем тебе помочь, — чуть-ли не по буквам выговорила Верло.
— Вы? — изумилась Рябинушка и, наконец, посмотрела в морщинистое лицо ведьмы. — Странно слышать от тебя подобные слова. Да и что вы можете сделать?
— Превратить тебя в человека, — закатив к небу желтые глаза, ответила ведьма.
Не в силах выговорить ни слова, берегиня испуганно смотрела на ведьму. Сильный ветер развивал ее волосы, нежный румянец ровно лежал на прекрасном личике. Верло даже залюбовалась ею. Но уже через секунду ведьму обуяла жгучая ненависть. Ее всегда бесило, угнетало чувство своей ущербности. Она никогда не смотрелась в водную гладь озера, потому что боялась лишний раз увидеть там свое уродливое отражение. В юные годы она страстно завидовала берегиням, прекрасным, невесомым, наивным существам. Казалось, что у них есть все, о чем только можно мечтать: красивая внешность, верные подруги, любящая мать. У нее не было ничего из этого. Только длинный уродливый нос, маленькие, глубоко посаженные глаза, низкий лоб и вечно спутанные серые патлы. С годами зависть трансформировалась в ненависть и желание отомстить берегиням. Красота — это великий дар, считала она, и за него нужно платить.
— Это невозможно, — с трудом выдохнула берегиня.
— Для нас невозможного нет, — пожала костистыми плечами ведьма. — Нужно лишь добыть человеческое сердце, еще живое трепещущее, и вставить его в твою грудь.
— Но… так же нельзя, — отшатнулась от ведьмы берегиня. — Человек тогда умрет, а мы не имеем права… мы не можем… он ведь живой.
— Какое тебе дело до этих мерзких людишек, — сморщила брезгливую гримасу ведьма. — Они все подлые, мелочные, глупые и очень слабые. Они ничего не могут, кроме как создавать бессмысленную суету. Одним меньше, одним больше. Какая разница! Их, что муравьев, не пересчитаешь. Подумаешь, умрет! Да никто этого даже не заметит. Зато ты будешь счастлива. Не то, что все твои сородичи. Ты у любой из своих подружек спроси, хорошо ли им в одиночестве века коротать? Да они бы все отдали, чтобы вновь оказаться в объятьях своих любимых. Сколько раз я слышала, как вы плачете по ночам. Отчего, спрашивается? Да от несчастной любви! Я тебе царское предложение делаю, и только из самого доброго к тебе отношения. Нравишься ты мне. Не знаю — почему, но это так. Особое у меня к тебе отношение, вот и решила позаботиться о твоем будущем. Чего молчишь? Соглашайся!
— Я не могу, — с трудом разлепила ссохшиеся губы берегиня. — Это неправильно. Хотя… не знаю, ничего не знаю.
— Ты не хочешь быть с ним?
— Очень хочу, — ни на секунду не задумавшись, ответила берегиня, и глаза ее загорелись ярким внутренним светом. Верло непроизвольно вновь залюбовалась ею.
— Так значит соглашайся, — прошептала ведьма.
— Нет, не могу, — встряхнула светлыми прядями Рябинушка. — Мы не должны нести смерть. Наше предназначение созидать и оберегать. А ты предлагаешь убить живое существо.
— Убивать ведь не ты будешь, — сладким голосом пропела ведьма. — С этим мы сами справимся. Ты даже не увидишь того человека, чье сердце подарит тебе плотскую жизнь.
— Все равно, все равно! — закричала берегиня. Из ее глаз полились хрустальные ручейки слез.
— Не реви, — строго сказала Верло. — У тебя есть время подумать. Через три дня на этом же месте дашь мне свой ответ. Я тебя не заставляю, а предлагаю. Повторюсь, только из хорошего к тебе отношения. Ладно, до скорого.
Недобро сверкнув желтыми глазами, ведьма скрылась в кустах. Рябинушка стояла на окраине кладбища и не могла сдвинуться с места. Ее словно парализовало. Она до боли кусала губы и горько плакала. Как же ей хотелось быть рядом с ним! Как невыносимо носить в себе это сжигающее все внутри чувство и не иметь возможности выплеснуть его наружу! Но умертвить живое существо! Согласиться на убийство! Это слишком дорогая цена, неимоверно дорогая.
