Дарья Биньярди - Любовь надо заслужить
— Ах да, я же видела вас вместе, — говорит Микела вместо ответа на мой вопрос.
— Так ты тоже его знаешь? А говорила, что нет.
— Изабелла рассказывала, что он похож на актера, но при этом типичный коп. Значит, это мог быть только он.
— А она откуда его знает? — не отступаю я.
— Разве ты не в курсе?
— Нет.
— У Изабеллы есть парень, идиот, он попал в переделку, и Д’Авалос — единственный, кто ему помогает, — отвечает Микела, закуривая.
— Ох, прости, я не хотела…
— Ничего, пустяки.
Она не говорит, что за переделка, но раздраженно бросает спичку на землю. Потом наклоняется и поднимает ее. «Как трудно молодым в этом городе, — думаю я. — Кажется, им всем приходится чем–то жертвовать».
Обратно мы идем короткой дорогой и через пять минут, как и говорила Микела, выходим на площадь Ариостеа.
Микела, прерывая молчание, обращается ко мне:
— Ты молодец, что приехала, что решила выбросить скелет из шкафа твоей матери. Она будет тебе благодарна.
— По правде говоря, она не хотела, чтобы я сюда ехала. А ты? У тебя тоже есть скелеты в шкафу? — спрашиваю ее в шутку.
— Ничего особенного. Пара отвергнутых ухажеров да скоропалительный брак, но тут все понятно: я поспешила выйти за него, потому что он был умопомрачительный красавец. Я же сказала, я человек не глубокий, — отшучивается Микела.
— Ты думаешь, Майо погиб в ту ночь? — набравшись смелости, спрашиваю я.
— Думаю, да, — отвечает она, не глядя на меня.
— А почему тогда не нашли тело?
— Не знаю. Может, ему стало плохо, и кто–то спрятал труп, чтобы не впутываться в эту историю.
— Но двух других–то нашли. Думаешь, он мог быть с ними?
— Не исключено. Может, он упал или сам решил броситься в По в ту ночь.
К таким же выводам пришел и Д’Авалос.
— Ты сказала, что в твоем поколении спасались те, кто занимался политикой. Ты тоже?
— Конечно. Когда Майо пропал, а Альма про меня забыла, я записалась в ИФКП[16], Альме это не подходило, — подмигивает она мне.
Мы подошли к гостинице. Про десерт у Изабеллы — больше ни слова, а было бы интересно посмотреть на них вместе. Но я слишком устала, чтобы самой напомнить.
— Спасибо, очень любезно с твоей стороны, — благодарю я Микелу.
— Звони, если что–то будет нужно, — отвечает она, — и помни, что мой муж — гинеколог. Он постарел, растолстел, много играет на компьютере, но гинеколог толковый.
«Еще одно убийство, ужасная история. Увы, вечером приехать не смогу Перезвоню, целую».
Сообщение от Лео приходит в тот момент, когда мы прощаемся с Микелой: я слышу характерный звук эсэмэски в кармане пальто. Неожиданно у меня образовался свободный вечер, и вся вторая половина дня свободна.
Сначала я должна отдохнуть. И собраться с мыслями. Этим утром было слишком много встреч, а мне не нравится одновременно заниматься разными делами. Мне нужно побыть одной, подумать о старушке Кантони — сестре префекта и о том, что рассказала Микела. Нужно решить, стоит ли рассказывать маме о моих открытиях, о тайне рождения Майо. Странно, что Альма не звонит, но так лучше, я все еще не знаю, что ей сказать.
«Возможно, у твоего брата был другой отец…», «Кольцо твоей матери — это его подарок любовнице… ” Такие откровения нужно обдумать. Конечно, это не телефонный разговор. И потом, какое отношение все это имеет к исчезновению Майо?
Возвращаюсь к себе в номер. Дежурная, увидев меня, говорит, что мне открыли «гостиную Бонапарта», поскольку я остаюсь еще. Сначала я заказала номер на три дня, не подозревая, что меня ждет, но потом продлила до воскресенья. Интересно, что это за гостиная Бонапарта? Никакой доплаты с меня не спрашивают, и ладно. Было бы замечательно растянуться на диване и забросить ноги кверху.
Дверь светлого дерева, которая раньше была закрыта на медный засов, теперь распахнута. Заглянув туда, не верю своим глазам: гостиная Бонапарта — это просто королевский салон. Стены и потолок расписаны фресками, люстра из муранского стекла, большое позолоченное зеркало на стене, антикварный диван и два кресла, и огромный персидский ковер. В углу — круглый столик, рядом с ним — четыре стула, обитые бархатом. У одной из стен под высоким окном — старинное черное пианино. Пол выложен истертым от времени кафелем, но еще чувствуется запах воска, которым его недавно натерли. Фрески на стенах представляют Наполеона и Жозефину, как вместе, так и по отдельности. Удивительно элегантная, с роскошным убранством, как в музейном зале, комната диссонирует с мебелью обычного гостиничного номера: кровать, телевизор, маленький туалет с невзрачной серой плиткой.
Удивительная гостиница, а я ведь выбрала ее случайно — меня устраивали цена и расположение. Роскошь мне мало интересна, но красота — да, а эта комната поистине прекрасна. Ложусь на диван, покрытый великолепной тканью золотого цвета с нежными коралловыми полосами, и принимаюсь рассматривать потолок, богато украшенный росписью тромплёй с иллюзорно–объемным чередованием мраморных фризов.
В голове прокручивается все, что случилось сегодня. Я думаю о Луиджи, он помогает жениху Изабеллы в беде: что же тот натворил? О Лео — он не может приехать, значит, завтра утром мы не попадем в дом на виа Виньятальята. О Майо, которым моя мама командовала, словно она — генерал, а он — рядовой. О бабушке Франческе и ее тайнах. Чувствую, как Ада толкается в животе, наверное, требует отдыха. И засыпаю.
Альма
Я позвонила Лео с работы и предложила ему снова пообедать у меня. Он сразу согласился.
— Не обижайся, зайду ненадолго, на работе проблемы.
Газеты только и пишут, что о «криминальных разборках в Пиластро», я думаю, это и есть та самая проблема. За последние два дня убиты трое ранее судимых мужчин: пятидесятилетний болонец и двое парней из Кротоне. В городе, можно сказать, паника: белый «фиат уно» возвращается.
В те месяцы, когда умирала мама, я сошлась с двумя негодяями. Эту историю я старательно стерла из памяти и не хочу, чтобы Антония когда–нибудь узнала об этом. Лично я бы не хотела быть в курсе, какие глупости вытворяла моя мама в двадцать лет. Мне и так нелегко далось признание. Удивительно, что я вообще решилась рассказать о том, как все началось в тот проклятый июньский вечер, но, говоря о Майо, это было неизбежно.
Объяснить историю с Винсентом было бы куда труднее. Да и зачем? От нее осталась лишь пустота да гулкое эхо опасности и удовольствия.
Лео звонит в полвторого, вода в кастрюле кипит так давно, что наполовину выкипела.
