Valery Angulys - Последний дубль
— Давай сразу договоримся, спрашиваю здесь только я.
Не решаюсь протестовать.
Все, на что способна, — судорожный вдох и сдавленный выдох. Пистолет припечатан к моему горлу. И это значительно осложняет дыхательный процесс.
— Мама не говорила, что в холодную погоду стоит надевать шарф?
Сглатываю ужас, стараюсь не выдать страх.
— Я не люблю шарфы, — отвечаю максимально ровно.
— Почему?
Он неспешно расстегивает мой плащ, внимательно изучает скромную белую кофту и, судя по всему, ждет подробного пояснения.
— Слишком сильно сдавливают, — запинаюсь. — Душат.
Незнакомец смотрит мне в глаза с явной заинтересованностью.
— И тебе это не нравится?
— Не особо.
Понимаю, тема удушья — не самая лучшая идея, но у нас по крайней мере устанавливается определенный контакт.
— Как насчет свитеров с высоким воротом?
Взгляд у него совершенно безумный.
— Нет, они тоже вызывают дискомфорт.
Мое сердце бьется в районе гортани. Кажется, еще секунда, и меня попросту вывернет наизнанку.
— У тебя чувствительная шея?
— Наверное.
Ощущение, будто ступаю прямо по льду, тонкая корка вот-вот треснет и увлечет нерасторопную идиотку на дно.
Срочно придумай что-нибудь. Не важно что. Хоть что-то.
Не тормози, не зависай. Действуй. Генерируй план. Чем дольше находишься в плену, тем труднее выбраться на волю. Каждое мгновение на вес золота.
— Тогда постараюсь нежнее с тобой обходиться, — незнакомец убирает пистолет. — А может, тебе даже понравится моя идея?
Вряд ли.
Очень сильно сомневаюсь.
— Умница, — хвалит с довольной усмешкой. — Ты меня радуешь.
Он захлопывает дверцу, обходит автомобиль и усаживается за руль.
На этом месте герои обычно пытаются сбежать. В кино. Да и в сериалах. В книгах также используется похожая тактика. Однако меня словно парализует изнутри. Попеременно молюсь и матерюсь, что не слишком логично и явно греховно.
Время не остановить, отмотать не выйдет. Я целиком и полностью увязла в жутком моменте.
— Куда хочешь поехать? — спрашивает незнакомец и заводит двигатель.
— В кино, — бросаю на автомате, впиваюсь взором в обтянутые кожаными перчатками руки, продолжаю: — Или в другое место. Вообще, существует много вариантов.
Так.
Его руки на руле. Хорошая возможность. Верно?
Дождаться, пока мы поедем. Тогда у гада не будет шанса выхватить пистолет и…
— Даже не думай, — он опять улыбается, но в этой улыбке нет ничего позитивного. — Не советую чудить.
— Я совсем не...
— Я знаю одно уютное место, где нам никто не помешает.
Вся надежда на Градского.
И на GPS. Преступник не догадался изъять мой второй мобильный телефон. Он о нем элементарно не подозревал, пропустил передний карман на джинсах, когда проводил обыск.
Успокойся, выдохни.
Босс заметит кучу пропущенных, заподозрит неладное, перезвонит и забеспокоится, поднимет всех на уши, начнет искать меня с помощью новейших технологий.
Черт, я обречена.
Вдруг начальник погружен в работу? Заметит звонки только завтра?
Возможно, я уже буду лежать в сырой земле. С широкой улыбкой. От уха до уха. На горле.
Кому известно, что какой-то дебил с пистолетом надел на меня наручники и затолкал в свою машину? Впрочем, он не дебил. К сожалению. Производит впечатление вполне разумного психопата.
Не знаю, как бы его классифицировали специалисты.
— Тебе нравятся ножи? — интересуется мой новый знакомый, когда авто тормозит на светофоре.
Обалдеть.
Я не думала о ножах и не рассматривала их с точки зрения…
Да ни с какой точки зрения я их не рассматривала.
— Они очень благородные.
Соглашусь, звучит странновато.
Но я близка к обмороку, а разговор лучше поддержать. Во всех фильмах про чокнутых убийц выживают те, кто способен задушевно болтать. Сперва маньяки гасят всех, кроме главного героя, а потом на помощь подтягивается бравая полиция.
Стоп.
Маньяки.
Жесть, я же не в гребаном фильме. Но не бывает таких совпадений. Или бывают?
— Ты правда так думаешь? — спрашивает он, точно проникает внутрь надвигающейся на меня панической атаки.
— Да, — отвечаю глухо. — Стальная поверхность выглядит завораживающе. У моего отца есть целая коллекция ножей. Он привозит что-нибудь новое из каждого рейса. Вроде сувенира.
— Опиши в деталях.
Ночь. Город, припорошенный снегом. Пестрая лента огненных вывесок. Мы несемся навстречу неизвестности, обсуждая холодное оружие. Прямо романтическое свидание.
Напрасно стараюсь перевести дыхание. Пульс давно и безнадежно сходит с ума.
Я максимально подробно описываю воображаемые ножи, которые отец никогда не привозил из рейсов. Подключаю фантазию, пытаюсь вспомнить все полезное, что встречала прежде.
Однако поток красноречия закономерно иссякает.
— Знаешь, это чувство нельзя ни с чем сравнить, — невозмутимо произносит мой собеседник.
Возникает неловкая пауза.
Не отваживаюсь уточнить, не смею нарушить тишину.
Но он сам разрывает молчание на части.
— Я имею в виду то чувство, когда остро заточенное лезвие мягко входит в податливую плоть, — смакует каждое слово. — И ты нарезаешь ее, будто подтаявшее сливочное масло. Кровь согревает руки, а утробные стоны ласкают слух.
Супер.
Просто замечательно.
В лотерею мне никогда не везло, но чтобы настолько облажаться, необходим особенный талант.
— Ты ощущаешь их боль. Ты пьешь их страх. Ты купаешься в их отчаянье. Настоящая эйфория. Экстаз. А самое забавное — они верят. До самого последнего вздоха. Надежда тлеет даже в остекленевших глазах. Поразительно, не правда ли? Их жизнь струится прямо по твоим пальцам. Представь, как это прекрасно. Я возвышаю самых заурядных людей, приобщаю к Богу.
Остается только кивнуть. У кого пистолет, тот и прав.
— Хм, — откашливаюсь. — Один мой знакомый любил рисовать крест. Кровавый крест. На лбу своих женщин.
— Неужели?
— О нем недавно сообщали в местной газете.
— Эти журналисты ничего не соображают, — посмеивается. — Все в кучу. Скажи, зачем рисовать крест на кресте? Глупость и бесполезная трата времени.
— Смысла действительно нет, — заключаю медленно. — Если жертва уже олицетворяет распятие.
— Жертва, — смотрит на меня, скривившись. — Дурацкое определение.
— А как тогда? Кто они для тебя?
— Девяносто шестая, сто девятнадцатая. Я даю им номера.
— И какой по счету была последняя? — спрашиваю с вызовом, ярость враз ослепляет, нивелирует страх.