Арина Холина - Хроники амбициозной брюнетки
Конечно, Даша могла заявить Анастасии Владимировне, что суп — говно. Ну или почти в таких выражениях. Зато Анастасия Владимировна с внучкой отдыхали в Испании в особняке Дашиного друга каждый год. Бесплатно.
А водитель Валера летом с женой и сыном отправлялся на Валдай в санаторий «Ленгаза» за счет хозяйки.
Даша любила свою команду.
— Анастасивладимрна, меня нету! — прокричала она в ответ.
— Подойди к телефону! — рассердилась домработница, и Даша поднялась с газона.
Взяв трубку, она хищно улыбнулась. Захар.
— Что? — рявкнула она.
Пауза.
— Да-аш… — с укором протянул он. — Ты взяла неправильный тон.
— Ты меня сейчас будешь учить, правильный у меня тон или нет? — истерично расхохоталась Даша.
Стоп!
Это уже выяснение отношений. А выяснение отношений не подходит для развития летнего романа.
— Ладно, проехали, — смирилась Даша. — Ты что звонишь?
— Я хочу встретиться.
— Приезжай!
— А ты одна?
— У меня всегда толпа народу, ты же знаешь.
— Даша, у меня очень серьезный разговор…
— Прямо-таки серьезный-серьезный? — поддела его она.
Захар помолчал.
— Слушай, давай забудем весь этот бред, — выдал он. — Я приеду, и мы просто продолжим. Вот и весь разговор.
— Давай! — обрадовалась она. — Я соскучилась.
— И я.
Когда он вернулся, Оксана ощутила почти непреодолимое желание утопить Дашу, которая, как нарочно, плавала неподалеку.
Это был даже не удар, а ядерный взрыв.
Оксана судорожно добралась до бортика, вспрыгнула на него и схватила черные очки — чтобы никто не заметил ее вытаращенных от злости и обиды глаз.
Захар же, предатель, поздоровался и даже потрепал ее по плечу!
И, будто не замечая алчных взглядов, особенно со стороны Марата, нырнул в бассейн.
Из воды вышел Аполлоном — стройный, подтянутый, в мокрых боксерах, прилипших к ногам… Он просто светился — такой гладкой, блестящей была его кожа, такими яркими, сочными, как трава, глаза…
Он улыбался, и это была такая обаятельная, для всех и ни для кого, улыбка, что даже Наташа размякла.
Ну ничего… У нее, Оксаны, было два хороших дня. Хотя, возможно, когда он надоест Даше… Фу! Только не это! Она же не станет подбирать за ней объедки?
Хотя… Разве может живой человек считаться объедками?
Да и вообще… Ничего-то она об этом Захаре не знает.
Может, он жиголо или мошенник? Вор?
После ужина Захар утащил подвыпившую Дашу на прогулку.
— Ну куда мы идем? — ворчала Даша. — Там же комары!
— Везде комары, — Захар не обращал внимания на ее нытье.
Он принял решение.
Нельзя сказать, что он любил Дашу. Он восторгался ею. Она была сильной, умной, дерзкой.
Но дело не только в сексе или призрачных подростковых фантазиях.
Даша была источником силы. Она заряжала. Рядом с ней все казалось возможным.
А Захар… Ему не хватало мужества, которого у Даши было с избытком.
Он был любимым дитем, все только и говорили «Какой красивый мальчик!», а потом, лет в четырнадцать, он заметил, что подруги родителей смотрят на него не только как на сына своих знакомых. Ему не пришлось пройти через подростковый ад — прыщи, девочки в два раза крупнее мальчиков, затаенная ненависть к родителям, неудобство в новом, по-мужски развивающемся теле…
Он нормально, ровно, красиво взрослел. Родители не читали ему нотаций, не переключали каналы, когда на экране мелькали эротические сцены, даже разрешали сыну запираться с девочками в комнате.
Он всегда понимал, что хорош собой, что производит впечатление на женщин, да и на мужчин, впрочем, тоже. Захар занимался спортом — футбол, большой теннис, рафтинг, отец прививал ему мужские качества, но главной в их доме была мать.
Отец был психиатром — очень хорошим, практиковал как психотерапевт, а у матери был собственный бизнес.
Захар помнил, как она шила платья и футболки, которые потом продавала на рынке, — его красивая, элегантная мама, выпускница Текстильной академии, — и вид у нее тогда был очумевший, под глазами лежали черные тени.
Сейчас у нее две фабрики, линия «прет-а-порте», в ее платьях выступают известные певицы, появляются в свете женщины-политики.
Как только закончилась эта дикая история с рынком, мать начала молодеть.
Она расцвела. Высокая, почти как Захар, подтянутая, общительная — дома вечно бродила толпа народу, — властная, но справедливая…
Несмотря на мужественную внешность и твердый характер, Захар был маменькиным сынком и знал это.
Он знал, что, когда они появляются вместе, его принимают за ее любовника, и гордился тем, что его мать так хороша, что ей завидуют.
С отцом мать не жила уже несколько лет, хоть они и не разводились — остались друзьями, семьей, но, видимо, спать вместе уже не могли.
Детство Захара было настолько счастливым — разбогатевшая мама баловала их с отцом, возила по всему миру, покупала все, о чем они еще не успели размечтаться, — что Захар только недавно понял: он уже взрослый. Он жил в дымке этой любви, исполнившихся желаний, в приглушенном свете ночных развлечений и сизых облаках сигаретного дыма, сопровождавших веселые компании, и не задумывался над тем, что, пока мама рядом — а она всегда была рядом, так как тоже любила ночные клубы, сборища, веселье, — ему так и не удастся повзрослеть.
Он выучился на юриста незаметно, без усилий, устроился в хорошую фирму — все это прошло фоном — и вдруг понял, что своей жизни у него нет.
Юрист? Когда он успел стать юристом?
И тут появилась Даша. Его женщина. Мать была женщиной его жизни: Захар не замечал этого, но любил только ее — сыновьей, чистой любовью, и это чувство поглощало его целиком.
Даша представляла собой достойную ей замену.
Она даже не была сексуальной в принятом для всех смысле слова: в ней не ощущалось мягкости, слабости, того женского, что возбуждает мужские гормоны, радует глаз и очаровывает бессознательно, но почти каждый мужчина желал покорить ее — испробовать свои силы.
Даша сама завоевала его — не успел он оглянуться. И он был ей за это благодарен. Он бы, наверное, не рискнул.
В Захаре было слишком много лености, податливости человека, который ни разу не утыкался лбом в стену и мечтал бы ее разрушить. Он даже не обходил препятствия — ехал по ровной накатанной дороге из точки А в точку В, и все казалось так просто, покойно, пока в душе неожиданно не екнуло.
Екнуло — и зависло сердце, перестало биться, но смилостивилось, отпустило, правда, с небольшой поправкой: дальше так жить нельзя.
Даша же подкупила его не только энергией, жизнелюбием, какой-то совершенно молодецкой удалью, но и точным пониманием того, ради чего она живет. Пониманием и уверенностью, что ее жизнь имеет смысл, что она не только берет, но и отдает, и что это кому-то необходимо.
