Юлия Шолох - Прятки
— У нас с Зайцевой дачи в одном поселке, а компанию Танкалина я почти полностью знаю, родители знакомы.
На родителей мне было начихать.
— И давно… они говорят?
Цукенина задумалась, будто на самом деле подсчитывала, сколько именно дней назад впервые эту новость услышала.
— Давно уже. Как Танкалин рассказал, что вы с детства знакомы, так и стали болтать.
Что он рассказал? Я, видимо, выглядела такой потрясенной, что Олеся продолжила безо всякой просьбы.
— Вы же знакомы? Он сказал, в одном дворе росли. Неправда что ли?
— Правда.
— Ну вот, — беспечно болтала она дальше. — А потом многие видели, как ты на него смотрела в фойе, стали поговаривать, что ты с детства в него влюблена.
— Глупость какая…
И что теперь делать? Хотя, какая мне разница кто там что придумывает, сколько помню, меня это никогда особо не волновало. Так что не стоит и начинать. Вообще вокруг не так уж и много людей, чье мнение мне действительно интересно, а остальные пусть идут лесом! Но вот что странно — почему до сих пор никто не пытался меня подколоть, задеть или посмеяться, ведь при подобных разговорах всегда найдутся желающие пройтись катком по моим нежным (как они думают) чувствам.
— Какие, однако, сплетницы у нас тактичные, — вслух удивилась я. — Ни разу не слышала, чтобы за спиной кто-то болтал, хихикал или пальцем указывал.
Она снисходительно улыбнулась.
— А причем тут такт? Танкалин сказал, услышит, что о нем треплется кто, будет разбираться. А как о тебе болтать, чтоб его имя не задеть?
Ах, он сказал… Звучит как-то бредово.
— И что он сделает? — поморщилась я недоверчиво. Впрочем, пришлось быстро принимать вежливый вид, потому что принесли кофе, которым мой заказ и ограничивался. Цукенина тоже улыбнулась, приветливо и чуть-чуть фальшиво, а после заказала сок. Потом продолжила:
— Ну… девчонкам ничего, разве что общаться перестанет и своим друзьям заодно запретит, а где еще такую компанию найдешь, чтоб сразу много классных и не жадных парней? Те, что с Париным тусуются, все немного придурошные, а сам он слишком злобный, да и шутки у них дурацкие, — она покривилась. — Говорят, Парина собирались лечить в больнице с псих уклоном и формулировка была "немотивированная агрессия и жестокость", но родители отказались, не поверили, что у единственного сына могут быть проблемы с головой. Теперь вон расхлебывают… Шутка такая у наших есть, мол, один из автосалонов семьи работает чисто на Парина, потому что тачки он бьет с промежутком максимум в неделю, — она вдруг зло рассмеялась.
Нет, все-таки странные они какие-то, дети богатых родителей. Обычные не бывают такими… непонятными. То как маленькая девчонка боится, что ее побьют, то говорит с такой желчью, что во рту кисло становится. И уж точно, дружить с Альтиной, которая вызывает у Олеси такие неоднозначные эмоции обычному человеку и в голову бы не пришло.
Челюсть моя опускалась все ниже. Цукениной, похоже, это нравилось.
— Отвлеклась, извини. Нечасто приходится просвещать кого-то вроде тебя. Радует, что ты хоть не дура и выше головы прыгнуть не пытаешься, как… некоторые. Что там дальше? Так вот, девчонок не тронет, а вот парней, — она усмехнулась, — очень даже может. С Париным ты думаешь они по какой причине на ножах? Парин однажды подшутил над школьным другом Танкалина, того чуть не посадили за изнасилование, причем малолетней. Танкалин его тогда поймал, два зуба выбил, челюсть свернул, в общем, ору было… Говорят, даже ногами пинал, но свидетелей не нашли. Скандал страшнейший, в результате родители Парина даже без какого-то контракта остались. Зато теперь у них, как в сериале. Например, негласное соперничество за королеву красоты и каждый раз все спорят, кто же победит, — она усмехнулась. — Сейчас конкурс начнется, будет на что посмотреть.
Поток информации был чересчур бурным и захлестывал так, что появился реальный риск захлебнуться.
— Хватит, Олеся! Больше ничего не говори, хорошо?
Она послушно замолчала.
Да уж… пошла баба за грибами, а притащила лося. Теперь лося нужно разделать и употребить, вернее, переварить. Та-ак, а собственно я тут вроде по делу нахожусь?
— Ну что, Олеся, давай со Стоцким закончим. Значит, мы разобрались и больше ты меня дергать по мелочам не будешь? И кстати, билета я тебе все равно не прощу!
— Да это не я, — она как-то неловко отвернулась, — это девчонки. Бесятся так, будто ты их личный враг. Я и не знала, пока они меня перед фактом отмщения не поставили. Достали уже, — пожаловалась.
— Ладно тогда… Забудем. Слушай, мне жутко любопытно, но ты отвечай, если не хочешь. Олеся, а зачем тебе Стоцкий? Он никого не любит, кроме себя, может, не дорос еще, не знаю, а может от природы такой. Из него объект для сердечных переживаний, как изо льда мороженое.
Она вдруг широко открывает глаза, наклоняется так близко, что даже как-то неуютно становится. И смотрит своими глазищами, огромными и голубыми, как озера. И не моргает. Ей бы гипнотизершей заделаться, был бы толк, честное слово.
— Павлова, это мне говоришь Ты?
— В смысле?
— Та, что на Танкалина запала? — уточнила она, подозрительно пристально меня разглядывая.
Да сколько же можно?!
— Цукенина, это все вранье! Ни на кого я не западала! Я его вообще терпеть не могу… еще с детства!
— Как хочешь, — внезапно отступила Олеся, отодвигаясь назад, — мне без разницы, твоя жизнь. Но понять ты меня должна… Думаешь, почему я с Сергеем так и не заговорила ни разу? Думаешь, мне есть какое-то дело до того, с кем он там спит? Да плевать, я бы у любой его отбила! Только причина в другом. Я просто боюсь подойти, понимаешь? Это как единственного шанса лишиться. А так пока можно хотя бы придумывать, как все будет…
Оставалось только вздохнуть. И даже какую-то родственную душу в ней ощутила, неизвестно почему.
— Ладно, так на чем мы остановились? Значит, мир?
— Да, мир. Алена, а скажи… Стоцкий мной совсем не интересуется?
Можно было, наверно и соврать, но чем-то она меня зацепила сегодня. Не могу определить, как я теперь ее воспринимала — как хорошего человека или как плохого. Но как необычного точно.
— Стоцкий? Он вообще очень странный. Честно скажу — если тебя устраивает, что тобой интересуются из-за возможной доли в папином капитале, на интерес Стоцкого вполне можешь рассчитывать.
И она опять уставилась в окно, где Альтина уже, похоже, потеряла последнее терпение и зыркала по сторонам так свирепо, что искры летели.
— Ну и пусть, — вдруг сказала, — пусть за капитал, но зато будет всегда пылинки сдувать, чтобы этого капитала не лишили.
