Татьяна Тронина - Солнечная богиня
Сейчас, на даче, она носила исключительно короткие топики и шорты и даже для этого вечера не сделала исключения.
Эмма Петровна скорбно вздохнула при виде Леры.
– Эмма Петровна, Оленька… – улыбнулся Иван при виде вновь вошедших, и от избытка чувств принялся целовать им руки. Иван практически всегда находился в прекрасном настроении, словно до того уже успел немного выпить. Леру экзальтация мужа раздражала: увидев, как тот расшаркивается перед дамами, она усмехнулась и выпустила колечко дыма.
– А где сам? – Викентий пожал Ивану руку.
– Сейчас спустится.
В распахнутое окно из сада заглянул Кирилл.
– Еще не начали? – быстро спросил он у Леры.
– Нет, тебя ждем… – засмеялась она низким хрипловатым голосом.
Кирилл подтянулся на руках и перемахнул через окно.
– Боже мой, Кирилл, как будто двери нет! – укоризненно воскликнула Эмма Петровна.
– Так это весь дом обходить надо… – беззаботно отмахнулся тот. На нем были черная кожаная жилетка и такие же брюки. Черные волосы, испанская бородка, глаза чуть навыкате… На голой груди висел огромный серебряный крест. Немудрено, что Кристина называла его «мачо» – Кирилл пользовался бешеным успехом у слабого пола.
Сама Кристина появилась практически одновременно – все в том же строгом виде офисной дамы. Мельком взглянула на Кирилла и поморщилась.
– А вот и я… Заждались, поди?.. – спустился со второго этажа Степан Андреевич в сопровождении Муры. Поддержка Муры, впрочем, была символической – патриарх прекрасно сохранился, несмотря на свои восемьдесят два. Был бодр, подтянут, как всегда, немного язвителен, что говорило о живости ума… – Ну-с, прошу к столу!
Чем-то он напоминал Кощея Бессмертного, каким того рисуют в детских сказках, – худой, лысый, с пронзительными глазками и тяжелой нижней челюстью.
Все уже расселись, как в дверь просунулась косматая седая голова.
– Что, меня не приглашают? – сварливо спросил Силантьев.
– Ну вас, Ярослав Глебович! Заходите, конечно… – хихикнул Локотков, садясь во главе стола в широкое кресло. – Ей-богу, ломаетесь, точно девочка… Когда это у нас специальные приглашения требовались?..
– Какая прекрасная погода нынче в июне! – с энтузиазмом произнес Иван, наливая в бокалы вино. – Помните, прошлым летом в это время холода стояли?.. Дядя Степа, за что пить будем?
– За погоду и будем, – заерзал в своем кресле патриарх. – Очень актуально… А то у меня от сырости ревматизм.
– Прекрасный тост! – серьезно произнесла Кристина. – За хорошую погоду…
Чокнулись бокалами.
Оля посмотрела на Викентия, сидевшего рядом, – он улыбнулся ей уголками губ, словно напоминая, – «люблю». «Люблю» – она тоже улыбнулась ему в ответ.
– Думаю тот дом на Остоженке ремонтировать, – поделился Степан Андреевич. – Пару этажей неплохо бы еще надстроить… Мэрия дает добро. Ну, разумеется, и я город без поддержки не оставлю.
– А куда фонд на это время переместится? – деловито спросил Кирилл. – Там же фонд вашего имени располагается…
– А ты, голубчик, этим и займешься в ближайшее время… – благодушно заметил Локотков. – Эмма Петровна, что-то вы как будто невеселы?..
Сидевшая рядом с Олей Эмма Петровна нахмурилась.
– А чему радоваться?
– Ну как же – такой сынок у вас чудесный и невестка… Юленька, да?
– Оленька, – поправил того Викентий. – Мама плохо спала. Комары.
– Да, комары! – мрачно подхватила Кристина. – Все бы хорошо, но эти проклятые кровососы… Никакая химия их не берет!
– Как же Подмосковье, да без комаров?.. – развел руками Степан Андреевич. – Меня вот давно никто не кусал. Наверное, совсем я старый стал, невкусный…
– Вкусный-вкусный… – хлопотала возле него Мура. – Давайте я вам салатика положу.
– Ты, Кеша, обещал мне новый роман этого привезти… который сейчас самый популярный автор, – сказал Степан Андреевич, рассеянно ковыряя салат тяжелой серебряной вилкой. – Как его там…
– Привез, – быстро ответил Викентий. – Только ничего особенного в этом авторе нет. Я читал. Выпендривается сильно.
– Вы о ком? – оживленно спросил Иван, который всегда хотел быть в курсе событий.
Викентий назвал ему фамилию.
– Боже мой, дядя Степа, да не тратьте вы время на эту макулатуру! – закричал Иван. – Перечитайте лучше Толстого…
– Не читается, – заметил Степан Андреевич, меланхолично пережевывая «оливье». – Ни Толстой, ни Достоевский, ни Тургенев… Архаика. Я мемуары полюбил.
– Дожили! – вздохнула Эмма Петровна. – Толстой уже архаикой стал! Хотя что есть, то есть – классика плохо идет… Вы, Степан Андреевич, угадали.
– А Пушкин? – быстро спросила Кристина. – Что, вы все и от Пушкина решили отказаться?..
– Но вот Пушкин-то как раз очень хорошо идет! – вскочил Иван. – Да, кстати, предлагаю следующий тост – за наше все. За нашего Александра Сергеевича! Дядя Степа, вы на меня не в обиде?
– Ну что ты, голубчик, я Пушкину не конкурент… – захихикал старик. – Он у нас у всех на втором месте после бога!
– «На холмах Грузии лежит ночная мгла… Мне грустно и легко, печаль моя светла. Печаль моя полна тобою…» – с ошибками продекламировал Кирилл, глядя почему-то на Леру.
– Какие стихи, какие стихи! – мечтательно вздохнул Иван. – А вот это, вы помните: «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный волны, плеснувшей в берег дальний…»
– Почитайте, Ваня, – сказала Кристина, с ненавистью глядя на Кирилла. – У вас удивительно хорошо это получается.
Лера сделала вид, что поперхнулась вином, и закашлялась.
Степан Андреевич сидел с благостной улыбкой на бескровных губах и как будто не замечал тех интриг, которые плелись вокруг него и между его близкими.
Он посидел еще час вместе со всеми, выпил полбутылки вина, а потом отправился к себе наверх.
– Сидите-сидите! – добродушно приказал он. – Меня Мурочка проводит… Стар я уже стал. А так бы тоже до рассвета сидел, винцо пил… Да, Мура?
– Вы еще о-го-го! – возмутилась домработница, аккуратно поддерживая Степана Андреевича за локоть. – Зачем на себя наговаривать?!
Как только они ушли, за столом воцарилась пауза.
И сразу стало слышно, как Силантьев с хрустом ест малосольные огурцы – он ими закусывал водку.
– Откуда водка? – вдруг опомнилась Эмма Петровна. – Вроде бы ее не было на столе!
– Так он же и принес! – возмутилась Кристина. – Я видела, как он из кармана ее доставал…
– Ишь, расшумелись! – буркнул Силантьев. – А у меня, может, от вашего вина изжога.
Он придвинул к себе миску с «оливье» и выложил остатки на свою тарелку.
