Кексики vs Любовь (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— Зато мне ты её отливал даже с излишком, — бурчу, метая в сторону мужчины убийственный взгляд.

К моему удивлению, выглядит этот паршивец неожиданно виновато.

— Да, Кексик, — удрученно соглашается Тимур, — и знаешь ли, это сейчас не добавляет мне счастья. Знатно я попил тебе крови тогда, раз ты все еще на меня обижаешься.

— Я не обижаюсь, — воинственно возражаю, — просто я ужасно злая и память у меня хорошая.

— Помилуйте, Ваше Сладкое Величество, — Бурцев так элегантно плюхается на колени, что мне хочется попросить его провернуть это на бис, — дайте шанс очистить карму.

— Твою карму даже доместосом не отчистишь.

— Да я языка своего не пожалею, чтобы добиться вашего прощения, моя королева.

— Чего-чего ты не пожалеешь? — как бывший литератор я не могла не заметить, что фразеологизм «не жалеть живота своего» в исполнении Бурцева претерпел некоторые изменения.

Увы, этот интригующий вопрос остался без ответа. Потому что именно в эту секунду от дверей ресторана раздался громкий, хорошо поставленный голос.

— Кто заказывал доставку с Рамоды?

— Мы! — прощелыга Бурцев, вместо того чтобы в глаза мне бесстыже смотреть, вскакивает на ноги, чтобы его, орясину такую, было лучше видно.

Курьер, растрепанный высокий парень, подруливает к нашему столику, плюхает на кресло рядом со мной объемный пакет с обувными коробками и безошибочно разворачивается к Бурцеву, протягивая ему квитанцию за доставку.

— Одну минуту, изюм моей души, — бархатисто мурлычет Бурцев, — я сейчас же вернусь на исходную, и продолжу вымаливать твою милость…

— Больно ты мне нужен, — бормочу, впрочем, и сама слышу, что не очень-то и грубо у меня получается. И хочется всего и сразу, и сбежать, отмахиваясь от подарков Тимура двумя реальными руками и двенадцатью воображаемыми. И в кои-то веки послушать прагматичную Маринку, которая всегда пеняла мне, что я вообще не умею принимать подарки.

— Дорогая моя сестра, — регулярно заявляла она, узнав, что ныне бывший мой парень снова ничего мне на день рождения не подарил, мотивируя тем, что подарки выпрашивают только корыстолюбивые эгоистки, — корыстолюбивая ты бы была, если бы каждые выходные водила Женечку в ГУМ и разводила его на сумочки за сто тыщ, хотя бы.

— Ну какие сто тыщ, — заикалась я, ужасаясь самой мысли, что такие деньги можно потратить даже не на супер-миксер моей мечты, а на банальную какую-то сумочку, — я ж не модель какая-нибудь.

И такие у Маринки в эти минуты глаза становились тоскливые-тоскливые, как у директора школы, который отчаялся втолковывать хулигану, что отжимать деньги у первоклассников — дурная привычка и ничем хорошим она не закончится.

Наверное, сейчас Маринка бы мной гордилась. Потому что я назло себе и назло Бурцеву прикусываю язычок и невозмутимо наблюдаю, как Тимур вынимает из коробки заказанные мной кеды.

— Ты позволишь мне, Кексик? — он и вправду снова опускается на колени у моих ног, тянется длинными пальцами к моей босой ступне.

— А ты попроси меня вежливо, — нахально требую я.

Понятия не имею, откуда у меня столько дерзости вдруг взялось, это, кажется, иммунный ответ на наличие вируса-Бурцева в опасной близости от моего организма.

— Королева моя бисквитная, Юлия Руслановна, — Бурцев строит щенячьи глазки, но я вижу, как в них пляшут черти, — я бы хотел обуть на ваши ножки хрустальные туфельки, не меньше…

— Это потому что хрусталь дороже серебра, а ты тот еще жлоб, Тимчик? — впихиваю свое веское слово, и прям вижу, как погрохатывает у Бурцева в голове. Блин, как приятно его доставать! Надо бы оторваться и прекратить, но нет никакой возможности!

— Увы, у меня было слишком мало времени, чтобы достать для вас королевские черевички, — демонически невозмутимо продолжает мой Буратино, — но я умоляю вас о милости. Дозвольте примерить на вашу прелестную ножку эти скромные гамашки. И да спасут они вас от обморожения и кровавых мозолей.

— От обморожения? В июле? — мой скепсис не знает границ.

— Кто знает, может, прямо за дверью этого ресторана прячется маньяк, — находится Бурцев, — который ловит всех босых красавиц, что ему попадаются на пути, и держит их в холодильнике до самой смерти.

— Обычный маньяк? Не сексуальный? Что ж, с такими действительно не стоит иметь дело. Примерку разрешаю, — тяну я задумчиво и разваливаюсь на диванчике, дабы вдоволь налюбоваться процессом.

Как же оказывается приятно быть засранкой. Как бы мне не привыкнуть!

Глава 14. В которой герой совершает похищение

Когда я прибегала из школы в слезах и не в силах сдержать эмоций лупила руками и ногами по одеялу, мама заходила ко мне, устало вздыхала и повторяла из раза в раз: “Все пройдет. Пройдет и это!”

Тогда это действовало успокоительно, я ждала выпускного как амнистии. Наконец-то! Вычеркиваю Бурцева из своей жизни! Забываю его как страшный сон.

Кто бы знал, что кучу лет спустя я буду страдать по ровно-противоположной причине?

— Мой дом в другой стороне, — когда Тимур выезжает с парковки, у меня почему-то в душе просыпается ворчливая бабка. И не то чтобы я прям приципиально разбиралась в дорожных нюансах Москвы, я ж такого рода москвич, который дальше метро города почти не видел. Но отличить неверный левый поворот от правого я все-таки смогла.

— Эй, кто за рулем — тот маршрут и прокладывает, — возражает Бурцев, хотя видно по глазам — даже он понимает, что звучит неубедительно.

Думаю об этом, и неведомая сила дает моему упрямству ощутимый щелбан.

“Неубедительно, Юля? Для кого? Для чего?”

А после этого ладонь Бурцева падает на мое колено, и сжимается на нем. И голос его звучит подозрительно так же, как и мой внутренний.

— Ты так хочешь домой?

Не хочу.

Мне не приходится даже долго копаться в себе, чтобы дать этот ответ.

Не хочу.

Но какая разница, чего я хочу?

Это так глупо — растекаться как топленое масло после такого странного времяпрепровождения.

И пусть секс был легендарно прекрасен. Да, да, легендарно! Ни больше, ни меньше. Девушка, которая через сорок минут после секса может похвастаться мокрыми насквозь трусами — не может дать меньшей оценки.

Хотя чего греха таить, в мою память врезался не только секс. На обеде я в кои-то веки не ощущала мучительный стыд за каждый съеденный кусочек. Внезапно — оказалось, что не заморачиваясь на этом, я могу съесть в два раза меньше еды, и голод все равно отступит.

— Мы договаривались, — бормочу я пасмурно, — только ресторан и все. И вообще…

— И вообще? — переспрашивает Бурцев, такой возмутительный чурбан, что на него приходится даже зыркнуть недовольно.

И вообще! Чего он хочет? Чтобы я честно ему все выложила? Так у него ж треснет. Уже трескается! Вон, рубашка на налитых бицепсах того и гляди по швам пойдет.

Ладонь Бурцева, то и дело соскальзывающая с моего колена на рычаг передач, но неизменно возвращающаяся обратно, сжимается сильнее.

— Я не хочу с тобой пока разбегаться по домам, Кексик, — так просто и откровенно заявляет Тимур, — я почти уверен, что стоит тебя отпустить домой — и ты вернешься к заводским настройкам и завтра снова встретишь меня вилами в живот.

— Ну… — хоть я и мнусь, но нельзя отрицать, что резон в словах Бурцева все-таки есть. Здесь и сейчас я сбита с толку, оглушена оргазмом, потеряна. Дома — помогут стены. Я соберу себя воедино и схвачусь за голову. Какие вилы, я могу вокруг своего дома ров с крокодилами выкопать, для защиты.

— Ну вот, — безапелляционно парирует Бурцев, — поэтому мы сейчас едем в океанариум.

— Куда?!

Я и забыла, что пристегнута. Наверное, если бы не это — я бы вскочила на ноги и вывалилась бы к чертовой матери из этой дурацкой машины.

— В океанариум, — Тимур не смотрит на меня, но по широченной лыбе от уха до уха видно — он ужасно доволен собой, — а что, хочешь сказать, ты там часто бываешь, настолько что надоело?