Кристин Ханна - Светлячок надежды
Но я не могу. Стыд переполняет меня. Гордость не позволяет этого сделать.
Я надеваю темные очки.
– Аэропорт.
– Но…
– Аэропорт.
– Хорошо, мэм.
Я с трудом держу себя в руках, буквально считая секунды. Крепко зажмуриваюсь и повторяю про себя: «Все будет хорошо». Снова и снова.
Но впервые в жизни сама не могу в это поверить. Паника, страх, злость, чувство утраты – все это переполняет меня, выплескивается наружу. Во время обратного полета я дважды начинаю плакать, и мне приходится зажимать рукой рот, чтобы заглушить рыдания.
Из самолета я выхожу, словно зомби, пряча красные глаза за темными стеклами очков.
Я всегда гордилась своим профессионализмом, а о моей рабочей этике ходили легенды. Так я убеждала себя, стараясь казаться сильнее, чем на самом деле, – не такой хрупкой и тонкой, как прядь волос.
Зрителей своего шоу я убеждала, что каждый может получить от жизни все. Призывала обращаться за помощью, тратить время на себя, разобраться в своих желаниях, быть эгоистичным, быть самоотверженным.
Но на самом деле я понятия не имела, как этого добиться. У меня ничего не было, кроме карьеры. С Кейт и всеми Райанами этого казалось достаточно, но теперь в моей жизни образовалась пустота.
Подъезжая к дому, я дрожала. Самообладание окончательно покинуло меня.
Открыв дверь, я вошла в вестибюль.
Сердце громко стучит, воздуха не хватает. Люди смотрят на меня. Они знают, что я неудачница.
Кто-то дотрагивается до моей руки. Я так пугаюсь, что едва не падаю.
– Мисс Харт?
Это наш швейцар Стэнли.
– С вами все в порядке?
Я встряхиваю головой, надеясь, что в ней прояснится. Нужно попросить его поставить мою машину, но я чувствую себя… немного пьяной, и какой-то взвинченной. Мой смех, резкий и нервный, неприятен даже мне самой.
Стэнли хмурится.
– Мисс Харт? Вам дома не нужна помощь?
Дома.
Я смотрю на него. Сердце начинает биться так быстро, что мне становится плохо, я задыхаюсь.
Что со мной происходит?
Такое ощущение, что в грудь мне воткнули нож. Я вскрикиваю от боли.
Я протягиваю руки к Стэнли, хриплю: «Помогите», – спотыкаюсь обо что-то и падаю на бетонный пол.
– Мисс Харт?
Я открываю глаза и понимаю, что лежу на больничной койке.
Рядом со мной стоит мужчина в белом халате. Он высокий и какой-то несовременный – слишком длинные волосы. Резкие черты лица, орлиный нос. Кожа у него цвета кофе с молоком. Наверное, в его жилах течет гавайская кровь, а может, азиатская и афроамериканская. Трудно сказать. На запястьях у него татуировки – племенные.
– Я доктор Грант, – представляется он. – Вы в реанимации. Помните, что произошло?
Все я помню – амнезия была бы для меня благодеянием. Но мне не хочется обсуждать это, особенно с этим мужчиной, который смотрит на меня как на неполноценную.
– Помню, – отвечаю я.
– Это хорошо. – Он заглядывает в мою карточку. – Таллула.
Он понятия не имеет, кто я. Это меня расстраивает.
– Когда я могу выйти отсюда? Мое сердце уже в порядке. – Мне хочется домой, и я делаю вид, что у меня не было сердечного приступа. Тут я вспоминаю: мне сорок шесть лет. С чего это у меня может быть сердечный приступ?!
Доктор Грант надевает очки, смешные и старомодные.
– Послушайте, Таллула…
– Талли, пожалуйста. Только моя повредившаяся рассудком мать называла меня Таллулой.
– У вашей матери были психические отклонения? – Он смотрит на меня поверх очков.
– Я пошутила.
Мой юмор не производит на него впечатления. Наверное, он живет в мире, где люди сами выращивают себе еду, а перед сном читают книги по философии. Он чужой в моем мире – как и я в его.
– Понятно. Хорошо. Дело в том, что произошедшее с вами нельзя назвать сердечным приступом.
– Инсульт?
– Во время приступа паники симптомы часто…
Я сажусь.
– О нет! У меня не было приступа паники.
– Вы принимали наркотики до того, как с вами случился приступ паники?
– Разумеется, я не принимаю наркотики. Я похожа на наркоманку?
Похоже, он не знает, что со мной делать.
– Я позволил себе пригласить коллегу для консультации…
Не успевает он закончить предложение, как ширма раздвигается, и к моей кровати идет доктор Харриет Блум. Она высокая и худая; первое, что приходит в голову – резкая, пока вы не видите ее мягкого взгляда. Мы с Харриет знакомы много лет. Она известный психиатр и много раз была гостем на моем шоу. Приятно видеть знакомое, доброжелательное лицо.
– Привет, Талли. Я рада, что сегодня моя смена. – Харриет улыбается мне, потом смотрит на доктора Гранта. – Итак, Десмонд, как наша пациентка?
– Отвергает приступ паники. Очевидно, предпочитает сердечный приступ.
– Вызовите мне такси, Харриет, – говорю я. – Хочу убраться отсюда к чертовой бабушке.
– Она сертифицированный психиатр, – объясняет мне Десмонд. – И не занимается вызовом такси.
Харриет смущенно улыбается мне.
– Дес не смотрит телевизор. Вероятно, он и Опру не узнал бы.
Я не удивлена, что мой врач считает ниже своего достоинства смотреть телевизор. «Слишком крутой, чтобы ходить в школу» – это про него. Готова поклясться, что когда-то он был буяном, но мужчина средних лет с татуировками – не мой стиль. Наверное, в гараже у него хранится мотоцикл «харлей-дэвидсон» и электрогитара. И действительно, только рокер может не знать Опру.
Харриет берет у Десмонда мою карточку.
– Я назначила магнитно-резонансное сканирование. Санитары сказали, она сильно ударилась о землю. – Доктор смотрит на меня, и я снова замечаю его оценивающий взгляд; наверное, считает меня чокнутой. Белая женщина средних лет в дорогой одежде, которая без видимой причины падает ничком.
– Поправляйтесь, мисс Харт. – Его участливая улыбка вызывает раздражение, но он быстро уходит.
– Слава богу, – вздыхаю я.
– У вас был приступ паники, – говорит Харриет, когда мы остаемся одни.
– Глупости.
– У вас был приступ паники, – повторяет Харриет, уже мягче. Она откладывает карточку и подходит к кровати. Ее лицо, слишком резкое, чтобы считаться красивым, отличается царственным, невозмутимым спокойствием, но глаза принадлежат трогательной женщине, которая, несмотря на строгие черты лица и чопорность, – которая глубоко сочувствует людям. – Насколько я понимаю, у вас была депрессия? – спрашивает Харриет.
