Дикий. Его неудержимая страсть (СИ) - Савицкая Элла

Кешнов даже не разуваясь, шатающейся походкой идет в комнату и падает на кровать.

Направляюсь следом, но останавливаюсь как вкопанная у двери. Обвожу медленным взглядом нашу комнату. На столе хаотично валяются мои тетради, ручки и учебники. Рядом с ними ноутбук, подаренный Матвеем мне на день рождения в прошлом году. На рабочем столе наша с ним фотка, и я точно знаю, что когда включу его в следующий раз, мне будет очень больно, поэтому решаю оставить его здесь.

На краю кровати футболка Кешнова, которую он похоже успел сбросить, прежде чем отрубиться, а на тумбочке моя косметика.

Наша комната… я так сопротивлялась совместному проживанию, но говнюк меня быстро переубедил, и все было так правильно. Он и я. Наш маленький мир, построенный с таким трудом вместе, горит ярким пламенем, и скорее всего потушить и восстановить последствия пожара будет невозможно.

Взгляд натыкается на мирно спящего Кешнова, и обессиленное сердце сжимается. Так больно, как никогда раньше. Даже когда отец отказался от меня в лицо сказав о том, что я ему не нужна, мне было не так больно. Тогда со мной был Матвей.

С усилием отрываю ноги от пола, подхожу ближе и приседаю на край кровати.

Что ж ты сделал с нами, Матвей? Неужели это того стоило? Дрожащими пальцами провожу по светлым волосам, а в горле растет ком. Хочется лечь рядом, уснуть, и чтобы все случившееся оказалось сном. Чтобы утром проснуться от горячего дыхания на моем затылке, от жадных ласк, всегда будивших быстрее будильника, от хриплого голоса любимого, шепчущего, как он за ночь соскучился. Утыкаюсь лбом в висок спящему Матвею, позволяя себе эти последние секунды слабости. Слезы больше не останавливаю, просто вдох за вдохом пытаюсь дышать.

Не знаю сколько я так сижу. Наверное, несколько минут, за которые понимаю, что с каждой секундой уничтожаю себя все больше и больше.

Выдохнув, отрываюсь от Матвея и рывком встаю с кровати. Достаю из шкафа дорожную сумку и неспешно складываю в нее самое необходимое. Пара кофточек, джинсы, нижнее белье, документы, книги, косметика, кое-какая одежда. На первое время хватит. Перебирая на полке вещи, натыкаюсь на шарф, принадлежавший когда-то погибшей сестре Матвея. Сжимаю мягкую ткань в ладони и уже собираюсь положить его поверх собранных вещей, как в последнюю секунду передумываю. Пусть у него останется хотя бы что-то от сестры. С трепетом прижимаю мягкую ткань к щеке. Когда-то эта вещь была для меня очень дорога. Она и сейчас такова… Но забрать ее с собой означает каждый раз вспоминать Матвея, когда буду носить шарф, а мне и так придется приложить максимум усилий, чтобы не сойти с ума от воспоминаний и мыслей.

Аккуратно складываю его и кладу на край полки.

Осталась обувь и в принципе все.

Снова оборачиваюсь на Кешнова, понимая, что оставить его в таком состоянии не смогу. Как бы не хотелось уйти сейчас, наплевав на все, но не могу. Не прощу себе, если с ним что-то случится этой ночью. Мало ли чем его накачали и какие последствия повлечет за собой ослабленный после драки организм, не справившийся с наркотиками.

Приложив два пальца к его запястью, отсчитываю учащенный пульс, а потом стащив с кровати плед, усаживаюсь в кресло, подогнув под себя ноги. Не могу лечь рядом… просто не могу…

Глава 27

Матвей

Блядь, что ж так башка трещит? С трудом разлепляю глаза, выныривая из пустого сна. Знакомые стены, открытый шкаф, стол. Несколько секунд требуется на то, чтобы понять, где я нахожусь. В висках и затылке давит так, словно по мне от души прошлись арматурой.

Сглатываю сухость во рту и тру лицо, пытаясь прийти в себя. В руках и по всему телу прокатываются болезненные ощущения. Состояние дебильное какое-то. Словно я вчера перебухал. Пытаюсь найти в памяти подтверждение своим мыслям, но хоть убей не помню, чтобы вообще куда-то ездил. Да и в принципе, оказывается, ни хрена не помню. Сажусь на постели, силясь выцепить хотя бы какие-то воспоминания или намеки на них, но в голове туман. Пиздец.

Охренеть какое знакомое состояние. Когда-то давно я часто плавал в подобном тумане.

Встаю на пол, замечая, что на мне вчерашние спортивные шорты, в которых я дрался, а кроссовки валяются рядом с кроватью.

Так… бой.

Отрывки последнего боя едва уловимыми мухами пролетают в сознании. Я победил? Пытаюсь зацепиться за эти летящие в разные стороны кадры. Помню, как мне было охуенно, когда стоял на ринге, помню даже визг тёлок и музыку, рвущуюся битами.

Голову пронзает укол боли, заставляя скривиться, а когда дохожу до зеркала в коридоре, понимаю почему. Левая скула красноречивого синего цвета, на брови запеклась кровь, а ребра украшены кровоподтеками. Красавчик, бля. Помню удары в голову и то, как завалил Хукера. Но момент победы или проигрыша отсутствует. Что за хрень?

— Ри?

Голос скрипит так, что приходится прокашляться. Пить хочу.

— Рина?

Дохожу до гостиной, где света оказывается слишком много. Минус панорамных окон, мать их. Щурясь, захожу за барную стойку и, набрав стакан воды из крана, махом опустошаю его и то же самое проделываю со вторым. Только допив последние капли понимаю, что стакан в руке мелко подрагивает. Весело! Возвращаю его на стол. Не отрывая взгляда от ладони, выпрямляю ее перед собой. Кончики пальцев дрожат. Так, блядь…

— Ри!

Зову громче, пытаясь найти подтверждение своей догадке. Может хотя бы Рина объяснит, чем вчера закончился злополучный вечер, потому что я ни черта не пойму. Чтобы ощущать себя так хреново, как я сейчас, нужно или хорошо надраться, или закинуться таблетками.

Но вместо Рины в ответ орет пустота. Что за? Куда можно было пойти утром? Щас вообще утро? Судя по тому, как солнце лупит в окно, время скорее походит на обеденное. Вчера была суббота, значит сегодня пар нет и Ри должна быть дома.

Только хрен там. Пустая квартира говорит сама за себя. Шумно выдыхаю. Где мой мобильный?

Обшарив глазами помещение, нахожу около входа свою спортивную сумку, на которой лежит смарт. Каждый шаг до него отдаётся тупой болью в висках и во всем теле.

Схватив телефон, первым делом набираю Рину. Гудок, второй… седьмой. Ну и?

— Возьми трубку, Ри!

Так меня и послушали. Окей. Набираю Мише.

Тот отвечает моментально.

— Да, Кэш?

— Здорово, — приземляюсь задницей на диван и откидываю на спинку голову, — слушай, Мих, мы вчера где-то бухали?

Секундное молчание.

— Если ты где-то и пил, то не со мной.

— А повод был?

— Ну вообще-то ты победил, — уже хорошо. Поднимаю руку и тру переносицу, понимая, что момент того, как навалял Хукеру, напрочь провалился в чёрную дыру моей памяти. — Ты как, Мот? — странно звучит его тон, обеспокоенно что ли, — С Мариной нормально все?

— Ну да. А что с ней может быть не так? Просто вспомнить ни хрена не могу. Как будто выпил несколько галлонов вискаря паленого. Туман, мутит, не соображаю ни черта.

Судя по звуку чирка зажигалки, Арьянов закурил. Я бы тоже не отказался.

На столе замечаю валяющуюся пачку и, схватив ее, бреду на террасу.

— Значит, ты не помнишь, как Марина тебя с телкой застукала?

Последние слова заставляют меня замереть уже выйдя на холодный воздух. Поток ветра проносится сквозняком в квартиру.

— С кем застукала? Кажется, это ты перебухал, а не я, Мих.

Хохотнув, отмираю, но внимание привлекает дым с правой стороны. Поворачиваю голову и натыкаюсь на сидящую в кресле Рину. Зеленые глаза устало смотрят на меня в упор, в руке сигарета.

— Ты реально не помнишь? — Арьянов на секунду зависает, пока какое-то шестое чувство заставляет все нервные окончания под кожей заостриться.

— Чего не помню? — зачем-то продолжаю спрашивать, безотрывно скользя по безэмоциональному лицу дикарки. Под глазами синяки. Взгляд странный… никакой.

— После того как ты уделал Хука, сразу спустился, схватил какую-то телку и повел в раздевалку. Это не только я видел. Многие. Включая Марину, — по мере того, как он говорит, разрозненные вспышки вчерашних событий начинают всплывать в сознании. Еле уловимые, мутные, как грязная вода, утекающая из рук, — Я пытался успеть ее перехватить, но народу там было пиздец сколько. Когда я подошел, она как раз выгнала ту телку, а сама закрыла дверь в раздевалку. Я подумал, вы помирились, потому что уходили вы вместе. И в клуб не поехали. Я не стал лезть.