Кэтрин Куксон - Слепые жернова
Саре очень хотелось ответить в самой превосходной степени, но она опасалась, что ее энтузиазм может неприятно задеть Филис. Впрочем, сестра выглядела вполне довольной жизнью. На всякий случай она ответила небрежно:
– Могло бы быть и хуже.
– У вас свой дом?
– Да, по соседству. Тот, о котором я тебе рассказывала. Кухня и спальня уже обставлены, теперь мы принялись за переднюю. Джон, брат Дэвида, мастерит для нас кое-что из мебели.
– Я думала, он корабельный плотник.
– Так и есть, но еще он столяр. Это его хобби. Он теперь на пособии, поэтому времени у него хоть отбавляй.
– На пособии?! Хетерингтон – и без работы? – Удивление Филис было неподдельным. – Вот не думала, что это может коснуться и их! Но все равно, как тебе у них живется?
– О, они чудесные! По крайней мере мужчины… – Сара состроила гримасу.
– Его мать все еще придирается к тебе?
– Знаешь, Филис… – Сара прикрыла ладонью рот и на секунду зажмурилась. – Наверное, мне никогда не забыть тот день, когда мы поженились, пришли и все ей выложили… Она – женщина спокойная, кажется, что она не способна выйти из себя. Ходячее благородство! Ты можешь себе представить… – Она наклонилась к сестре, как будто они опять делились секретами в общей кровати. – В тот раз мне показалось, что она вот-вот меня ударит! Честное слово! Никогда еще не видела такого разгневанного человека! Ты помнишь, как бесилась миссис Картвелл, как все ломала в доме и швыряла во двор? Вот и эта так же. Я не верила своим глазам. Я-то думала, что она несгибаемая, холодная, заносчивая, а она такое устроила!… По-моему, Дэвид тоже был поражен. Стоит себе и моргает. Он, конечно, предвидел, что она взовьется, но не настолько. У нас пропала всякая охота ехать в Ньюкасл. Она целые две недели со мной не разговаривала. Вряд ли и сейчас сменила бы гнев на милость, если бы Дэвид не перестал у нее бывать. Это ее образумило.
– Сейчас все уладилось?
– Внешне – да. Но знаешь, Филис, мне почему-то кажется, что она никогда меня не простит. Мне приходится проявлять осторожность. Когда Дэвид перестал у них появляться, к нам стали заглядывать Дэн, Джон, даже их отец; даже сейчас, когда все позади – повторяю, только внешне, – они не отказываются от этой привычки. Мне это нравится. – Она улыбнулась. – Это такая прелесть, когда они все соберутся! Дэн – молодец, из-за него мы смеемся до упаду. Но тут начался другой ужас – она нам стучит… Наш кухонный камин соприкасается с камином в их гостиной, вот она и услышала вчера вечером наш смех и давай стучать по решетке. Ох, и рассердился же мистер Хетерингтон! Никогда не видела его таким раздосадованным! Как-то вечером он спросил меня: «Сара, можно мне покурить?» Прямо так взял и спросил. Знаешь, где ему приходится курить?
– В туалете, наверное!
– Нет, там она не позволяет. В сарае во дворе! В доме она не разрешает. Поэтому Дэвид и Дэн вообще не курят. Джон курит – у себя дома. Когда мистер Хетерингтон задал мне свой вопрос, я ответила: «Конечно, зачем спрашивать?» А он и говорит: «Я не стану превращать это в привычку, так, разок-другой…» Я чуть не разревелась. Он хороший, теперь он нравится мне больше, чем сначала. Сперва этот его глазной тик действовал мне на нервы, но теперь я не обращаю на него внимания.
– Она и отец Али – два сапога пара. Он тоже пытался зажать меня в кулак. Но я сразу намекнула ему, докуда я готова поддаваться, а где начну сопротивляться. У него там пансион, вот он и возомнил, что приобрел в моем лице бесплатную рабочую силу. Ничего, я быстро ему показала, что он просчитался. Мерзкий субъект! Но у Али есть замысел… Знаешь, что мы надумали? Открыть магазин! Как бы я хотела, чтобы не было вот этого!… – Она похлопала себя по животу.
– Я совсем забыла про это! – спохватилась Сара. – Немудрено – ведь ничего не заметно! Как ты себя чувствуешь?
– Сейчас нормально. А сперва было паршиво.
– Так ты говоришь о магазине? Что за магазин? Вот было бы здорово!
– Не столько магазин, сколько кафетерий. Дело денежное, даже если ограничиться чаем и булочками. Надо же людям есть! Столько вокруг безработных с верфей, что страшно делается! Тут еще хуже, чем было у нас, а ведь и у нас был тихий ужас, видит Бог! Вот почему, – увлеченно продолжала она, – мне хочется иметь кафетерий. Еда – самое главное в жизни! Достаточно хоть раз увидеть это стадо голодных – и ты поймешь, как важно…
Паром уткнулся в причал Норт-Шилдс. Филис умолкла и в первый раз беспомощно покосилась на Сару.
– Что нам теперь делать? Тебе уже пора возвращаться?
– Нет, я свободна часов до пяти. Давай пройдемся, выпьем где-нибудь чаю.
– С удовольствием!
Не обращая внимания на декабрьский сумрак и неприглядность улиц, они принялись увлеченно болтать. Когда им попалось кафе, то, несмотря на то, что место показалось слишком шикарным, они робко прошли внутрь и, хихикая, принялись лакомиться крекерами и булочками, аккуратно поднимая элегантные чашечки. Их можно было принять за девчонок, впервые вырвавшихся на свободу.
Только когда паром снова был на полпути к Саут-Шилдс, они смолкли. Стоя плечом к плечу, они смотрели на приближающийся берег и слабый свет немногочисленных фонарей.
– Слушай, – сказала Филис, роясь в сумочке, – передай матери вот это на Рождество.
Она подала Саре две фунтовые банкноты.
– Так много?! – Сара всплеснула руками. – Разве ты можешь это себе позволить?
– Ничего, разберемся.
Можно было подумать, что это говорит женщина, умеющая выбивать из мужчин деньги, привыкшая обыскивать их карманы и требовать получку. Но к Филис все это не относилось. Саре она по-прежнему казалась девчонкой, маленькой куколкой, не знакомой с жизнью.
– Она будет тебе очень признательна, Филис.
– Не забудь ее предупредить, что это лично для нее. Я подохну, если он наложит на мои денежки свою грязную лапу. Знаешь, сколько Али выделяет мне в неделю на хозяйство и всякие мелочи, потому что едим мы обычно внизу, с постояльцами?
Сара покачала головой.
– Три фунта. Он сказал, что, когда у нас будет кафетерий, он удвоит сумму.
– Три фунта!
Сара не поверила своим ушам. Три фунта на мелочи! Весь недельный заработок Дэвида равнялся двум фунтам семнадцати шиллингам, и даже это казалось ей чудом.
– Да ты счастливица! – сказала она сестре.
В темноте Филис отвернулась от нее к ограждению и ответила чужим голосом:
– Да, я счастлива. И у меня все в порядке. Все в полном порядке! – Казалось, она убеждала в этом саму себя. – Одно невыносимо… – Она обернулась, схватила Сару за руку и хрипло продолжила: – Я чувствую себя животным, настоящей свиньей! Али так добр! Он гораздо лучше многих. Но… у меня внутри все переворачивается, когда мы с ним идет по Кинг-стрит или по рынку. В нашем квартале все нормально, там на нас не обращают внимания, потому что там есть белые девушки, кроме меня. Некоторые из них – уличные девки, но есть и порядочные. Одна родом из Хай-Джарроу. Словом, все в порядке. Но на Кинг-стрит мне хочется крикнуть всем тем, кто на меня таращится: «Пожалейте лучше самих себя!» Помнишь Ховардзов с Баксем-стрит, помнишь, какой разразился скандал несколько лет назад, когда их девчонка родила – то ли от своего братца, то ли от папаши, она и сама точно не знала? Так вот, мне всегда было очень ее жаль, я с ней заговаривала, когда встречала. Так можешь себе представить, что выкинула эта стерва? Мы недавно встретились с ней на рынке, я было обратилась к ней, а она не пожелала мне ответить, словно я – пустое место! Я чуть не огрела ее корзинкой. Ох, и взбесилась же я!
