Сесилия Ахерн - Год, когда мы встретились
Ночь. Не могу заснуть. Ворочаюсь и бесконечно злюсь. Как папа мог так обойтись с Хизер и чего он лезет в мои дела? Понятно, что из лучших побуждений, но надо же думать головой. И Кевин, заново объявившийся со своей любовью, и сад, не желающий обрести нормальный вид. Все не завершено, хуже того, все раздергано и концы торчат. А ведь, как ни странно, это отражает мой внутренний мир. Он таков. И нет мне покоя, я не знаю, как свести концы воедино, и не могу спокойно уснуть. У меня сейчас нет большого отвлекающего дела, требующего большого отвлеченного плана. Нет цели, идеи, воплощения – чего-то, чего угодно, на чем можно было бы сосредоточиться.
Встаю, иду вниз и зажигаю свет во дворе – на полную. Так ярко, что хоть самолет сажай. То, что я вижу, приводит меня в запредельное бешенство. Я – бестолочь. Я – возмутительная дура.
Надеваю куртку поверх пижамы и выхожу из дома. Вон они, скатанные в рулоны «листья травы». Если хочешь, чтобы нечто было сделано хорошо, сделай все сам – это же моя жизненная философия. И не так уж оно и сложно.
Хватаю первый рулон и обнаруживаю, что он несколько тяжелее, чем ожидалось. Опрокидываю его, чертыхаюсь и тихо уповаю, что он не развалится. Примериваюсь и надеюсь, что все получится. Раскатываю.
Два часа спустя я грязная, как не знаю что. И вся потная. Куртка давно скинута, она мне мешала. Я вся в грязи, мокрая и в какой-то момент заплаканная до ушей. Слезы пришли непроизвольно: из-за работы, из-за Кевина, из-за Хизер и мамы, а еще я ноготь содрала. Наплевать, у меня тут другие проблемы. Я так погружена в собственные мысли, что ничего вокруг не слышу и чуть не подпрыгиваю, когда рядом кто-то надсадно кашляет.
– Простите, – вот что ты говоришь.
Три часа ночи. Я смотрю через улицу на твой сад и ни черта не вижу. Взгляд судорожно пытается что-то различить в темноте. Смутно различаю стол у тебя на участке, но остальное тонет во мраке, свет на улицу идет только от моих окон. Сердце колотится как сумасшедшее. Вижу огонек сигареты. Да, это ты. И давно ты здесь? Джипа твоего я не слышала и не видела, значит, ты все это время был тут. Мне хочется плакать. Но я и так давно плачу, довольно громко, думая, что никто меня не слышит.
– Не мог войти, – говоришь ты, нарушая тишину.
– И давно вы тут? – тупо спрашиваю я.
Конечно, давно. Все время. Так и сидишь во главе пустого стола, на своем привычном уже месте.
– Часа три…
– Надо было сказать.
Иду в дом, чтобы взять ключ, и, вернувшись, вижу тебя у твоей входной двери.
– А почему на улице так темно?
– Фонарь накрылся.
Я смотрю вверх и понимаю, почему тебя не было видно. Доктор Джеймсон будет недоволен, когда вернется. Стекло разбито, осколки на земле. Странно, что я не слышала, как это случилось. Ведь я же не спала. Осуждающе смотрю на тебя.
– Очень ярко. Невозможно заснуть, – мягко поясняешь ты.
Не очень пьяный, уже вполне пришел в себя – в моей компании, – но пахнешь алкоголем.
– Где же ваш джип?
– Бросил в городе.
Я протягиваю тебе ключ. Ты отпираешь дверь и возвращаешь его мне.
– Надо было сказать, – повторяю я и наконец смотрю тебе в глаза. Но, засмущавшись, тут же отвожу взгляд в сторону.
– Не хотел вас беспокоить. Мне показалось, вы заняты. И чем-то огорчены.
– Ничем я не огорчена, – фыркаю я.
– Да нет, конечно. Четыре утра, вы в саду роетесь. Я фонари бью. У нас обоих все отлично. – Ты издаешь свой хриплый, ненавистный мне циничный смешок. – И вообще, было приятно, что я здесь в кои-то веки не один.
Насмешливо кривишь рот и мягко захлопываешь за собой дверь.
Вернувшись домой, я осознаю, что у меня дрожат руки, горло совершенно пересохло и нечем дышать. Нервно хожу взад-вперед, как ненормальная, не находя себе места.
Ночь-полночь, но меня раздирает. Беру телефон.
Ларри отвечает, как больной или пьяный, еле слышно. Но отвечает. Никогда не отключает телефон – ждет худшего. Его дочь уходит на дискотеку в короткой юбке, на высоких каблуках. Или ночует у подружки. Это все – стресс. Убийственный.
– Ларри, это я.
– Джесмин, – протяжно выдыхает он. – Господи. Который час? – Я слышу, как он шарит вокруг. – У тебя все нормально?
– Нет. Ты меня уволил.
Он тяжко, нервно вздыхает. Бедный, разбуженный посреди ночи Ларри. Нет, не надейся, я не стану вежливо извиняться.
– Ларри, мы уже это обсуждали, но знаешь, надо все же поговорить еще. Этот вынужденный отпуск – он мне не подходит. Нужно отменить его. Вообще убрать.
Он нерешительно выжидает, потом говорит:
– Джесмин, это есть в контракте. Мы это обговаривали…
– Да, обговаривали четыре года назад, когда мне и в голову не могло прийти, что ты решишь меня уволить и засадишь на целый год дома. С этим надо кончать.
Я говорю резко, с нажимом, чтобы вдолбить ему суть. Мне очень нужно работать. Как героинщику нужно уколоться, когда у него ломка, так и мне нужно работать. Я в отчаянии.
– Это меня убивает, ей-богу, Ларри. Ты даже представить себе не можешь, до чего мне дерьмово.
– Джесмин, – он слегка успокоился, и голос звучит уверенно, – с тобой все нормально?
– Да, мать твою, со мной все супер. Ларри, послушай меня… – Отрываю зубами обломок ногтя, а заодно и кусочек кожи и громко охаю от боли. – Я не прошу взять меня обратно. Я хочу, чтобы ты отменил этот гребаный отпуск. Правда, это излишняя мера…
– Нет, не излишняя.
– Ну поверь мне. Или хотя бы сократи его. Пожалуйста, а? Я уже два месяца болтаюсь без дела. Хватит с меня, ладно? Двух месяцев более чем достаточно. Многие компании назначают именно столько. А мне уже пора чем-то заняться… ты же меня знаешь. Я не хочу превратиться в этого, через дорогу, ненормального полуночного сыча, который…
– Кто через дорогу?
– Да не важно. Я тебе о другом говорю: мне нужно работать, Ларри. Мне необходимо…
– Никто и не предлагает тебе сидеть без дела. Займись проектами.
– В жопу проекты. Какие такие проекты? Я не школьница, Ларри, мне тридцать, блин, три года. И я НЕ МОГУ целый год сидеть без работы. Ты хоть понимаешь, как мне потом будет трудно себе что-нибудь найти? Кто меня возьмет после такого перерыва?
– Ясно. И где ты будешь работать? Скажи, Джесмин, каким именно бизнесом ты займешься? Вот завтра появись у тебя такая возможность – куда бы ты пошла? Ну скажи, скажи. Или тебе помочь?
– Я… – Мне как-то совсем не нравится его тон. На что-то он намекает… – Не пойму, о чем ты.
