Кристин Ханна - Ради любви
— Что случилось? Ты меня пугаешь. — Он провел рукой по ее лицу, стер слезы. — В первый раз вижу, что ты плачешь.
Она глубоко вздохнула:
— Ты помнишь игру в Лонгвью? В самом начале сезона?
Он явно был озадачен:
— Да.
— Потом мы поехали в заповедник…
— Ну да. В чем дело, Ло?
— Ты был на маминой «эскаладе», — сказала она.
Все происшедшее стояло у нее перед глазами. Как он откинул заднее сиденье и достал бледно-голубой плед и подушку. Все, кроме той принадлежности, которая была нужнее всего. Машина стояла на краю пляжа, а огромная серебряная луна смотрела на них с неба.
Она видела по его лицу, что он начал вспоминать. И мгновенно уловила, когда он понял, в чем дело. От страха его глаза сузились. Он отодвинулся назад, нахмурился:
— Я помню.
— Я беременна.
Он вздохнул, так, что у нее чуть не разбилось сердце, вздох замер в тишине.
— Нет, боже мой, не может быть. Ты уверена?
— Совершенно.
Дэвид был ошеломлен и испуган.
— И что теперь? — Его голос звенел от напряжения.
Она не смотрела на него.
— Не знаю.
— Ты бы не… ты понимаешь.
— Аборт. — Она почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось. На глазах выступили слезы, но ей удалось сдержаться и не заплакать. — Наверное, это выход.
— Да, — сказал он слишком быстро. — Я заплачу за это. И поеду вместе с тобой.
Она ощущала себя так, словно медленно уходила под воду.
— Хорошо. — Даже собственный голос доносился до нее словно издалека.
Лорен пыталась не думать о том, куда едет. Дэвид был рядом, его руки крепко держали руль. За целый час они не обмолвились ни словом. Что здесь можно было сказать? Путь в Ванкувер казался бесконечным.
Сквозь тонированное стекло автомобиля она увидела здание клиники. Лорен закрыла глаза, борясь с подступающей паникой. Они припарковались, и тут она ощутила всю тяжесть принятого решения. Несколько минут она не могла заставить себя сдвинуться с места. Дэвид обошел автомобиль и открыл ей дверцу. Она вцепилась в его руку.
Они вместе двинулись по направлению к клинике. Один шаг, другой, еще один — это все, о чем она позволяла себе думать.
Он открыл перед ней дверь.
Приемная была полна женщин — по большей части молодых девушек, которых никто не сопровождал. Лорен подошла к столу, записалась, затем заполнила бумаги. Регистратор просмотрела их.
— Посидите. Мы вас вызовем.
Лорен опустилась на свободный стул. Дэвид сел рядом. Они держались за руки, но не смотрели друг на друга. Лорен боялась, что расплачется, если взглянет на него. Она стала читать брошюру, лежавшую на столе.
«Процедура занимает не больше пятнадцати минут…
…возможность вернуться к работе через сорок восемь часов…
…минимальный дискомфорт…»
Она отложила брошюру. Может быть, она молода, но она понимает, что главное — не боль и не возможность быстро вернуться к работе или длительность «процедуры». Главное — сможет ли она жить с этим?
Она прижала руку к своему еще совершенно плоскому животу. Там, внутри нее, была жизнь. Жизнь.
Лучше не думать так о своей беременности, лучше сделать вид, что пятнадцатиминутная процедура ликвидирует ее проблему. А если нет?
В приемную вошла медсестра. Глядя в список, она прочла несколько имен.
— Лорен. Салли. Жюстин.
Дэвид сжал ее руку:
— Я люблю тебя.
Лорен встала, ее била дрожь. Она бросила последний взгляд на Дэвида и пошла за медсестрой.
— Лорен. Третий кабинет, — сказала медсестра, остановившись у одной из дверей.
Лорен вошла, переоделась в хлопчатобумажный балахон. Металлические шкафчики и блестящие поверхности столов заставили ее зажмуриться от яркого света.
Дверь открылась. Вошел пожилой человек в шапочке, маска висела у него на шее.
— Здравствуйте, Лорен, — сказал он, просматривая ее карту.
Вошла медсестра.
— Здравствуйте, меня зовут Марта. — Она потрепала Лорен по руке. — Через несколько минут все кончится.
Кончится. Несколько минут. Никакого ребенка. Процедура.
И она поняла.
— Я не смогу это сделать, — сказала Лорен, чувствуя, как по щекам бегут слезы. — Я не смогу с этим жить.
Спустя несколько часов Лорен сидела рядом с Дэвидом на кремовом диване. Она держалась за его руку так крепко, что пальцы онемели. Она никак не могла перестать плакать.
— Я думаю, мы поженимся, — сказал он подавленно.
Она повернулась к нему и сжала его в объятиях. Он так старался быть взрослым, но глаза его расширились от страха.
— То, что я беременна, не значит…
Дэвид освободился из ее рук:
— Мама?!
В дверях с коробкой пиццы стояла миссис Хейнс.
— Твой отец думает, что вы могли проголодаться, — сказала она печально, глядя на Дэвида. И заплакала.
Весь этот день Лорен думала, что ничего хуже с ней быть не может. Но вечером, сидя в гостиной, она поняла, что ошибалась. Видеть плачущую миссис Хейнс было невыносимо.
Получалось, будто во всем виновата она одна.
Она знала, что это не так. Они оба зачали этого ребенка.
— У меня есть связи в Лос-Анджелесе и в Сан-Франциско, — сказал мистер Хейнс, проводя рукой по сбившейся прическе. — Превосходные доктора. И умеют молчать.
— Она пыталась, — ответил Дэвид, — в Ванкувере.
— Мы католики, — сказала миссис Хейнс, глядя на Лорен.
Лорен была благодарна и за это.
— Да, — отозвалась она, — и… не только это.
— Я просил Лорен выйти за меня замуж, — сказал Дэвид.
Лорен видела, как он изо всех сил старается быть сильным, и любила его за это. Но она видела также, что он близок к срыву, и ненавидела за это себя. Он сейчас представлял себе все — одно за другим, — от чего ему придется отказаться.
— Вы слишком молоды, чтобы жениться. Скажи им, Анита.
— Мы слишком молоды и чтобы иметь ребенка, — произнес Дэвид. После его слов все снова замолчали.
— Существует такая вещь, как усыновление.
Дэвид поднял голову:
— Действительно, Лорен. Есть люди, которые полюбят этого ребенка.
Надежда, появившаяся в его голосе, добила ее. Глаза наполнились слезами. Она хотела сказать, что сама могла бы полюбить этого ребенка. Своего ребенка. Их ребенка.
— Я позвоню Биллу Толботу, — сказал мистер Хейнс. — Он свяжет меня, с кем нужно. Мы подберем подходящую пару.
Лорен нахмурилась. Он вел себя так, словно решение уже было принято.
Дэвид повернулся к ней. Взял ее руку, крепко сжал.
— Пойдем, Лорен, — наконец сказала миссис Хейнс, вставая.
— Я отвезу ее домой, мам.
