Пенни Винченци - Злые игры. Книга 3
— Нет, — ответила Георгина, — не забуду. И спасибо вам большое за то, что пришли, и вообще за все. До свидания, Мартин.
Она приподнялась и поцеловала его; он неуклюже чмокнул ее в ответ и заспешил к дверям, на ходу надевая свою потрепанную шляпу.
— Он такой милый, — рассеянно проговорила Энджи, глядя ему вслед.
— Необыкновенно милый, правда? До сих пор не верю, что он смог сюда прийти, — отозвалась Георгина. — Ему это должно было стоить почти нечеловеческих усилий. И что его заставило прийти, как вы думаете?
— По-видимому, он о тебе действительно беспокоится.
— Да, но… Энджи, он никогда в жизни не выезжает за пределы Уилтшира. Никогда. По-моему, последний раз это было в день его свадьбы.
— Ну… может быть, он в тебя влюблен.
— Это уже просто глупость, — возразила Георгина. — Чтобы Мартин да был в кого-нибудь влюблен!
— Извини, пожалуйста! — запротестовала Энджи. — На дне рождения у твоего отца я очень неплохо провела с ним время. Очень неплохо. Он довольно много выпил, мы вышли с ним на улицу и…
— И что? — со смехом спросила Георгина.
— И ничего. Просто он очень много говорил. Но мне он показался очень сексуальным. Знаешь, в таком романтически-трагическом ключе. Наверное, это в нем русская кровь сказывается.
— Какая русская кровь? — удивленно уставилась на нее Георгина. — Я и не знала, что в Мартине есть русская кровь.
— Не знала? Есть, есть. Его бабушка была русская, — ответила Энджи. — У него даже второе имя русское. Как же… погоди, дай вспомню. Юрий? Нет, как-то не так. Юрген? Нет… Вот, вспомнила: Егор. Да, Егор.
— Ну, — проговорила Георгина, — вам, Энджи, удалось за один раз вытянуть из него больше, чем всем нам вместе за все эти годы. Егор! Ну и имечко!
— По-русски это то же самое, что Джордж, Георгий, — продолжала Энджи, беря лучшую кисть винограда с тарелки, стоявшей возле кровати Георгины. — И, насколько я помню, он был влюблен в твою маму. Он мне не раз говорил, какая она красавица.
— Мартин?! Глупости, он на сто процентов под каблуком у Катрионы. Без нее никуда не выходит и ничего не делает.
— Ну, это не значит, что он не может быть в кого-нибудь влюблен, — возразила Энджи. — Секс — это мощная штука.
— Энджи, вы просто одержимы своим сексом, — засмеялась Георгина. — Расскажите мне лучше, что Клиффорд подарил на Рождество вашей бабушке.
По мере того как приближалось время родов, моральное состояние Георгины ухудшалось. Оптимизма у нее сильно поубавилось, как и прежних бодрости и смелости; чувство одиночества потихоньку овладело ею, и она, удивляясь сама себе, стала тосковать по своей матери, умершей, кажется, уже целую вечность тому назад, когда Георгина была еще маленьким ребенком. Теперь она постоянно думала о матери; ей было интересно, испытывала ли в свое время Вирджиния то же самое, что сейчас чувствовала и переживала она сама: физическую усталость, ощущение постоянного неудобства и беспокойства, страх перед тем величайшим испытанием, каким станут сами роды, тревогу и душевный трепет перед перспективой пожизненной ответственности за другое живое существо.
Дней за десять до того, как должен был появиться на свет ребенок, в Чизвик приехала Шарлотта; она застала Георгину на диване, та тщетно пыталась найти удобную позу.
— Хотела бы я знать, кто мой отец, — проговорила вдруг Георгина. — Откуда он. И увидеть его хотела бы. Какая ты счастливая, и ты, и Макс.
— Джорджи, я просто потрясена! — воскликнула Шарлотта. — Ты всегда говорила, что не хочешь его знать, что папа и есть твой настоящий отец, что…
— Да знаю я, знаю, — раздраженно прервала ее Георгина, — это беременность так на меня повлияла. Но теперь я и в самом деле чувствую потребность узнать, кто он такой. И мамы мне тоже очень не хватает, — добавила она.
— По-видимому, это все результат того, что вы поссорились с Александром, — заметила Шарлотта.
— Нет, ничего подобного; я начала думать об отце, мне захотелось узнать, кто он такой, еще задолго до того, как рассказала обо всем папе. Это явно какое-то глубинное и очень сильное, первозданное побуждение.
— Ну что же, может быть, хоть теперь тебе стоит попытаться его найти.
— Но, Шарлотта, как?! Что я знаю? Только то, что его зовут Джордж и что, по всей вероятности, он очень высок ростом. Я хочу сказать… да что там говорить! Нет, видимо, придется мне жить без него. Придется помириться с папой и как-нибудь общаться с ним.
— А от папы что-нибудь еще было?
— Звонил. Раз или два. Он сожалеет обо всем, я знаю. Он этого не говорил, был, как всегда, холоден, но я чувствую. Я сама не хочу пока с ним мириться. У меня просто нет сейчас сил. — Она вздохнула. — Думаю, мне будет легче это сделать потом, когда родится ребенок.
— Да. А ты… не боишься, Джорджи?
— Боюсь. Немного, — ответила Георгина. — Конечно, сейчас есть разные лекарства, оборудование и все остальное, чего не было раньше, и Лидия будет рядом, но все равно, смотрю я на эту огромную грушу и думаю… непросто будет вытолкнуть его наружу, верно?
Она слабо и неуверенно улыбнулась.
— Ничего, все будет хорошо, — проговорила Шарлотта. — Кстати, Джорджи, я в тот уик-энд ездила домой и встретила там Мартина. Он очень меня о тебе расспрашивал и заставил пообещать, что я ему буду немедленно сообщать все новости. И знаешь, он сказал одну довольно странную фразу: «Как бы я хотел, чтобы она рожала тут, чтобы я был поблизости». Он тебя просто обожает, правда? Это так мило. Наверное, из-за того, что у него нет своих детей, он видит в тебе какую-то им замену. Смотрит на тебя почти как на свою дочь.
— Да, наверное, так, — согласилась Георгина.
Она смотрела на Шарлотту, и вдруг у нее возникло какое-то очень странное ощущение. В голове у нее замелькали обрывки мыслей, разговоров; эти обрывки то соединялись вместе, то снова разлетались в разные стороны. Что это? О чем они хотят ей сказать? На что намекают? Георгина приподнялась на диване и попросила Шарлотту:
— Мне бы хотелось чашечку горячего чая с сахаром. Что-то у меня живот разболелся. И, если можно, налей мне грелку, хорошо?
— Конечно, — сказала Шарлотта, — а потом я уложу тебя в постель, прежде чем уйду. Ты когда собираешься ко мне переезжать? — Георгина обещала, что за несколько дней до родов переедет к Шарлотте, чтобы, когда у нее начнутся схватки, та могла вызвать «скорую», позвонить Лидии Пежо и вообще сделать все, что может понадобиться.
— Ну, возможно, в уик-энд. Да, пожалуй, мне действительно лучше принять ванну и лечь.
— Я побуду, пока ты из нее не выйдешь. Смотри, не поскользнись, — напутствовала ее Шарлотта и широко улыбнулась.
