Хелен Филдинг - Дневник Бриджит Джонс
2 упак. сыра «Эмменталь» в нарезке;
1 литр свежевыжатого апельсинового сока;
1 холодную картофелину в мундире;
2 куска лимонного чизкейка (очень легкого, к тому же я, возможно, ем за двоих);
1 «Милки Вэй» (всего 125 калорий; радостная реакция организма на шоколад заставляет предположить, что ребенок требует сладкого);
1 «Шоколадный десерт по-венски со сливками» (ребенок просто обжора);
брокколи на пару́ (попытка кормить ребенка здоровой пищей и не воспитать в нем привычки к неправильному питанию);
4 холодные сосиски (других консервов в доме не оказалось, а в беременном состоянии слишком тяжело снова идти в магазин).
Боже мой. Мысленно все время представляю себя счастливой мамашей: я в симпатичной маечке в стиле «Кельвин Кляйн», я подбрасываю малыша в воздух, я радостно улыбаюсь на фоне последней модели газовой плиты, я в финальных кадрах легкого фильма для семейного просмотра.
Перпетуя сегодня на работе была просто невыносима. Сорок пять минут висела на телефоне, обсуждая с Дездемоной вопрос, какие шторы им с Хьюго стоит подобрать к желтым обоям: розовые с серым рисунком и оборкой или же ярко-красные плюс ламбрекен с цветочным орнаментом. Был период, когда в течение пятнадцати минут она произносила только: «Именно… нет… вот именно… именно…, – а потом сказала: – Впрочем, те же самые доводы можно привести и в пользу красного».
В обычной ситуации мне захотелось бы запустить чем-нибудь ей в голову, но на этот раз я лишь блаженно улыбнулась, подумав о том, как скоро все это станет для меня далеким и незначительным, потому что на свет появится маленький человечек, о котором я буду заботиться. Тут передо мной открылся целый мир новых фантазий, связанных с Дэниелом: Дэниел везет ребенка в коляске; Дэниел спешит с работы домой и с восторгом обнаруживает нас в ванне, нежных и раскрасневшихся; и наконец, Дэниел терпеливо объясняет ребенку решение задачки по математике.
Пришел Дэниел. В жизни не видела его в худшем состоянии. Впечатление такое, что после ухода от меня он продолжал пить не просыхая. Он бросил на меня взгляд палача. Мои фантазии тут же сменились образами из фильма «Пьянь», где главные герои постоянно напиваются в стельку, орут друг на друга и кидаются бутылками. Еще вспомнились миссис и мистер Тупи из шоу Гарри Энфилда. Дэниел кричит: «Бридж! Ребенок а-арет… У него ба-а-ашка скоро отвалится».
А я отвечаю: «Дэниел, не вишь: я сиг-гарету к-курю».
Среда, 3 мая
58 кг* (ой; ребенок растет со сверхъестественной скоростью), алкоголь: 0, сигареты: 0, калории: 3100 (в основном картошка, прости господи).
*Теперь нужно снова следить за весом – из-за ребенка.
SOS. Весь понедельник и вторник я, конечно, думала, что беременна, но одновременно знала, что на самом деле нет: так бывает, когда идешь поздно вечером по улице и тебе кажется, будто кто-то тебя преследует, но при этом ты понимаешь, что все это ерунда. А потом тебя ка-ак схватят за горло – и вот у меня задержка на два дня. Дэниел весь понедельник не обращал на меня внимания и подошел только в шесть вечера. «Слушай, я на всю неделю в Манчестер уезжаю, – сообщил он, – увидимся вечером в субботу, хорошо?» Он не звонит. Я мать-одиночка.
Четверг, 4 мая
58,5 кг, алкоголь: 0, сигареты: 0, картошка: 12.
Пошла в аптеку – тайно приобрести тест на беременность. Глядя в пол и кляня себя за то, что не догадалась нацепить на безымянный палец кольцо, пихала коробочку девушке на кассе, и тут аптекарь как заорет: «Вам нужен тест на беременность?»
– Тс-с-с! – зашикала я, оглядываясь через плечо.
– Сколько у вас уже задержка? – протрубил он. – Возьмите лучше не этот, а другой, синенький! Он дает результаты уже на первый день задержки!
Я схватила синенький и, сунув кассирше восемь фунтов и девяносто пять, черт их дери, пенсов, вышвырнулась наружу.
Сидя на работе, два часа не отводила глаз от своей сумки, будто в ней лежало взрывное устройство. В полдвенадцатого не выдержала, схватила сумку и поехала на лифте в туалет двумя этажами ниже, чтобы никто из знакомых не услышал из моей кабинки подозрительного шуршания. Вдруг ощутила приступ сильнейшей злобы на Дэниела. Он ведь тоже несет за все ответственность, но почему-то не вынужден тратить восемь фунтов девяносто пять пенсов и прятаться по туалетам, чтобы пописать на палочку. В ярости я достала тест, засунула упаковку поглубже в мусорную корзину, сделала свое дело и не глядя положила тест на бачок, перевернув его лицевой стороной вниз. Три минуты. Ни за что не стану смотреть, как в окошке постепенно вырисовывается голубая полоска и выносит мне пожизненный приговор. Пережив как-то эти сто восемьдесят секунд – последние сто восемьдесят секунд свободы, – я взяла в руки тест и чуть зверем не завыла. Из окошечка на меня нагло глядела голубая полоска. Черт! Черт!
Сорок пять минут я сидела за столом, тупо уставившись на экран компьютера, и, когда Перпетуя спрашивала, что стряслось, делала вид, будто она африканский баобаб. Потом вскочила и кинулась на улицу к телефонной будке – звонить Шерон. Ненавижу Перпетую. Если бы у нее появились опасения, что она беременна, ровно через десять минут Перпетуя стояла бы в церкви в свадебном платье от Аманды Уэйкли. На улице было так шумно, что Шерон не сразу меня поняла.
– Что-что? Бриджит? Не слышу тебя. Говоришь, ты временно где?
– Беременность, тест на беременность, – прогундосила я. – Голубая полоска.
– Господи Иисусе. Встречаемся в «Кафе Руж» через пятнадцать минут.
Хотя был только без четверти час, я решила, что водка с апельсиновым соком мне не повредит, потому что положение действительно чрезвычайное. Но потом вспомнила, что эмбрионам водка не показана. В ожидании Шерон я погрузилась в какое-то гермафродитское состояние: меня одолевали крайне противоречивые чувства и мысли о ребенке – и женские, и мужские. Одна часть меня испытывала нежность к Дэниелу и гордость от того, что я настоящая женщина – такая неуемно плодовитая! – и представляла крошечное создание с бархатистой розовенькой кожицей, а также детские одежки от Ральфа Лорена. Другая часть думала: жизнь кончена, Дэниел – чокнутый пьяница, узнав обо всем, он разнесет меня на куски и бросит; больше никаких гулянок с подругами, магазинов, никакого флирта, секса, вина и сигарет. Я превращусь в жуткий молоко-производительный агрегат, никому не симпатичный и не влезающий ни в одни брюки, особенно в те новенькие джинсики, которые я только что купила. Эти метания – та цена, которую мне приходится платить за то, что являюсь современной женщиной, за то, что не последовала предусмотренным природой курсом и не вышла замуж за Абнора Риммингтона в Нортхемптоне, когда мне было восемнадцать.
