Вера Колочкова - Осенняя рапсодия
– Мне нельзя коротко стричься, Илья, – попыталась она пробиться через это неожиданное стилистическое вдохновение. – Ты меня слышишь? Нельзя мне коротко, говорю!
– Что? Почему это нельзя?
– Ты посмотри, у меня на самом виске шрам есть. Детский еще. Белая вмятинка. Его же видно будет!
– Ну да, есть тут шрамик… – взяв ее за щеки ладонями и повернув к свету, протянул он прежним, слегка «туманным» голосом. – Ну и что? Пусть он будет. А мы пойдем от обратного… Знаешь, иногда просто необходимо идти от обратного! Мы его не будем прятать, мы, наоборот, выставим его напоказ, подчеркнем, так сказать… Прелесть, что за шрамик! Ни у кого такого нет, а у тебя есть… Вставай, пошли быстрее!
– Куда? Не хочу я никуда идти… – замахав руками и падая обратно в подушки, капризно протянула Марина. И даже одеяло на голову натянула и ногой дрыгнула. В общем, повела себя как чистое балованное дитя. Как та самая красотка-модель, законное место которой отчего-то именно ей от судьбы перепало. Пусть и временно. А раз перепало, так и вести себя, выходит, надо соответствующим образом?
– Пошли, я сказал! – легонько хлопнул ее ладонью Илья чуть пониже спины. – Слушай, что тебе говорят! Я сейчас позвоню Сашке, обо всем договорюсь…
– А кто он, этот Сашка? – снова села она на постели, глянула на него с интересом.
– Не он, а она. Соседка моя, Александрой зовут. Между прочим, в одном из лучших салонов города работает. Классный стилист. К ней дамочки за месяц вперед на стрижку записываются. А ты давай-давай, пошевеливайся, Маришка…
От этой «Маришки» ее уж совсем раскиселило. Так в детстве ее бабушка звала – Маришкой. Стояла под душем, хихикала себе потихоньку – где бабушка и где молодой любовник… Потом вымыла голову, поелозила слегка по ней феном – волосы легли в давно привычное им положение, то есть повисли по бокам лица, чуть загибаясь вовнутрь на кончиках. И чего ему прическа не понравилась? Обыкновенное классическое каре, удобное очень. Раз-два, прическа готова. Может, упереться и не ходить ни в какой салон, не потакать юным творческим фантазиям? Хотя ладно, будь что будет. Сама же себе каникулы легкомыслия объявила! А с прической – бог с ней, волосы потом отрастут.
Саша оказалась маленькой худышкой-блондинкой в коротком желтом сарафанчике-униформе. Простенькая, как одуванчик с июньского придорожья. Но тот еще, как выяснилось, цветочек. С претензиями! Даже не поздоровавшись толком, сразу к творческой оценке имеющегося материала приступила. Долго осматривала ее критически, с головы до ног. Потом отошла на два шага, прищурилась, поглядела, то ли покряхтела одобряюще, то ли, наоборот, хмыкнула, потом опять подошла поближе. Минут через десять разродилась, наконец, задумчивой фразой, брошенной в сторону стоящего поодаль Ильи:
– Что ж… Похоже, ты прав, Илюша… Да, я думаю, ты прав… – Повернувшись к Марине, выдохнула решительно: – Ну что, вы мне отдадитесь?
– В каком это смысле? – весело округлила глаза Марина. Хотела еще и хохотнуть нарочито пошловато, но передумала. Не надо гневить молодежь, она нынче нервная, говорят. И шутки у них другие. Что взрослой тетке шутка, то для нынешней молодайки, не приведи господь, интимной правдой может оказаться…
– В смысле вашего будущего образа, – строго посмотрела на нее Александра. – В том смысле, что не будете мне диктовать под руку. То есть отдаетесь совсем, закрыв глаза! Не бойтесь ничего, я плохо вам не сделаю.
– Ладно! Уговорили! Отдаюсь! – решительно тряхнула головой Марина. – Ведите меня, Александра, я вся насквозь ваша…
Усевшись в удобное мягкое кресло, она смиренно позволила подкатить себя к раковине. Ласковые Сашины ручки вместе с теплыми водяными струями прошлись по волосам, и полотенце было на ощупь приятно-мягким, пахло духовитой порошковой «морозной свежестью». Открыв глаза, она увидела свое лицо в зеркале – испуганное, без косметики, в обрамлении мокрых перышек волос. И не сдержалась, полезла-таки «под руку»:
– Сашенька… А вы и впрямь меня очень коротко стричь будете? Как Илья предложил?
– Так. Давайте мы вот что сделаем… – Саша коротко вздохнула и резко развернула кресло в обратную от зеркала сторону. Потом, будто извиняясь, проговорила: – Нет, правда, так лучше будет! И вы нервничать над процессом не станете, и мне так спокойнее. А потом я вам еще и лицо нарисую. Я уже вижу ваш стиль и вас вижу. Вам понравится, не бойтесь. Расслабьтесь, подремлите… Представьте себе, например, что вы в телевизионной передаче снимаетесь. Там тоже так – отвернут героиню от зеркала, поколдуют над ней, а потом – раз! – и обратно к зеркалу повернут. И у нее сразу обморок образуется от счастья. Хотите обморок, Марина?
– Нет уж. Я лучше расслаблюсь. И подремлю. Делайте со мной что хотите.
Задремать ей, конечно, не удалось, но насчет расслабиться – это вполне. Отключилась, поплыла вслед за хлынувшим в окна салона предобеденным солнцем, растаяла от хорошей спокойной музыки, идущей откуда-то сверху, будто льющейся нежным потоком на голову. Праздник какой-то, единение яркого солнечного света и музыки. И сладких салонных запахов. А вон там, в холле, сидит ее юный любовник Илья, журнальчик почитывает. А вот и какая-то девица к нему подвалила. С подносом, в желтом коротком платьице. Таком же, как у Саши. Ага, это сервис у них местный – посетителей кофеем поить. Но как эта девица изгаляется перед ним, боже ты мой! Вытянулась стройным организмом, будто задребезжать готова. Еще и улыбается… Да ладно, она тут по должностной инструкции всем улыбаться обязана, а вот вы, старая расслабившаяся девушка Марина Никитична, чего в кресле сидите, психуете? Ревнуете, что ль? Приятно вам ревновать, да? Но ведь ревнуют собственницы, а вы вроде как на вечное женское право в данном конкретном случае и не претендуете… Или уже претендуете? А что делать, раз само в руки идет? А может, это судьба?
Пустив на самотек эту коварную, но до ужаса приятную мысль, она вздохнула коротко, будто всхлипнула, и Саша, согнувшись, глянула на нее удивленно:
– Я вам больно сделала?
– Нет-нет, Сашенька. Что ты. Все хорошо. Работай спокойно, я вся без остатка твоя.
Кивнув, Саша выпрямилась, и Марина снова глянула в холл. Девица, поставив перед Ильей дымящуюся паром чашку, удалилась, скромно, но красиво виляя задом. Достойно так виляя. Глядя ей вслед, потянуло отчего-то додумать прежнюю коварную мысль. Ну, не додумать, так пофантазировать немножко. Вот интересно, к примеру, как бы Машка к Илье отнеслась? Ей семнадцать, ему двадцать семь… Опасное пограничное состояние, между прочим. Не любила Марина пограничных состояний, всегда сознавала в себе это качество. Муж должен быть старше жены, от свекрови надо жить отдельно, ребенка надо заводить вовремя… Ага. Все правильно. А Волга впадает в Каспийское море. А Москва – столица нашей родины. И все-таки! Зачем им с Машкой оно нужно, это опасное пограничное состояние? Нет, точно все бабы – дуры… Стоит их обласкать, они уж и на будущее всякие планы начинают строить.
