Сынок моего мужа. Семья по ошибке (СИ) - Келлер Николь

С одной стороны, я рад, что моя жена так реагирует - это означает, что на меня ей не все равно, как она старается показать. Не отболело, не все в прошлом. Для нас ещё есть шанс. А с другой стороны - внутри все в мясо от того, что моей Нике больно. Ещё дерьмовей, что отчасти причина этой боли - я. Хотя я всегда, с первого дня знакомства пытаюсь ее от всего уберечь. Не вышло. Хреновый, получается, из меня вышел муж….

Опускаюсь на колени и молча помогаю собрать документы. Перехватываю пальцы Ники, сжимаю, заставляя поднять на меня глаза. Заплаканные, красные, как я и предполагал.

- Ника, послушай.…- шепчу, не отпуская ее взгляда. Заставляю смотреть строго мне в лицо, чтобы она точно поняла, что я хочу до нее донести. Услышала. Поверила. - Не делай поспешных выводов. Я поговорю с мальчиком, выясню кое-какие детали, которых мне не хватает. А потом мы с тобой обо всем поговорим, и я все объясню. Раньше не мог, нельзя было, - стискиваю зубы, но всё же выдыхаю. - И обещаю ответить на все вопросы.

Ника осторожно высвобождает ладонь. Забирает документы, складывает в ровную стопку и прижимает к груди. Медленно поднимается на ноги и вскидывает подбородок, моя гордая девочка. Упрямая.

- Ты ничего не должен объяснять, Ром. Не нужно. Мы с тобой поставили точку. Иди к сыну, ты ему сейчас нужен, - отворачивается, оставляя последнее слово за собой. Делает два шага по коридору, но оборачивается через плечо. - Только недолго. И помни, никаких волнений ребёнку.

Возвращаюсь в палату. Не успеваю сесть, как натыкаюсь на внимательный и слегка сощуренный взгляд мальчика. Брови сведены вместе, смотрит так, как будто всё про меня знает. И одновременно осуждает, злится.

Даже становится не по себе.

Удивительно! Мне потребовались годы, чтобы научиться так смотреть на сторону ответчика в суде и на подчинённых в Прокуратуре. А у пацана, похоже, это врождённое. Базовая функция, так сказать. Интересно, от кого она ему досталась?

Осторожно опускаюсь на стул. Переглядываемся. Воздух вокруг нас сгущается, начинает искрить, и того гляди сейчас начнут сверкать молнии. Краем глаза замечаю, что и соседи Демьяна притихли, и мать обняла и прижала ребёнка к себе.

- Значит, ты узнал обо мне от бабушки...  - осторожно возвращаю разговор в интересующее меня русло. Незаметно включаю диктофон на мобильном. Боюсь, Ника не поверит мне на слово. Нужны железные доказательства.

- Ну, да, я нашёл фотографию и спросил у мамы, что это за дядя. Мама не хотела мне говорить, даже начала ругаться. А бабушка услышала и сказала, что ты мой папа.

И тут меня осеняет.

Бабушка!

Странно, что прошло столько времени, а она ещё до сих пор не приехала к мальчику в больницу. Неужели врачи «Скорой» не сообщили ей о трагедии?

Неужели мне придётся сообщать матери Ксении эту страшную новость?...  И она, наверно, сможет забрать мальчика себе?...

Делаю себе мысленно зарубку обсудить все эти детали с Никой. Она наверняка в курсе.

- На фото ты немного другой, - задумчиво продолжает Демьян. - Улыбаешься и молодой. А сейчас колючий, - малыш мимолётно улыбается.

- Есть немного.

Усмехаюсь, проводя ладонью по щетине. В Прокуратуре по регламенту запрещёно иметь растительность на лице, но мне пошли навстречу и разрешили легкую щетину. Я стабильно вот уже много лет оформляю её в барбершопе, и вышестоящее руководство смирилось и закрывает на это глаза.

Демьян снова становится серьёзным. Строгим. Как будто я провинился в чём-то перед ним.

- Потом мама всё-таки рассказала о тебе. Что ты много работаешь. У тебя сложная и опасная работа. Постоянно ездишь в командировки. Поэтому не живёшь с нами. Только подарки передаешь, когда я сплю, потому что не можешь задерживаться подольше и поиграть со мной. Только вот мама обманула меня! - в конце мальчишка повышает голос. Он звенит, и, кажется, вот-вот хлынут слёзы.

- В чем же?

- Ты не в командировки ездил, а жил с другой тётей! Моим доктором!

Демьян всё-таки плачет.

Сердце сжимается от боли за ребёнка. Но самое дерьмовое, что я понятия не имею, что ему сказать. Правду? Она его ранит, мальчик может почувствовать себя не нужным. И на фоне трагедии и его нахождения в больнице эта правда будет восприниматься им куда острее.

Соврать, выдумать какую-то чушь, как это сделала Ксюша, обманывая собственного ребёнка столько времени? Я никогда не пойму её, зачем она вообще так поступила. Правда всегда всплывёт наружу. И ребёнку всё равно будет больно.

Мляяяяяять! Что же ты натворила, Ксюша?! И почему я должен разгребать это дерьмо?! К тому же ценой собственной семьи.

- Скажи, папа, - выдыхает на грани отчаяния, вцепляясь намертво в мою ладонь. Пронзает глазками, полными мольбы. С длинных загнутых ресниц срываются слёзы. - Ты не жил с нами, потому что ты нас не любил, и я тебе не нужен? Бабушка так говорила.

С*кааааааа...  Почему так сложно?!

- Демьян, давай потом поговорим на эту тему? Когда ты выздоровеешь?

- Нет, сейчас! А то потом ты опять уедешь в свою командировку!

Да млять! В кого же ты такой упрямый?!

Вздыхаю, решив быть честным с ребёнком. По крайней мере, последствий разгребать придётся меньше.

- Хорошо, Демьян. Ты - парень взрослый, поэтому и говорить с тобой я буду по-взрослому. Я не жил с вами, потому что не знал о тебе.

Мальчик замирает. Перестает плакать. И, кажется, дышать. До боли сжимает мою ладонь, переваривая информацию.

- К-как это? Как ты не знал обо мне, если ты мой папа?!

Вот это тоже не факт...  Но пока опустим детали.

- Так иногда бывает, Демьян. У взрослых не простая жизнь...  Я не знал о тебе, потому что твоя мама ничего мне не рассказала.

Пацан поджимает губы. В глазах плещётся океан слез, грозясь пролиться в любую секунду.

- И, получается, ты не приезжал и не дарил мне подарков?

Медленно качаю головой.

- Я ни разу не приезжал к вам. Я не знаю, где вы живете. Наверно, подарки от меня покупала твоя мама или бабушка...

И нервы мальчишки сдают.

- Не правда! - выкрикивает, приподнимаясь и захлебываясь первой волной слез. - Не правда! Ты всё врешь!! Мама не могла меня обманывать! Мама меня любит! Где моя мамочка?!

Пацан срывается в лютую истерику. Ребёнок на соседней койке тоже начинает хныкать и прячет лицо у матери на груди. Женщина смотрит на меня с осуждением и укоризной.

Жму кнопку вызова медсестры и, как умею (читай-хреново), успокаиваю пацана. Вбегает медсестра, всё понимает без слов.

- Что же вы, папаша, - зло бормочет, вводя в катетер успокоительное. -Просили же без стрессов. До чего довели ребёнка!

Молчу, стиснув зубы. Я зол. На себя, но прежде всего, на Ксюшу. Зачем?! Зачем нужно было сочинять такую сказку?! Теперь её последствия приходится разгребать мне! И это я ещё не знаю, что буду делать, если выяснится, что ребёнок не мой! Тогда это просто размажет детскую психику.

Ловлю себя на том, что крепко держу пацана за руку, пока тот не засыпает. И постоянно повторяю, что всё будет хорошо. Почему-то мне важно, чтобы Демьян это услышал и запомнил. Именно от меня. И знал, что я рядом. До последнего.

Дожидаюсь, когда он уснёт, и нащупываю в кармане колбочку для взятия мазка. Осторожно достаю и беру анализ. Может, это и кощунственно со стороны в такой момент, но мне важно знать точно, чей это ребёнок.

Осторожно выхожу из палаты и набираю номер помощника. Не отвечает. Выругавшись, набираю секретаря Ольгу.

- Слушаю, Роман Львович, - томно выдыхает после первого гудка.

Закатываю глаза и, перебарывая раздражение, отрывисто отдаю приказ:

- Реутов Демьян Романович. Пострадал вчера в аварии. Мне нужны подробности. Передай эти данные моему помощнику. Также я хочу знать всё о нём. Адрес, родственники, в какое учреждение ходит.

- Поняла. Я все записала. Это срочно?

- Это первостепенно, Оля.

Выдохнув, придя более-менее в себя, иду в кабинет Ники. Нам нужно серьёзно поговорить. Надеюсь, она, услышав запись, поймёт, что я и правда ни в чем не виноват. И даст нам второй шанс.