Вне пределов (ЛП) - Энн Джуэл Э.

Близких родственников нет.

Нет друзей.

Никаких домашних животных.

Только книги — пишет их и читает. Я прочитал несколько её книг, и именно поэтому я здесь.

— Натаниэль Хант.

Доктор Хейзел Олбрайт выглядывает из-за стопки книг на своём столе, вкладывает закладку в ту, что держит в руке, и снимает очки для чтения.

В свои восемьдесят четыре года она самый пожилой профессор в университете и, вероятно, самая низкорослая и худощавая. Думаю, моя сумка с клюшками для гольфа весит больше, чем она, — возможно, она и выше, чем она. Её короткие седые волосы и большие глаза, кажутся слишком большими для её лица, и вызывают у меня ассоциации с престарелой Динь-Динь¹⁷.

— Какой приятный сюрприз.

— Спасибо. — Я указываю на дверь. — Не возражаете, если я закрою её?

— Похоже, дело серьёзное, — говорит она, отпивая чай и выбрасывая использованный пакетик в мусорное ведро рядом с рабочим местом. — Для обеда ещё рановато, так что, полагаю, ты пришёл не за этим, — она подмигивает, перекладывая несколько книг со своего стола на полки позади себя.

Я улыбаюсь, опускаясь в красное кожаное кресло.

— Сомневаюсь, что смог бы за вами угнаться.

— Не переживайте, молодой человек. Никто не может. — Она делает ещё один глоток чая. — Итак, профессор Хант, чему обязана честью побеседовать с тобой за закрытой дверью? С доктором Грейсоном дела идут не лучшим образом?

Хейзел направила меня к доктору Грейсону.

— С доктором Грейсоном всё в порядке. Он мне очень помог. Просто… — Я потираю затылок и морщусь. — Я прочитал несколько ваших книг.

— Это прекрасный комплимент. Возможно, ты единственный, кто их прочитал.

Она использует хлопчатобумажный носовой платок с желтой вышивкой по краю, чтобы стереть следы розовой помады со своей чашки — не с кружки, а с изящной белой чашки.

— Большинство ваших книг попали в списки бестселлеров. Не думаю, что я ваш единственный читатель.

На её лице появляется едва заметная улыбка.

— И мне кажется, ты пришёл не для того, чтобы обсуждать рейтинг моих книг. Возможно, если бы ты сказал, какие книги прочитал, я смогла бы лучше понять, почему нам пришлось закрыть дверь.

— Ваши книги о реинкарнации¹⁸.

Её брови слегка приподнимаются.

— Дорогой мой, полагаю, ты привлёк моё внимание.

— Я нанял двадцатиоднолетнюю девушку в качестве няни своей дочери. И я думаю…

По привычке я подхожу к краю пропасти и останавливаюсь в шаге от него, прежде чем сделать решительный шаг. Удивительно, насколько безграничны возможности человеческого разума, но лишь малая часть мыслей находит своё выражение в словах.

Между разумом и словами существует невидимая преграда из сомнений и неуверенности.

Хейзел кивает, произнося нараспев:

— Это на самом деле поразительно, верно?

— Я не закончил.

— Тебе и не нужно этого делать. В этой юной девушке есть нечто, что отзывается в твоей душе. Ты встретил родственную душу.

— Я не знаю.

Упершись локтями в колени, я опускаю голову и провожу руками по волосам.

— Значит, ты не очень внимательно читал мои книги.

Я читал их много лет назад, когда был её студентом, и перечитываю с тех пор, как Суэйзи расплакалась три дня назад в моём гараже.

Склонив голову набок, она постукивает себя по подбородку.

— С другой стороны, ты снова здесь. Дверь в мой кабинет закрыта. И у тебя такой вид, будто ты не спал несколько дней. Кто это? Твоя жена? Родители?

— Подруга детства. Я назвал дочь в её честь.

— Когда она тебе сказала?

— Кто? Что? — Я поднимаю глаза.

— Твоя няня. Когда она сказала, кто она?

— Вот почему я здесь. Она не знает.

Хейзел выпрямляется на стуле, переплетает пальцы и кладет их на стол.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Она знает обо мне то, что знала только моя подруга. Она ведёт себя так, будто мы знакомы уже давно. Однако, когда я делюсь с ней историями о своих приключениях с Морган, — моей подругой, — она в полном недоумении.

— Как она объясняет своё знакомство с тобой?

— Никак. И… Я думаю, это пугает её. Как-то вечером она сказала, что это потому, что она читает мои мысли, но только из прошлого.

— Ты пытался связать для неё все факты воедино?

От смеха я прижимаю кончики пальцев к вискам.

— Я сам не могу связать воедино все факты.

— Не согласна. Я думаю, ты связал их, и они привели тебя ко мне.

— Я не в силах выразить это словами. Это слишком…

— Это прекрасно и чудесно. Несомненно, как человек, изучавший человеческое тело, ты должен быть поражен делением клеток, которые создают жизнь. Все мы — энергия во многих формах. Кто сказал, что мы не являемся энергией и в духовном плане?

Это не свойственно мне. Такие слова, как судьба, счастливый случай и реинкарнация, не часто сходили с моих уст — за исключением случаев с Дейзи.

— Время… какова была вероятность, что она вернётся ко мне после смерти Дженны?

— Ох, дорогой… — Хейзел прижимает руку к груди. — Перечитай мои книги.

— Я так и сделал.

— Значит начни ещё раз. Сосредоточься на той части, где я рассказываю об анатомии души. Мои убеждения немного отличаются от традиционных представлений о реинкарнации.

Она смеется.

— Западный мир вообще не признает этого. Мы склонны зацикливаться на вере в одно рождение, одного бога, одни небеса и судный день. А в других культурах реинкарнация — это не просто теория, а образ жизни. Люди открыто говорят о своих прошлых жизнях. У меня есть свои теории, основанные на личном опыте и воспоминаниях о прошлых жизнях. Я верю, что душа теряет часть себя и собирает осколки других освобожденных душ, прежде чем снова принять человеческий облик. Твоя няня — не Морган. И не «твоя». Возможно, часть её души и вплетена в то, кем она является в этой жизни, но я не верю, что две души могут быть одинаковыми. Точно так же, как две снежинки не бывают одинаковыми. Всё является частью чего-то большего, тонкими нитями бесконечности, которые постоянно меняются.

Она пожимает плечами.

— Ищем ли мы чего-то большего? Ведёт ли каждое путешествие к конечной цели — духовному единству? Не знаю. Наверное, я узнаю, если и когда доберусь туда.

Она поражает меня. И всегда поражала. Отец водил меня в церковь, пока моя мать изменяла ему. Его вера помогала ему прощать её грехи. Я верил в бога, пока не умерла Дейзи, а потом усомнился в его существовании. Дженна вернула мне веру — пока не умерла. Теперь… я просто не знаю, во что верить. Моего отца хватил бы удар, если бы он узнал, где я нахожусь в данный момент и что обсуждаю с доктором Олбрайт.

— Что мне ей сказать? На днях у неё был… небольшой срыв, и мне нечего было предложить, кроме дружеских объятий. Все мои слова были бесполезны, потому что эта молодая женщина до смерти напугала меня своими знаниями о моём прошлом.

— Хороший вопрос. — Она тычет указательным пальцем в мою сторону. — Если бы она утверждала, что является подругой твоего детства, то это бы всё упростило, но всё равно было бы неловко, ведь она не совсем тот человек, которого ты помнишь. Но… — Хейзел барабанит пальцами по столу: —…если она не сможет установить эту связь, то бремя доказывания ляжет на тебя.

— Она несчастна. Мне кажется, если я расскажу ей об этом, это избавит её от страданий.

— Не будь так уверен. — Она качает головой, поднося чашку к губам. — Если это не пробудит её память, чего пока явно не произошло, то это может привести к ещё большему разочарованию, как у человека, страдающего амнезией. — Губы Хейзел слегка морщатся, когда я испускаю долгий вздох. — Ты скучаешь по своей жене.

Я киваю, сосредоточившись на её чашке. Дженна пила горячий чай каждый день.

Она была знатоком чая.

— И ты скучаешь по своей подруге.

Я киваю.

— Ты скучаешь по себе.

Я поднимаю взгляд. Хейзел грустно улыбается мне.

— Люди, которые приходят в нашу жизнь, делают её яркой и насыщенной. Когда мы любим, мы даём частичку своего сердца, своей души другому человеку. Их счастье — наше счастье. Их горе — наше горе. И когда они умирают… часть нас умирает вместе с ними.