Я сплю среди бабочек (СИ) - Бергер Евгения Александровна

Дорогая, говорить с полным ртом невежливо, — пеняет ей ее супруг, и та, сверкнув на него глазами, стремительно выходит из комнаты.

Пошла включить чайник, — поясняет мне ее муж, не переставая улыбаться. Похоже, для него все эти ириски в порядке вещей! Бедная женщина. Я настолько шокирована, что едва могу сохранить вежливое выражение лица…

Шарлотта, главное, не переставайте дышать, — снова шепчет рядом с моим ухом Адриан Зельцер, а потом тихонько подталкивает меня в спину. — Идите к Анне на кухне. Нам с Акселем надо кое-что обсудить…

Я, как самая послушная девочка в мире, иду в указанном направлении и нахожу хозяйку дома на кухне, как мне и сказал ее муж. Она беззаботно улыбается и даже тихонько напевает… Похоже, сумела-таки дожевать свою ириску!

А, Шарлотта, — приветствует она меня, подталкивая к кожаному стулу. — Присаживайся, дорогая, скоро будем пить чай. Что с тобой? — замечает она мое вытянутое лицо. — У тебя зуб болит? Голова? Месячные начались? — последнее она произносит почти шепотом.

А я только и могу, что отрицательно мотать головой, правда, мотать так отчаянно, что даже волосы летят во все стороны. Женщина смеривает меня удивленным взглядом, а потом вдруг расплывается в понимающей улыбке.

Вечно забываю, как это выглядит со стороны! — всплескивает она своими руками и плюхается на стул напротив меня. — Ты это, отомри уже… Ириски — это моя собственная идея, — добавляет она следом, — иначе, сама видишь, я могу болтать без умолку и с этим подчас нужно что-то делать. Ты не думай, что Аксель таким образом издевается надо мной, вовсе нет, он просто помогает мне вовремя остановиться. Ради нашего общего блага, скажу я тебе честно, — она многозначительно приподнимает свои бровки. — Так что не бери в голову — единственная беда, которая мне может грозить из-за этих конфет, — это поход к стоматологу (а я их жуть как боюсь!), но, знаешь, результат стоит того.

Судя по пышной фигурке моей собеседницы, неумеренное потребление ирисок грозит ей не только походом к стоматологу, размышляю я про себя, но и другими фигуроформирующими последствиями. Впрочем, не думаю, что она и сама не задумывается об этом… А, возможно, просто-напросто средиземноморские пираты любят пышнотелых блондинок с мальчишескими прическами! Как знать.

Ты это, лучше расскажи о себе, — продолжает тараторить она на едином дыхании. — Я никогда прежде не слышала о тебе, а тут — раз! — такой сюрприз: Адриан и ты — на нашем пороге. Ты ведь не его новая подружка, правда?

Я отрицательно машу головой. Вот ведь придумала тоже!

Я так сразу и подумала: это точно не подружка моего Адрианчика, сказала я себе, у него ведь эта… Франческа, — отчеканивает она по слогам. — Знакома с ней? — Я снова киваю головой. — Жуткая ведьмочка, между нами говоря. Хотя и красивая, зараза. Мне бы ее фигурку и чувство стиля — этого у нее не отнять. — Тут она окидывает меня быстрым, цепким взглядом: — Тебе-то волноваться нечего, ты и сама очень даже ничего, — вгоняет она меня в краску своей мгновенной оценкой. — Так кто ты Адриану? Новая секретарша?

Секретарша?! Праведные небеса, я мысленно закатываю глаза.

Нет, я подруга Алекса, — размыкаю я наконец свои губы. — И мы привезли его к другу на именины…

Подруга Алекса? — она мимикой дает мне понять, что ждет от меня дальнейших объяснений, и я рассказываю ей о нашем маленьком похищении ее брата, которое мы с его же сыном и состряпали. Анна слушает с неослабевающим интересом и в конце разражается веселым, заливистым смехом.

Ну ты меня и повеселила, Шарлотта, — сипит она сквозь выступившие на глазах слезы. — Значит вот почему у брата при встрече был такой трагический вид, теперь я все понимаю. Ты молодец, что устроила это, — уже серьезным голосом добавляет она, — некоторые нуждаются в стряске, чтобы снова почувствовать себя живыми… И Адриану это необходимо в первую очередь.

Я не совсем понимаю, о чем она говорит: Адриан вовсе не кажется мне таким уж омертвевшим, как это расписывает его сестра. Или, возможно, я просто не знаю об этом…

Хотите сказать, он несчастен?

Анна на секунду задумывается, глядя куда-то поверх моего плеча, а потом говорит:

Он не то чтобы несчастен, если ты меня понимаешь, но и не счастлив одновременно тоже. Кое-что сильно на него повлияло — он с тех пор изменился.

Тут я навостряю уши и спрашиваю:

Вы имеете в виду смерть его жены?

Она бросает на меня несколько удивленный взгляд, словно поражаясь моей осведомленности на этот счет:

Да, я говорю о смерти Элеоноры. Она буквально сгорела, как свечка! Никто не мог даже предположить такого. — Мы замолкаем, погруженные в печальные мысли о бренности человеческого бытия, а потом Анна продолжает: — У них была настоящая любовь, ну, знаешь, такая, о какой обычно в книжках пишут… к тому же жутко скандальная… Ты ведь знаешь, что Элеонора была учительницей Адриана? — я киваю головой. — Преподавала математику, и мне, девчонке пятнадцати лет — у нас с братом разница в два с половиной года — казалось тогда, что эта их тайная, недозволенная связь необычайно романтична. Я прикрывала их при случае… и втайне завидовала брату, что уж тут скрывать, — тут она тяжело вздыхает. — Это сейчас я понимаю, что долго такое не могло продолжаться и что все тайное рано или поздно становится явным — вот и об их тайных встречах стало известно. Кто-то из учителей заметил Адриана, выходящим из дома учительницы в неурочное время, донес об этом директору… и та задала молодой учительнице прямой вопрос, на который та не смогла… или не захотела солгать, я не знаю. Помню только, как брат тем вечером зашел ко мне в комнату — до этого они с родителями долго кричали друг на друга в гостиной — и положил голову мне на колени (мы всегда были с ним очень близки)… Глаза его странно блестели — я никогда прежде не видела его таким. «Они хотят, чтобы я бросил ее, — простонал он мне в сбившуюся на коленах юбку, — хотят, чтобы и думать о ней забыл, а я не могу…» Когда в тот момент он вскинул на меня свои потемневшие от переполнявших его чувств глаза — я испугалась. Честно. На меня смотрел другой, незнакомый мне человек. «Я люблю ее, Анна, очень люблю… и у нас скоро будет ребенок». Кажется, я тогда вскрикнула от удивления, но тут же прижала ладонь к своим расплывающимся в улыбке губам — я стану тетушкой Анной, невероятно. Я была слишком юна, чтобы оценивать всю картину целиком, — Анна глядит на меня, а я боюсь шелохнуться, чтобы не спугнуть ее откровенность — так и вижу все происходящее, словно в немом кино. — У мамы тогда чуть инфаркт не случился, — продолжает она свой рассказ. — Отец был сдержан в своих эмоциях, но, думаю… почти уверена, тоже был на грани нервного срыва: еще бы, двадцативосьмилетняя учительница с ребенком на руках соблазнила их несовершеннолетнего мальчика, с которого родители буквально пылинки сдували, — Анна невесело усмехается. — Он всегда был умнее меня — учился в школе на одни пятерки. Вундеркинд! И тут на тебе, ниспровержение кумиров всегда болезненно… Не знаю даже, как мы пережили последующие полгода, пока Адриан заканчивал школу и жил редкими встречами со своей возлюбленной, на которую родители только чудом не заявили куда следует… Пожалели ее ребенка, должно быть.

А что было потом? — не выдерживаю я, едва голос Анны затихает до полной тишины. Я непременно должна это знать, иначе просто не усну ночью… Это как отложить книгу на самом интересном месте!

Анна, должно быть, замечает мое нетерпение, потому что улыбается мне какой-то особенной улыбкой, от которой враз теплеет на сердце, а потом спешит удовлетворить мое любопытство:

После оукончания школы Адриан уехал учиться в Мюнхен — родители были рады держать его подальше от Нюрнберга и от Элеоноры, как ты сама понимаешь, только они просчитались… После первого же семестра он приехал на каникулы вместе с Элеонорой, своей новоиспеченной женой, с которой они бувально на днях зарегистрировали брак в мюнхенской мэрии. Та была практически на сносях, с огромным таким животом… и родителям волей-неволей пришлось смириться с этим. Они слишком любили Адриана, чтобы накладывать на него анафему и другие страшные проклятия…