Измена. Закрывая гештальты (СИ) - Шабанн Дора

— Вот что у нее в голове? Я не понимаю. Ведь ясно, что «фарш невозможно провернуть назад», а она упорствует. Зачем?

— Ну, хочет, чтобы все было «прилично», наверно, — сын смотрит вопросительно.

Тут сбоку раздается злое:

— Очень прилично чтобы было? Да, это когда в магазине у метро встречаешь регулярно эту «прости-господи» и выслушиваешь, что мы с мамой меркантильные сучки и давно должны понять, что не нужны «Ромочке», скучные дуры? И вообще, нам пора перестать тянуть из него деньги…

Да ну твою же, Рома, мать, приличную замужнюю женщину!

Это какой же дрянью надо быть, чтобы к ребенку полезть?

— О, как. Хорошо, милая, я поняла. Я с отцом поговорю о воспитании его девушки. Не расстраивайся, все эти гадости относятся ко мне, а ты ни при чем совершенно. Даже не думай.

Лера смотрит чуть виновато, но после собирается с мыслями, распрямляет плечи и надевает на голову виртуальную корону.

— Конечно, вот еще, слушать эту козу и думать про нее. Я ей на башку раф свой вылила и ушла, — глядя искоса, но все равно гордо, заявляет в итоге дочь.

Сын аплодирует.

Я офигела.

Занавес.

Мой чудесный тепличный цветок вырос.

Умница какая.

Глава 25

Просить помощь не стыдно

'Крошка сын к отцу пришел,

и спросила кроха:

— Что такое хорошо

и что такое плохо?'

В. Маяковский

Успокоив, насколько возможно, детей и отпустив их с миром, задумалась.

Ситуация хреновая, но небезнадежная.

Просто тут надо поступиться своим титулом «самостоятельной» и девизом «все могу сама».

Но сейчас я понимаю, что для меня результат важнее всех этих эфемерных корон.

Я должна беречь свои нервы.

И мозги, и сердце.

Мои жизнь и здоровье сейчас — приоритет.

Поэтому горите синим пламенем все дурацкие, неудобные для счастья и спокойствия воспитательные установки моего детства.

Посидела, подышала, собралась с мыслями.

А потом я сделала нечто, совершенно недопустимое и абсолютно противоестественное для хорошо воспитанной девочки.

Как же так можно⁈

Это же слабость, позор и вообще тотальное бессилие.

Но мне пора подумать о себе, позаботиться обо мне, поберечь себя.

Если не я, то кто?

А детям моим без мамы пока никуда, как показала практика, к сожалению. Отцу их доверить нельзя, а сами они все же пока маловаты, хоть и не младшие школьники давно.

Я позвонила свёкру.

— Николай Романович, мне, конечно, ужасно неловко, но, честно говоря, я даже не знаю, к кому можно с этим вопросом обратиться.

— Ариша, детка, что случилось? — сказать, что он насторожился — погрешить против истины.

Там, похоже, паника.

— Сегодня Роман встречался с моим адвокатом для подписания документов. Так вот, подписывать соглашение о выплате Константину ежемесячного содержания в виде алиментов Роман отказался наотрез. Адвокат запросил шестьдесят тысяч, это двадцать процентов его зарплаты. Однако Роман Николаевич заявил, что мы получаем достаточно: и три четверти квартиры, и машину, а о ежемесячных выплатах речи до сих пор у нас с ним не шло.

Свекор крякнул и, кажется, выругался:

— Ну, ничего себе, его там переклинило совсем. Я понял тебя. Нечего к нему больше относиться с пониманием. Сколько там положено на одного ребенка? Четверть дохода? Так вот, пусть платит семьдесят пять и ни рублем меньше, так адвокату и скажи.

— Я-то скажу, но как отреагирует на это ваш сын? — вздохнула, ибо успела уже, откровенно говоря, притомиться.

— Так, обещаю, что Рома завтра приедет и все подпишет. Пусть только бумаги будут готовы.

Да, где же отцовские гены в моем бывшем муже дремлют-то? Ну, адекватный же мужик, мой свекор.

— Спасибо, Николай Романович! А то дети сегодня слегка обалдели от его высказанной довольно грубо жизненной позиции.

— Эх, Ариша, было бы за что. Это ж я, получается, недоглядел, что сына в такую сторону понесло. А там же еще и Лерочка… — дед Коля вздыхал так душераздирающе, что я не удержалась:

— Вы ни при чем совершенно, не вздумайте себя корить… Лера уже поняла, что отец считает ее взрослой и самостоятельной.

Ой, кто это там злого медведя разбудил? Ревёт и рычит с другой стороны трубки очень впечатляюще.

— Милая, ты всегда была чудесной матерью, внимательной невесткой и хозяйственной, заботливой женой. Так что ничем не заслужила вот это вот все. И дети тоже. Ничем.

Тут я вздохнула так мощно, что Николай Романович должен был прочувствовать: как мне горько и как я сожалею…

Поэтому печально пробормотала:

— Сожалей — не сожалей, но уже так вышло, увы. Я поговорю с Костей и Лерой и сегодня вечером, перед сном, и завтра утром. Поддержу как смогу, и постараюсь отвратить их лик от психотропных препаратов.

Помолчали.

Спокойно. Печально. С пониманием.

А затем свекор вдруг выступил с неожиданным предложением:

— Да, все разумные люди сожалеют. Сейчас сын мой теряет многое. И всего этого не вернуть с годами. Но это его выбор, поэтому мы с Таней сожалеем, но, кроме «поддержки вам» — ничего больше сейчас сделать не можем.

— Я очень благодарна Вам за эту осознанную позицию, — успела только выдохнуть.

А тут уже следующий вопрос:

— Опять мать? Придется ей утереться и потерпеть, — здесь Николай Романович хмыкнул.

— Опять. Я, если честно, уже устала, но это же мать.

Дед Коля теперь помолчал подольше, но мысль свою все же сформулировал:

— Арина, я все понимаю, но она сейчас как жернов на твоей шее. Да, Алена Ивановна дала тебе жизнь, а потом долго, изобретательно и упорно ее калечила. Ты ей ничего не должна, слышишь? Так же как и сыну моему. Вот поверь старику, придет и на Ромкиной улице время печали.

Хихикнула, вспомнив сытую физиономию бывшего, все эти засосы и расцарапанную шею:

— Верится с трудом, но да ладно, не о том я печалюсь.

— Ариш, прекращай печалиться. Я думаю, что адвокату надо требовать алименты на двоих детей, милая. Пусть все будет, как положено.

На этом мирно распрощались.

Я изрядно обалдела от идей свекра, хоть они с моими в кои-то веки вполне даже пересекались.

Пусть я и не сильно верила в благополучный исход, но адвокату написала: «Требуем алименты на двоих детей. Как полагается по закону!»

Уснула после этого быстро, спала без кошмаров, а ответ увидела уже утром.

«Наконец-то. Все сделаем, Арина Егоровна, не волнуйтесь!»

И пасмурный дождливый день за окном заиграл другими красками и эмоциональной наполненностью.

Да даже давление утром после пробуждения было ничего так.

Спокойно позавтракали с сыном, который внезапно сильно уперся в учебу и ваял рефераты, сообщения, сравнительные таблицы и презентации просто вагонами. После еды Кот, убрав тарелки в раковину, чмокнул меня в макушку и ускакал с кухни, со словами:

— Там у меня еще сообщение про экономическую и политическую ситуацию в странах Центральной Африки надо сегодня отправить.

Налила себе вкусного чая. Долго смотрела в окно на только еще пробуждающуюся природу после зимних бурь и вьюг.

Сопела, мурлыкала навязчивую мелодию.

Была занята чем угодно, только не тем, чем надо.

В итоге рассердилась на себя, выдохнула, зажмурилась и набрала Рому:

— Еще раз твоя Ольга сунется к Лере, начнет ей рассказывать, что для тебя твои дети не имеют значения — пожалеет. Прими меры или я забуду про воспитание, наплюю на принципы и урою твою зазнобу. Ты меня знаешь. И подруг моих тоже.

После минуты молчания, бывший прорычал в трубку:

— Не тронь Олю!

— Научи ее, воспитай, приструни. Мне плевать, что ты с ней сделаешь и как, но если она еще хоть раз появится около наших детей… Романов, я тебя предупредила.

Береговая артиллерия дала пристрелочный залп.

Рома все прекрасно понял.

А если нет?

Что ж, мои подруги, приятельницы и знакомые времен дней студенческих всегда готовы объединиться в «Клуб Первых Жен».