Неверный муж моей подруги (СИ) - Хаан Ашира

— Не поверишь, — ухмыльнулся Герман половиной рта, выруливая из дворов на шоссе. — Работа кончилась. Этот филиал во мне больше не нуждается.

— Выкрутился, — пробормотала я. — Хитрый жук!

В шесть вечера город был непривычно оживлен. Оказывается, в нем живет гораздо больше людей, чем мне казалось. Я-то думала, что все они собираются только в нашем торговом центре. А они, оказывается, днем еще куда-то ездят. Все одновременно, судя по всему.

Мы пару раз застревали в пробках, из которых Герман выруливал дворами. На спокойную езду, к которой мы привыкли, это было похоже мало.

Все-таки в полночь свободы на дорогах куда больше. Свободы и удовольствия.

— В общем, поехали кино смотреть, — решил он в конце концов, разворачиваясь практически посреди дороги и направляя машину в противоположную сторону.

— Куда поехали? — удивилась я. — Этот фильм идет в кинотеатрах?

— Нет, я же на планшет скачал, в машине посмотрим. Только вот припаркуемся в каком-нибудь тихом местечке.

Он притормозил у ворот парка, где толпились вагончики передвижного стрит-фуда, вышел и вернулся с двумя стаканчиками на добрых пол-литра каждый.

— Тебе глинтвейн, мне кофе, — сообщил Герман.

— Ты решил меня споить?

— У тебя выходной, тебе можно. Перебирайся на заднее сиденье.

Сзади было просторно и уютно одновременно. Мы проехали еще, подальше от входа в парк и остановлись на практически пустой парковке в глубине небольшой рощицы.

У Германа нашелся плед и пара подушек под голову, которые удачно дополнили наш маленький кинотеатр.

— Совсем как в юности, когда домой друзей не позовешь, зато можно торчать по подъездам, — хихикнула я, глядя, как Герман регулирует отопление в машине и тоже перемещается назад.

— По сравнению с юностью машина куда более удобное место, — серьезно ответил он. — Личное пространство, которое всегда с тобой. Даже в пробке можно комфортно устроиться с кофе и музыкой.

— Ты меня соблазняешь… — мурлыкнула я. — Опять начинаю хотеть машину.

— Может быть, будешь меньше задерживаться на работе, чтобы побыть там в одиночестве.

— Но раньше домой попадать не стану!

Стаканчик с глинтвейном согревал мои пальцы и щекотал ноздри запахом гвоздики и острым, будоражащим ароматом алкоголя. Я сделала глоток и почувствовала, как мягкое тепло разливается по телу, расслабляя мышцы и чуть-чуть смещая фокус реальности.

Мир постепенно становился немного теплее и дружелюбнее, так что я скинула сапоги и устроилась с ногами на заднем сиденье, завернувшись в один на двоих с Германом плед.

От его кофе тоже шел умиротворяющий запах корицы и сливок, от него самого — пряного розмарина, а когда я перестала стесняться и оперлась на его плечо, стало совсем чудесно.

Настоящий выходной.

Дома мне бы фиг кто дал спокойно посмотреть кино.

— О, ты был прав, — вынуждена была я согласиться на середине фильма. — Это действительно не просто мелодрама. Это… что-то иное. Не розовый сироп, а что-то серьезное, проникающее под кожу.

— Смотри дальше, — Герман качнул в пальцах свой остывший кофе. — Самое главное в финале.

— Хочешь глитвейна? — предложила я. — В отличие от кофе, он, когда холодный — тоже вкусный.

— Я за рулем.

— Ну маленький глоточек!

— Хотел бы — взял бы себе безалкогольный, — продолжал он отбиваться.

— Да ладно тебе, безалкогольный гадость! Как будто высыпали весь бабушкин ящик со специями в забродивший компот. На-на-на-на-на!

Я сунула ему в руки свой стаканчик. Он вздохнул:

— Ладно, уговорила.

Он отпил полглотка, покатал во рту, словно оценивая аромат дорогого коньяка и кивнул:

— Да, очень удачно у ребят вышло. Ты знаешь, что недостаточно просто бездумно добавить в вино гвоздику и корицу, чтобы получился настоящий глинтвейн? Очень важно соблюдать пропорции и сочетания пряностей. Буквально лишняя щепотка кардамона — и получается бурда. Но у всех свой рецепт. Эти ребята его нашли.

Я была согласна. От пряного вина в машине пахло настоящим праздником. Новогодним чудом — терпким и сладким, очень взрослым и — по-настоящему сказочным.

Пока мы смотрели в экран, незаметно пошел снег, залепляя стекла пушистыми влажными хлопьями и хороня нас под огромным белым холмом. Звуки и так почти не доносились в наше тайное убежище, и снег окончательно отрезал мир от нас.

— Дальше? — спросил Герман, прикасаясь пальцами к экрану.

Я кивнула, и он снова запустил фильм.

Мне стало жарко, и я сняла кардиган, оставшись в легкой кофточке. Мотор машины едва слышно урчал, и я чувствовала легкую вибрацию и тепло — словно большой кот нес нас на спине сквозь снежную зиму.

— Ты плачешь? — удивился Герман, когда я всхлипнула уже во второй раз и быстро провела пальцами под глазами, чтобы проверить, не стерлась ли тушь.

— Немножко, — призналась я.

— Такой грустный фильм?

— Наоборот… — задумчиво проговорила я. — Когда видишь, как глубоко можно друг друга понимать, если хотеть, просто сердце сжимается. Неужели такое бывает на самом деле?

— Бывает все, что можно представить. Если это кто-то описал, значит — бывает.

— Ага… — я снова всхлипнула. — И чуть-чуть обидно, что со мной такого никогда не случится. Уже поздно.

— Ну что ты… — Герман просунул руку под пледом и обнял меня за плечи, привлекая к себе. — Жизнь долгая, Лана. В ней есть место для любых чудес. Хочешь опять в меня пореветь?

— Чуть-чуть… — призналась я хрипловато, утыкаясь ему в плечо.

Он осторожно провел ладонью по моим волосам, вздохнул и остановил фильм.

Оставалась совсем немного, но я не могла больше смотреть — слезы застилали глаза.

Вино сделало меня слишком мягкой и чувствительной, тепло этого вечера согрело сердечко и все, что я каждый день прятала от мира под ледяной броней, оказалось слишком близко.

И еще гулко билось сердце от близости Германа. Не к месту вспомнился мой жаркий сон, волной накатило то ощущение трепета, что он вызывал во мне на протяжении всего дня.

Я судорожно вдохнула. Еще раз. Мне вдруг стало не хватать воздуха, будто в нашей заваленной снегом машине его осталось очень ограниченное количество.

— Лана? — спросил Герман тревожно, отстраняя меня и глядя в лицо.

Его осторожные пальцы нежно отвели прядь, упавшую мне на глаза.

Близко, близко, близко…

Он был слишком близко.

Шершавые кончики пальцев едва касались кожи на моей щеке. Если чуточку потереться о них — получится, что он гладит меня…

Лицо Германа вдруг надвинулось, его губы оказались совсем рядом, и я потянулась к нему, преодолевая эти несколько сантиметров между нами.

Однако…

Он вдруг отшатнулся.

Обнимавшая меня за плечи рука затвердела, не позволяя двинуться и все-таки догнать ускользающий от меня поцелуй.

— Лана! — одернул меня жесткий голос. — Не надо.

Я распахнула глаза.

Горячее винное марево рвалось на клочки, словно в наш теплый мирок ворвался сквозняк.

Герман высвободил руку, отодвинулся и набросил на меня свою половину пледа.

— Это все лишнее, — мягко сказал он, приоткрывая дверцу машины. — Поехали, отвезу тебя домой.

И вышел, чтобы пересесть на водительское место.

Морозный воздух и вправду ворвался в салон машины, заставив меня поежиться. Я нащупала свой кардиган и стала натягивать его, не с первого раза попадая в рукава, пока Герман расчищал лобовое стекло от нападавшего снега.

Мне было зябко и непонятно.

Обида, похожая по вкусу на кислое вино, клокотала где-то в горле. За затылком копилась тяжесть хмеля, готовая превратиться в нудную головную боль, а включившийся в салоне свет резал глаза.

До дома было не так уж далеко. Я едва успела натянуть сапоги — если сделать скидку на то, что они тоже не давались моим непослушным рукам. Закуталась в свой шарф, оставив плед лежать на другой стороне сиденья рядом с планшетом, застывшим на стоп-кадре с лицом героини, озаренным любовью.

— Приехали, — сказал Герман, останавливая машину у моего подъезда. — Помочь дойти до квартиры?