Энн Хампсон - Остров Афродиты
Двое друзей Леона были англичанами, а третий — греком-киприотом.
Первым приехал Яннис. Он с восхищением смотрел на Элен, когда Леон их знакомил, а потом долго держал ее руку в своей.
— Что ты будешь пить? — спросил Леон, и Яннис заметил, что его друг слегка хмурится.
— Ревнуешь, Леон? Ну, только не ко мне! Я буду пить вино, если не возражаешь. — Он сел на высокий стул рядом с Элен, дожидаясь пока Леон принесет напитки.
Ревнует… Элен смотрела на мужа, одетого в строгий серо-голубой костюм, который безупречно сидел на нем. Белая рубашка оттеняла смуглое лицо Леона. Элен почувствовала, что начинает гордиться своим мужем, и немного смутилась. Леон совершенно спокойно взглянул на жену. Ревнует? Нет, откуда взяться ревности, если нет любви?
Что бы ни вызвало хмурое выражение на лице Леона, оно скоро прошло. Они с Яннисом увлеченно заговорили о делах. Вскоре к разговору присоединились два англичанина — Эрик и Стивен. Оба были счастливы познакомиться с Элен. Хотя на острове жило много англичан, они были рады каждому вновь прибывшему соотечественнику.
— Неужели на Кипре так много англичан? — удивилась Элен, а Эрик рассмеялся.
— Очень много. Их можно встретить в любой точке острова.
— Скоро англичан будет больше, чем киприотов, — спокойно заметил Леон. — Люди бегут из вашей страны, чтобы не платить налоги.
— А ваш муж и иже с ним делают на этом состояния. — Стивен посмотрел на Элен и улыбнулся. — Земля, — коротко добавил он.
Земля… и пакгаузы. Интересно, очень ли Леон богат? Странно, что жена находится в полном неведении о финансовом положении мужа и не имеет ни малейшего представления о его доходах.
После ужина все поехали в ночной клуб. Когда в три часа утра они вернулись в гостиницу, у Элен уже слипались глаза и она чувствовала себя такой усталой, что почти готова была попросить Леона отнести ее в номер.
Утром, довольно поздно позавтракав, они с Леоном вышли на пляж. Ласково светило солнце, и Леон предложил искупаться.
— Ты умеешь плавать? — спросил он, сам удивляясь тому, как же непростительна мало он знает о своей жене.
— Да, умею. — На удивление предыдущий вечер никак не сказался на самочувствии Элен: она выглядела бодрой и свежей. Они немного поплавали, а потом долго нежились на прогретом солнцем песке.
— Я должен тебя покинуть на пару часов, — сказал Леон за ленчем. — У меня дела, а тебе будет лучше остаться на пляже. — Показалось ли Элен, или Леона действительно раздражала необходимость заниматься делами? Нет, этого просто не могло быть, ведь именно дела привели его сюда.
Однако он отсутствовал всего полтора часа. Элен очень удивилась, когда открыв глаза, увидела, что он стоит рядом, уже переодетый в плавки, высокий, смуглый и необыкновенно красивый. Давно ли он стоит вот так, внимательно глядя на нее сквозь солнечные очки? Элен порывисто села.
— Ты вернулся раньше. — Внезапно она смутилась, и принялась что-то рисовать на песке.
— Я не могу поверить своим глазам, но, кажется, ты мне рада. — Леон вытянулся рядом с ней. Перевернувшись на бок, он пристально посмотрел на жену. — Ты рада мне, Элен, или я не должен задавать этот вопрос? — Он, кажется, и не ждал ее ответа, и Элен молча продолжала свое занятие. Ждал ли он от нее проявления чувств или желал, чтобы она была лишь его послушной рабыней? Леона наверняка не устраивали существовавшие между ними отношения. Он брал то, что, по его мнению, принадлежало ему по праву, но Элен ничего не хотела дать ему сама. Ее холодная покорность Леона явно не удовлетворяла. К тому же страдала его гордость; ведь оказалось, что не в его власти пробудить в Элен чувственность. От Труди Элен узнала, что все греки считают, что в любовном искусстве они достигли совершенства.
— Любой англичанин — новичок по сравнению с ними, — слегка покраснев, сказала Труди и добавила: — Если Леон когда-нибудь нарушит свое обещание, ты почувствуешь себя на седьмом небе!
Воспоминание об этом разговоре заставило Элен покраснеть, и именно в этот момент Леон взял ее за подбородок и повернул к себе. Его прикосновение было нежным, и Элен нисколько не возмутил этот жест.
— Отчего ты краснеешь, моя милая Элен?
Моя… Что-то в душе Элен противилось этому слову, но она не позволила своему раздражению разрушить те доброжелательные отношения, которые установились между ними, хотя и Элен, и Леон понимали, что когда закончится этот короткий отпуск, все опять может измениться.
— Я… я просто подумала кое о чем, — пробормотала Элен, стараясь разглядеть выражение его глаз, скрытых за темными стеклами очков.
— Что же это за мысли, которые заставляют тебя краснеть? — захотел узнать Леон, но Элен покачала головой. Он взял ее за руку, мешая ей чертить на песке. — Пока еще тепло пойдем искупаемся, — предложил он.
Обрадованная Элен сразу же встала; Леон тоже поднялся, продолжая держать ее за руку. Держась за руки, как влюбленные, они пошли к воде. Затем Леон поплыл подальше от берега, а Элен вышла на берег и села на горячий песок. Темная голова Леона мелькала среди волн. Он помахал жене, и та тоже помахала в ответ. Такие отношения явились для нее внове; с Грегори у нее все было иначе. Размышляя сейчас об этом, Элен с удивлением поняла, что они с ее первым мужем никогда не были по-настоящему близкими людьми. То, что она считала для себя счастливым браком, было лишь спокойным сосуществованием двух посторонних людей… Элен вспомнила Труди и ее сияющие глаза, когда та говорила о муже.
— А она замужем уже шесть лет, — задумчиво прошептала Элен. — Значит, чувства не всегда умирают, что бы там ни говорили. — Да, несомненно, Труди и Тасос и сейчас любили друг друга как в первые дни своей супружеской жизни.
Когда Леон подошел к жене, она опять что-то чертила на песке.
— Ты должна написать для меня картину, — сказал он, протягивая ей руку.
— У меня не очень хорошо получается, Леон. — Он помог ей встать на ноги. Капли воды блестели на его смуглом теле. — Мне следовало захватить полотенце, но я не думала, что мы будем купаться.
— Я скоро высохну. — Взгляд Леона скользнул по ее стройной фигурке, и он нарочно прижал свою мокрую руку к ее руке. Элен вздрогнула от неожиданности и рассмеялась веселым звонким смехом. У Леона даже дыхание перехватило. — А что касается твоей живописи, — поспешно произнес он, — то я сам составлю о ней свое мнение. Когда мы вернемся домой, ты напишешь мне картину.
— Не знаю… а где ты ее повесишь?
— Я повешу ее у себя в офисе, — последовал ответ. Элен было очень приятно это слышать. Грегори совершенно не ценил ее картины, даже наоборот, он говорил, что в них не хватает чувства. Он был убежден, что ей никогда не удастся продать ни одной своей картины, и поэтому не разрешал выставлять их на обозрение публики.
