Нина Ламберт - Превращение Розы
В Роскофе они взяли напрокат другой автомобиль и помчались по сельским до-рогам на довольно приличной скорости. Алек отдавал дань своей новой родине тем, что ездил как француз. Он осклабился, увидев, что Роза заметно побледнела, когда автомобиль с визгом тормозов накренился на очередном вираже.
— А я-то думал, что ты решила жить рискованно, — поддразнил он ее, — раз согласилась ехать со мной во Францию. Честно говоря, я не думал, что ты согласишься. А затем, когда ты это сделала, все ждал, что ты придумаешь себе какую-нибудь болезнь или какой-нибудь семейный кризис, чтобы отказаться. Прошу тебя, расслабься, Роза. Я никогда бы не пошел на все эти хлопоты ради того, чтобы тебя соблазнить. И ты ведь не давала мне никаких поводов для этого, сама знаешь. Для меня все это обещает стать тоже тяжкой работенкой.
Роза застыла.
— Я не могу жить целое лето и постоянно кланяться в знак признательности. Конечно, я понимаю, что мое присутствие станет для тебя определенной помехой. И я чувствовала бы себя гораздо счастливей, если бы смогла как-то отрабатывать свое проживание.
— И что же ты предлагаешь? — поинтересовался он равнодушно, в то время как автомобиль яростно одолевал очередной крутой вираж.
— Ну, я могла бы вести хозяйство, делать покупки, готовить, э… мыть твои кисти, — добавила она слабым голосом. — Почему ты смеешься?
— Потому что ты глупая. Что ты знаешь обо мне, Роза? Или, скорее, сколько всего ты наслушалась про меня? Существуют две легенды про Алека Рассела, которые, кажется, опережают меня, куда бы я ни направлялся. Одна, что я утоляю свой сексуальный аппетит любой ценой, что делает меня моральным эквивалентом Билли Бантера. Второе, что я невероятно богат. Второй из этих мифов базируется на реальности. Деньги, как бы некоторые люди ни делали вид, что отрицают их, покупают свободу от всех тех противных мелких домашних забот, которые ты только что перечислила. Я нанимаю невидимок, которые делают покупки, стряпают, убирают, моют — кстати мои собственные кисти мою я сам.
Роза, я пригласил тебя с условием, что ты мне ничего не должна. Большинство сочли бы мое предложение за любезность, а не за угрозу. Тебе должно было бы льстить, что некто, по общему признанию такой эгоистичный и антисоциальный, как я, смог смириться с перспективой твоего непрерывного присутствия в течение ближайших четырех недель, а то и больше. Ты уже знаешь, что я груб, нетерпелив, саркастичен, капризен и бессердечен. Так что, естественно, не ожидаешь, что твое пребывание станет сплошным пикником. Но это вовсе не означает, что ты должна глядеть на меня с тревогой все это время, словно вот-вот отправишься на казнь. Я нахожу это утомительным и вредным. Но уж точно не стану щекотать тебя, просто чтобы заставить тебя улыбнуться.
— Я действительно почти ничего не знаю про тебя, — призналась Роза, надеясь что он и в самом деле не осуществит эту свою угрозу. — Я читала ту твою биографию, как тебе известно, а Джонатан, конечно, учился с тобой в одной школе, однако…
— А, это объясняет все. — В его голосе прозвучало облегчение, словно Роза разрешила для него какую-то головоломку. — Боюсь, что я не помню его. Видимо, он был сопливым малышом, когда я нежился в лучах славы. Догадываюсь, что он не терял времени и выдал тебе всю грязь об этой истории. Леди, о которой шла речь, — про дожал он, заметив ее смущение, — несомненно решала свои проблемы, когда обеспокоила себя таким, как я, юнцом. Она практически изнасиловала меня, хоть я и не могу на нее пожаловаться. Все это было в высшей степени поучительно. Я не строю иллюзий, что я оказался первым стреноженным мальчишкой, которого она заманила в свой чулан, однако, тем не менее, одним из таких. Ты знаешь, когда тебя прерывают, это такая травма. Могла бы сделать меня недееспособным на всю жизнь.
Сколько из этих слов были произнесены нарочно, чтобы шокировать ее, Роза сказать не могла. В его голосе зазвучали резкие нотки.
— Моя личная жизнь была, как я подозреваю, не более предосудительной, чем многие другие, о которых никто не сплетничает. Однако, благодаря моей громкой фамилии, а также флиртам моей мамочки-леди, мои собственные, изрядно раздутые похождения удостоились всеобщего внимания, которого — увы! — они едва ли заслуживали. Каким счастливчиком я был бы, если бы оказался способным на те сверхчеловеческие свершения, которые мне приписывают. Однако, разумеется, серьезное искусство не помогает лучше распродавать воскресные газеты, поэтому та информация обо мне, которая действительно имеет значение — мои живописные работы — редко удостаивается упоминания, разве что в наиболее ругаемых художественных кругах. Так мне и приходится жить с тем неудачным имиджем Казановы, который между делом еще и рисует немножко. И тут опять-таки помогают деньги. По крайней мере, я могу себе позволить послать их ко всем чертям.
Роза проницательно заподозрила, что Алек Рассел без колебаний пошлет их к чертям, даже если в кармане у него не останется ни гроша. За всей кажущейся легкомысленностью его слов она интуитивно обнаружила какую-то боль и подумала, чего стоило ему признаться о своем разочаровании, что его работы не обрели официального признания. И ей внезапно захотелось утешить его.
— Когда я увидела твою работу, у меня открылись глаза, — робко отважилась она. — Словно откровение сошло на меня. До этого я рисовала, а сознание было закрыто.
— Очаровательный комплимент, — отрезал он, резко нажав ногой на педаль газа, потому что впереди лежал прямой участок дороги, — от одного учителя другому.
И дальше они ехали молча.
Часом позже, после мирных просторов, испещренных маленькими деревушками, автомобиль подъехал к большому белому дому, окруженному деревьями, кустарником и небольшим огородом, и все это среди полей, похожих на заплаты. Роза почти ожидала, что встречать их выбежит прислуга, однако оказалось, что первое требование Алека при найме — быть невидимками — неукоснительно соблюдалось.
Дом содержался в безупречном состоянии, а из кухни доносился аромат чего-то восхитительного, что пеклось в духовке.
— Я надеюсь, что ты ненавидишь рестораны так же сильно, как и я, — заметил он, когда она с удовольствием принюхалась. — Местная женщина приходит стряпать. Она оставляет все на плите и в холодильнике. Благодаря французским булкам питаться тут очень просто и приятно.
Держа по тяжелому чемодану в каждой руке, он одолевал разом по две ступеньки, и она едва поспевала за ним.
— Эта комната будет твоей, если не возражаешь, — сказал он, показывая ей ослепительно белую комнату с полированными досками пола, узкой кроватью, накрытой лоскутным покрывалом, и традиционным местным набором мебели. — В доме всего одна ванная комната, так что нам придется ее делить. Будем договариваться, кому когда ею пользоваться. Студия наверху, ты увидишь ее завтра. К сожалению, бассейна нет, да и яхту я не завел. По меркам миллионеров я немного растяпа. Ты разочарована?
