Джастин Харлоу - Муки ревности
— О, мадам, вы совершенно правы, — согласилась Шаннон. — Блестящая мысль!
— Я уверена, сегодня она будет обедать в «Ла козери». Очень удобно! Я пройдусь мимо ее столика и намекну.
Когда Елена вихрем унеслась из задней комнаты, Шаннон принялась распаковывать оставшиеся большие коробки, доставленные самолетом из Европы. Она улыбнулась, зная, что, когда Елена может получить сразу и удовольствие, и прибыль, она всегда в наилучшем настроении. Шаннон гадала, не настало ли время просить у знаменитой своей прижимистостью венгерской графини о прибавке. Как бы она ни была обязана Елене, но жить на такое небольшое жалованье было очень трудно. Не говоря уже о том, чтобы поехать в Европу — эта мечта не оставляла ее, озаряя жизнь все ярче и ярче, как путеводная звезда.
Услышав мелодичный звон колокольчика, извещавшего о прибытии посетителя, Шаннон решила, что лучше будет обсудить деликатный вопрос о деньгах позже — когда графиня вернется в магазин после продолжительного обеда.
Во второй половине дня Елена вернулась с подругой.
— Моя дорогая, — с порога крикнула графиня, — леди Фортескью очень нужно что-нибудь к сегодняшнему балу. Я сказала, что мы наверняка подыщем то, что надо.
— Привет, Шаннон, — приветственно помахав рукой, сказала леди Фортескью. — Вы — как картинка.
Удивительная леди Фортескью произвела на Шаннон сильное впечатление с первого же ее появления в магазине несколько недель назад. Шаннон никогда не встречала никого даже отдаленно на нее похожего. Полная, розовая блондинка, она всегда вызывающе одевалась: сегодня она была окутана облаком белых кружев. В круглых фарфорово-синих глазах застыло детское удивление, а дерзко задранный кверху носик придавал лицу веселое выражение. Эта женщина наслаждалась жизнью, и не полюбить ее казалось невозможно. От Елены она отличалась не меньше, чем какаду отличается от сокола, но было и нечто общее: яркий, необычный стиль жизни, который неизменно привлекал к ним людей.
— Это просто сказка, а не магазин, — со вздохом сказала леди Фортескью.
На нее было приятно смотреть: в поисках подходящего платья она порхала от одной вешалки к другой в отличие от сиднейских дам, которые чересчур серьезно подходили к своему гардеробу. Шаннон смотрела, как Елена, стараясь угодить эксцентричному вкусу леди Фортескью, демонстрирует ей одно платье за другим. С тех пор как англичанка прибыла сюда этим летом, Елена постоянно пыталась хоть немного смягчить ее чересчур яркий образ.
— Вот это, моя дорогая, я приберегла для женщины, которая чувствует себя достаточно уверенно, чтобы быть хозяйкой положения, — сказала графиня, разворачивая платье из черного шифона. — От Валентино. Исключительно элегантное.
— Нет, нет. — Леди Фортескью недовольно поморщилась. — Знаете, у меня отвращение к черному. Хоть я и вдова, но никогда не надену траур. Бедный Фредди перевернулся бы в гробу, если бы увидел меня в этом.
— Но оно такое шикарное!
— Шикарное? — фыркнула леди Фортескью, перебираясь к другой вешалке. — Нет, Елена. Такой шик больше всего мне подойдет, когда я отдам концы.
Елена закатила глаза, взглянув на Шаннон.
— Я хочу такое платье, которое выражало бы мое внутреннее «я», — прервала хозяйку леди Фортескью, когда та пустилась в рассуждения о важности силуэта. — С моей фигурой смешно рассуждать о силуэте. Мне хочется что-нибудь вызывающее.
После того как леди Фортескью отвергла одно за другим все платья, вмешалась Шаннон:
— А как насчет платья от Джины Фраттини, мадам?
Графиня отмахнулась:
— Нет, нет, оно слишком мало, и к тому же я уже обещала его Чарлин.
Леди Фортескью встрепенулась.
— О, пожалуйста, дайте мне на него взглянуть, — умоляющим тоном сказала она.
Елена утвердительно кивнула, и Шаннон принесла платье, похожее на облако золотых кружев. Когда она вошла в комнату, леди Фортескью издала возглас восхищения.
— Это как раз для меня! Это оно! — восхищенно закричала она, подбегая к Шаннон.
— Нет. Это не для вас, — безапелляционно заявила Елена. — Вы будет похожи на золотую рыбку в банке.
— Я именно так и хочу выглядеть, — запротестовала леди Фортескью.
Последовал небольшой вежливый диспут. Обе стороны остались непреклонными, и Шаннон с интересом ждала развязки. Графине почти всегда удавалось навязать покупателю свое мнение. Женщины, которые приходили к Елене, полагались на ее безошибочный инстинкт, а диктаторские замашки графини только увеличивали доверие к ней.
— Я все-таки хочу его примерить! — объявила леди Фортескью.
— Хорошо — делайте по-своему, — драматически вздохнула Елена.
Шаннон отправилась в увешанную зеркалами примерочную, чтобы помочь леди Фортескью влезть в платье. Осторожно натянув его на себя, та поняла, что застегнуть молнию не удастся. Разочарованно прикусив губу, леди Фортескью огорченно взглянула на Шаннон.
— Елена была права. Подумать только, я была уверена, что втиснусь в него!
— Не беспокойтесь — его можно расставить. Я посмотрела изнанку.
— Вы действительно так думаете? Да вы просто ангел! — Она выскочила из примерочной, ведя за собой Шаннон.
— Шаннон говорит, что его можно расставить. Но можно ли это сделать к вечеру? — умоляющим тоном спросила леди Фортескью.
Елена окинула ее критическим взглядом.
— К сожалению, я не представляю себе, как это можно сделать. Обычно на такую работу мне нужно по меньшей мере двадцать четыре часа.
— Если хотите, я могу сделать, — вмешалась Шаннон.
— Неужели? Да вы просто сокровище! — вскричала леди Фортескью, глядя на Елену.
— Ну что ж, я думаю, что это возможно, — неохотно сказала Елена. — Если Шаннон все бросит — а Бог свидетель, сколько у нее сегодня дел, — мы доставим его к семи. Она приедет в Дабл-Бей на такси.
В этот вечер Шаннон покинула магазин Елены вместе с огромной коробкой, сейчас лежавшей рядом с ней на сиденье такси. Адрес леди Фортескью был зажат в руке.
— Уиттерингс, — повторила про себя Шаннон.
Какой длинный путь она проделала за полтора года, думала Шаннон, глядя на мелькавшие мимо стены и ворота, за которыми прятались крупнейшие в городе особняки. В последний раз, когда она была здесь, ее настроение было совсем другим. Как и жизненные обстоятельства. Тогда Шаннон бесцельно бродила в пестрой тени платанов и эвкалиптов, напоминая осиротевшего ребенка. Сейчас она стала другим человеком. Хорошо одетая, прекрасно владеющая собой женщина, перед которой теперь открывались высокие ворота Уиттерингса, раньше никогда и не мечтала, что сможет проникнуть на территорию этих отгородившихся от всего мира вилл. Когда Шаннон только-только приехала в Сидней, ее ошеломила его красота и его безразличие. Сначала она целыми днями ни с кем не разговаривала, смущаясь от своей неловкости, пребывая в полной уверенности, что провинциальность ощущается во всем ее облике — от одежды и прически до специфического акцента. Тогда она еще не открыла для себя искусных парикмахеров, бутики и специалистов по дикции. Она только сразу поняла, что было бы совершенным безумием даже думать о том, чтобы взять к себе Керри, когда нет ни жилья, ни работы, ни хотя бы представления о том, что делать. Все надежды, как оказалось, напрасные, Шаннон возлагала на приезд Зана. Она думала лишь о том, как замечательно будет, когда он приедет, — пока ей не пришлось вновь спуститься на землю.