Дана Хадсон - Вспомни меня!..
Но ночью пришло неожиданное утешение — ей приснился Поль. Не презирающий и не чужой, а свой, родной и любимый. Снилось одно из первых свиданий, когда он встретил ее в их старом парке и в первый раз поцеловал. Нежно, но страстно. Это было волшебно, и Лорен, рано утром проснувшись с этим чудным чувством, сказала себе: если у нее остаются такие драгоценные воспоминания, то жизнь никогда не будет пустой и безнадежной, как это казалось ей раньше. Пусть она будет жить только прошлым, но зато каким потрясающим прошлым!
Сдав ключи от номера, наутро выехала из гостиницы, понимая, что никогда уже больше не приедет в Париж, чтобы повидать Поля Дюмона.
Обратный путь был коротким, до туннеля под Ла-Маншем по скоростному шоссе она доехала за какие-то несколько часов. По самому тоннелю ехать пришлось медленнее, и до Лондона она добралась только к вечеру. Город встретил ее моросящим осенним дождем. Включив стеклоочистители, она ехала по тусклым улицам, надолго застревая в вечерних пробках. Войдя в свою квартирку, показавшейся ей скучной и холодной, включила отопление, машинально разложила по местам привезенные с собой вещи и сообщила миссис Браун о своем возвращении.
До работы оставалось еще два дня, и, чтобы не томиться в одиночестве, на следующий день она поехала домой, к родителям. В их небольшом коттедже, среди любящих ее людей она почувствовала себя лучше, но ненамного. Весь уик-энд провела, рассказывая родным о Франции. Мать заметила, что дочь непривычно взвинчена и бледна, но расспрашивать ни о чем не стала, не желая без спроса лезть в ее душу.
Вернувшись в Лондон в понедельник, Лорен вышла на работу и тихо радовалась обилию заданий от довольного ее возвращением начальника. Непрерывная занятость помогала отвлечься от мрачных мыслей. Всю неделю Лорен заканчивала работать очень поздно и приезжала домой только для того, чтобы принять душ и упасть в холодную одинокую постель. Первое время ей ничего не снилось, и это ее даже радовало, хватит с нее непосильных страстей.
Но постепенно в ее пустые сны вернулся Поль де Мариньи, нежный, страстный и целеустремленный. Уж он-то никогда бы не позволил ей унижаться, выпрашивая у него жалкие крохи внимания. Он был настоящим мужчиной.
Сравнивая двух мужчин, Лорен усердно выискивала у нынешнего Поля недостатки, стараясь утишить боль от его жестоких и несправедливых слов. Разве она просила его совершить что-то противоестественное? Лишь попытаться вспомнить ту, прежнюю, жизнь. Но Дюмон не захотел сделать даже такую малость, значит, он недостоин ее любви. И она должна, должна его забыть!
Эти разумные мысли приходили ей в голову постоянно, но не имели ни силы, ни страстности настоящего убеждения. В конце концов Лорен сдалась. Если ей суждено прожить всю жизнь одной, пусть так и будет. Никто из мужчин, кроме Поля, ей не нужен. Жаль, конечно, что всё так получилось, но ничего не поделаешь. Надо как-то собраться с силами и жить дальше. Только вот для чего?
В пятницу, закончив работу немного раньше обычного, медленно брела к остановке, погруженная в свои невеселые думы. Мягко падали листья, усыпая асфальт, но ее не трогала отцветающая осень.
На дороге рядом с ней притормозил черный Кадиллак, дверца слегка приоткрылась и знакомый голос скомандовал:
— Лорен! Садись скорей! Здесь стоянка запрещена!
Она заколебалась, вовсе не желая вновь разговаривать с графом Филдингом, но Джеймс с изрядной долей нахальства протянул руку и схватил ее за рукав куртки. Не желая быть затащенной в машину, как непослушный подросток, она сама нырнула внутрь, в мир дорогой кожи и изысканного мужского аромата. К ее удивлению, Джеймс сам сидел за рулем. Повернувшись к нему, Лорен сердито спросила:
— Что ты себе позволяешь? Разве мы не решили, что больше встречаться не будем?
Граф медленно покачал головой.
— Боюсь, ты приписываешь мне свои мысли, дорогая. Я ни на что подобное не соглашался.
Она всем телом повернулась к нему, желая излить свое негодование, но Джеймс сдержанно попросил:
— Давай поговорим немного попозже. Не стоит выяснять отношения за рулем, да еще на такой оживленной трассе.
Недовольно закусив губу, Лорен отвернулась и уставилась в окно, едва замечая мелькающие за ним шумные улицы с толпами разномастного народа.
Джеймс остановился возле уже знакомого ей французского ресторана. Быстро обогнув машину, открыл дверцу, помог выбраться спутнице и прошел с ней внутрь, крепко придерживая за локоть. У Лорен мелькнула смешная мысль: чтобы не удрала, но она тут же ее отмела. Зачем ему она, скромная особа без положения в обществе и солидного приданого? Но для чего тогда он привез ее сюда? Его так задел ее отказ, что он решил полечить больное самолюбие?
Встретивший их метрдотель повел желанных посетителей мимо роскошного зала дальше, в небольшие кабинетики, где вдоль стены стояли уютные диванчики, в углу примостился большой плоский жидкокристаллический телевизор, а изысканный интим создавало искусно спрятанное в стенах освещение.
Лорен с кривоватой улыбкой села за овальный столик, накрытый белоснежной скатертью с мастерски вышитыми серебряными цветами. Джеймс сел напротив, лаская взглядом ее лицо.
Принесли закуску. Лорен без особого аппетита проглотила несколько кусочков, а вот Филдинг ничего не ел. Он рассеянно потягивал аперитив, даже не прикасаясь к стоявшей перед ним тарелке. Взгляд он от ее лица не отрывал, что и беспокоило, и раздражало Лорен.
Наконец, не выдержав этого пристального разглядывания, она положила вилку и тоже в упор взглянула на него. Он чуть прикрыл веками глаза, но взгляд не опустил.
— Как же ты красива, моя дорогая! — эта банальная фраза, казалось, шла из самой глубины его сердца.
Снова саркастично усмехнувшись, Лорен безразлично пожала плечами. Что это с ним? Прежде, говоря ей комплименты, он делал это так шаблонно, по обязанности, что она никогда не воспринимала их всерьез.
Протянув руку, Джеймс накрыл ее ладонь. Лорен машинально отметила, что ее маленькая ручка совершенно исчезла под его загорелой ладонью. Ей захотелось отобрать руку, чтобы избежать такого тесного телесного контакта, но он крепко сжал ее ладонь, не отпуская.
— И почему я прежде не понимал, какое это удовольствие, почти счастье — прикасаться к тебе?
Вопрос был чисто риторическим и ответа не требовал, поэтому она равнодушно перевела взгляд на стоявшие на столе алые розы, упорно не желая понимать подспудного смысла его слов. Разочарованно вздохнув, Джеймс позвонил в стоящий на столе звонок, требуя, чтобы принесли горячее. Двое официантов тут же внесли на подносах несколько фарфоровых тарелок с морепродуктами, на одной из которых красовался королевский омар.