Убежище в горах (ЛП) - Джеймс Никки

Аннет глубоко вздохнула и протянула свою руку через стол в мою сторону, чтобы дотронутся до моей руки.

— Я действительно не уверена, что ты осознаешь, на что именно ты подписываешься. Дружить с Хаксли — это равносильно тому, что ты сидишь на пороховой бочке. Он способен перевернуть любые твои слова и действия с ног на голову, чтобы убедить себя, что единственная твоя цель — причинить ему боль. Он будет кидать в твою сторону обвинения, подозревать тебя во всем на свете, спорить с тобой по любому поводу, не доверять тебе, и, возможно, он даже причинит тебе боль, если рассмотрит в твоих действиях слишком сильную угрозу. Хаксли не умеет радоваться жизни, как другие люди. Его разуму необходимо наличие врагов и угроз, поэтому он сам их себе выдумывает. Все его подозрения, подобны небольшим пророчествам, которые он сам себе сулит. Самое ужасное, что мой сын не может контролировать это, потому что он не осознает, что с ним что-то не так.

В воздухе повисла затяжная пауза, пока я укладывал в голове все то, с чем я столкнулся.

— Вы говорите так, будто с этим невозможно бороться. Как же Натаниэлю удалось преодолеть эти преграды и стать для Хаксли партнером?

— Натаниэль был исключительным случаем. Они росли бок о бок, и он всегда поддерживал Хаксли, какие бы трудности у него не возникали. Между ними был очень высокий уровень доверия еще до того, как мой сын начал страдать параноидальными расстройствами. Но, несмотря на это, Натаниэлю все равно приходилось очень нелегко. Не нужно обманывать себя. Он взвалил на свои плечи почти непосильную ношу. Но ему удалось уговорить Хаксли прибегнуть к терапии, и это помогло моему сыну жить более-менее нормальной жизнью. Безумно сложно завоевать доверие человека, который страдает от такого рода психических расстройств. Если ты убедишь Хаксли вернуться к лечению, то тогда возможно у тебя получится.

Я прекрасно осознавал, что говорить об этом гораздо легче, чем провернуть в реальности.

— Он доверял своему психотерапевту? — поинтересовался я.

Она поджала губы и задумалась.

— Если только отчасти, и то только потому, что ему доверял Натаниэль.

— Миссис Демпси, ваш сын убежден в том, что я появился в тех краях, чтобы арестовать его или что-то в этом роде. Вчера, по дороге в наш город, меня осенило воспоминание о том, как судебный медэксперт говорил о том, что есть вероятность, что Хаксли сбежал, потому что убедил себя, что виновным в убийстве считают его. Как думаете, есть смысл в этих словах?

— Безусловно, есть. На самом деле, я практически уверена, что он скрывается именно по этой причине. Если он что-то вбил себе в голову, то долгое время не разубедится в своей правоте. Во время терапии доктор Коллиер постоянно напоминал ему о том, что необходимо придерживаться реальных фактов, а не своих предположений. Но я подозреваю, что он забыл о большинстве установок, что давал ему психотерапевт.

Я выпрямился на стуле, пытаясь сообразить, как именно я бы смог использовать эту информацию.

— А что если я покажу вашему сыну, чем закончилось судебное разбирательство, и что виновник уже давно сидит в тюрьме? Ведь если он узнает, что дело уже закрыто, а он вне всяких подозрений, то ему будет проще довериться мне и прислушаться к моим советам.

— О, милый, — ее сочувственная улыбка вновь появилась на ее лице, и она похлопала меня по плечу, — если бы все было так просто. Понимаешь, если пытаться опровергнуть убеждение Хаксли, то он попросту совсем потеряет к тебе доверие. Ты никогда не должен оспаривать то, что для него истина. Если ты совершишь такую ошибку, то навсегда оттолкнешь его от себя. Я не прошу тебя во всем потакать ему, но он нуждается в сопереживании, а не в опровержении. Видишь ли, Хаксли комфортнее чувствует себя с теми, кто не осуждает его. Я имею в виду, что ты не должен еще больше подпитывать его заблуждения, но ты должен чутко наблюдать, как правда, которую ты пытаешься до него донести, действует на него. Ему не нужно сочувствие, ему необходимо понимание. Ты понимаешь, о чем я?

Я утвердительно кивнул, чувствуя, как груз ответственности и тяжесть полученной информации обрушились на мои плечи. Я не хотел отступать и говорить ей, что лучше передать решение этой проблемы властям, но я уже не был уверен, что в состоянии справиться с этим самостоятельно.

— Натаниэль всегда повторял Хаксли слова о том, что не все хотят его заполучить. Чудесным образом они помогали моему сыну. Они заставляли его задуматься о многом. Ему нужна постоянная терапия. Если ты хочешь ему помочь, то попробуй убедить его вернуться к лечению.

Я закончил пить свой кофе и кивнул вместо ответа, стараясь понять, зачем и почему я во все это ввязываюсь. Я думал о том, стоит ли мне еще кому-то сообщать о Хаксли, живущем в хижине, которая даже не принадлежит ему. Аннет вырвала меня из круговорота моих мыслей.

— Он хороший парень, Аспен. Он может совладать с реальностью и жить нормальной жизнью большую часть времени. Сейчас разум моего сына пошатнулся и, возможно, гораздо сильнее, чем раньше, но поверь, в нем есть и чувственная сторона. Натаниэль рассмотрел в нем и всячески лелеял. У них был очень крепкий брак, несмотря на болезнь моего сына. Натаниэль выдерживал все выпады Хаксли, практически не придавая им внимания. Просто ужасно, что его больше нет.

После слов о покойном супруге Хаксли и их крепкой семье, во мне пробудились странные чувства. Аннет настолько восторженно и ярко описывала покойного и его отношение к ее сыну, что я начал сомневаться, в состоянии ли я, довольно невзрачный и поверхностный, сравниться с ним. Честно говоря, я вообще не понимал, почему мое сознание проводит какие-то параллели между мной и бывшим любовником Хаксли. Мое подсознание говорило о том, что я бы хотел заменить для Хаксли Натаниэля. И это было похоже на ревность.

Я раз за разом обмозговывал тот факт, что я сорвался в Крикстоун, чтобы пообщаться с его матерью, но настойчиво не готов сдавать его властям. Исходя из рассказов Аннет и из того, что за наши немногочисленные встречи с Хаксли я так и не нашел с ним общего языка, все что я напридумывал себе в голове казалось мне все менее осуществимым.

У меня еще была возможность отступить от задуманного, но меня не отпускало желание ще раз увидеться с Хаксли. Я должен был попытаться.

— Я буду держать вас в курсе, миссис Демпси.

Она дотронулась до моей руки и улыбнулась.

— Если ты решишь, что это слишком тяжело для тебя или то, что твой план не сработает, как ты планируешь, пожалуйста, не стесняйся сказать мне об этом. Конечно, я бы хотела, чтобы все было, как можно менее болезненно для моего мальчика, но если суждено будет подключить к этому полицию, значит, так и должно было быть.

— Хорошо, миссис Демпси... Как вы считаете, он должен знать о том, что я общался с вами?

Она задумчиво отпила из своей чашки и аккуратно вытерла губы салфеткой.

— Пожалуй, я позволю решать это тебе.

Когда наш разговор был окончен, я помог Аннет убрать кофейные чашки в раковину. Когда мы вернулись в коридор, я не мог не обратить внимания на картины в рамах, украшающие стены. Большинство из них были написаны акварелью в жанре натюрмортов и пейзажей. В двух последних рамках, ближе к выходу, красовались фотографии. На обоих снимках были Натаниэль и Хаксли в день свадьбы.

Улыбающееся лицо Хаксли говорило о нем, как о нормальном и счастливом парне, а не о том человеке, с которым мне пришлось столкнуться. Сам не зная почему, я остановился у этих фотографий, пристально вглядываясь в них. Рука Аннет, коснувшаяся меня, вернула меня в реальность.

— Мой мальчик — не монстр.

Я оторвал свой взгляд от счастливой пары и посмотрел на миссис Демпси

— Я знаю это и очень надеюсь, что смогу ему помочь.

Прошло еще пару дней, прежде чем Тигра освободили от исполнения обязанностей в суде присяжных, и мы могли вернуться к работе. Мы провели еще один мучительно долгий день в пути, болтая обо всем, что интересовало Тигра. Я всячески пытался обходить его вопросы, которые касались моего опыта участия в судебном процессе.