Предателей не прощают (СИ) - Коваленко Мария

Шок обрушивается на всю сцену как снежный ком. Поняв, что происходит, музыканты виртуозно сворачивают куплет в ещё один проигрыш припева, а группа кордебалета — повторяет свой танец.

Странная заминка проходит вроде бы незаметной для зрителей. Как назло микрофон по-прежнему не отзывается ни на какие манипуляции, и с легкой руки Анастасии мой дебют летит псу под хвост.

Ещё месяц назад я бы извинилась и, обливаясь слезами, убежала за сцену. Прежняя я не стала бы бороться. Та я не знала безжалостную Валентину, требовательного Марата, не доходила до психического истощения от работы с партнершами по сцене. Та Ева была экологом, геологом, географом, уборщицей, обычной девчонкой, считавшей, что сможет чего-то добиться.

Месяц ада лишил меня этой наивности, но взамен он дал кое-что другое.

Решение, как быть, приходит быстро. Цепляя микрофон на стойку, я больше не жду никакого спасения, не кошусь на Рауде, а начинаю петь. Без микрофона. Вживую. Напрягая связки до предела своих возможностей.

Глава 31. Звезда родилась

Наша команда не готовилась к такому форс-мажору, но стоит мне запеть, все мгновенно меняют свои планы. Бэк-вокалистки резко замолкают. Звукооператор уменьшает басы, а танцоры отгораживают меня живой стеной от Анастасии и Вероники, словно сцена теперь только для меня.

Благодаря их стараниям мне больше не приходится перекрикивать динамики, бояться новых подлостей от Анастасии. И можно просто петь.

Наверное, это безумие. Однако публика замолкает. Все зрители, от важных гостей перед сценой до веселой молодежи в конце танцпола, с удивлением смотрят в мою сторону. А Шапокляк, которая уже готова была вынести на сцену запасной микрофон, разворачивается и уходит в зал.

Я не представляю, что со мной будет после окончания шоу. Не думаю ни о штрафах и других последствиях. И не останавливаюсь.

Бесконечные занятия по вокалу дают о себе знать. Голос звучит чисто. Тремор постепенно сменяется непривычным спокойствием. И как ответ на мои старания — с каждой пропетой строчкой, с каждым повтором все больше зрителей ВИП-зоны встают со своих мест.

Что это значит: фурор или позор — разобрать не получается. Школьный хор и бесконечные прогоны в центре Рауде не готовили меня к подобному. Переплавляя отчаяние в песню, я делаю все, что могу. Выкладываюсь полностью. А когда музыка, наконец, стихает, закрываю глаза и слышу…

Не свист. Не крики. А такие громкие аплодисменты, каких не получали предыдущие исполнители.

Следующие две песни «Малина» исполняет как на репетиции. Звукооператор вместе с охапкой роз незаметно передает мне новый микрофон и шепчет: «Круто». Басист с гитаристом, будто секьюрити, встают по обе стороны. И не меняют своих позиций до завершения программы.

От солисток больше никаких сюрпризов. Анастасия игнорирует меня еще сильнее. А Вероника если и косится, то старательно прячет глаза.

После третьей песни, несмотря на просьбы зрителей спеть на бис, мы уходим. Анастасия вылетает в коридор первой. Она не реагирует на крики Шапокляк, не тормозит возле курьера с цветами и не объясняет, что задумала.

Все мы с удивлением наблюдаем, как она направляется в сторону черного входа и исчезает за поворотом.

Счастливая, что не придется объясняться хотя бы с ней, я не вмешиваюсь. Пока все обсуждают шоу, незаметно проскальзываю в гримерку. Опускаюсь в мягкое кресло и, наконец, выдыхаю.

Одновременно с этим выдохом в помещение входит Вероника. В отличие от своей подруги, она никуда не спешит. Сменив шпильки на пушистые тапочки, Вероника аккуратно стирает макияж, медленно переодевается в удобный костюм. И только потом, прихватив сумочку, направляется к выходу.

По-хорошему нужно попрощаться. Сказать ей: «До завтра» или «Хорошего вечера». Прошлые недели мне как-то удавалось оставаться вежливой. Однако на сегодня лимит доброты, кажется, иссяк.

Отвернувшись в другую сторону, я сбрасываю туфли, расстегиваю потайную пуговицу на платье и чуть не роняю челюсть, услышав звонкий голос Вероники:

— Пока, соловей. Ты сегодня удивила всех.

— Что? — в шоке я поворачиваюсь к девушке.

— Она заплатит, так ей и надо. — Впервые за две недели на лице красавицы нет и тени холодности. — Здесь сложно не стать сукой. Но даже последние суки обязаны соблюдать правила. — Подмигивает Вероника. — Больше не тронет.

Не ожидавшая такого откровения, я не знаю, что сказать. В голове карусель из вопросов: почему не тронет, какие правила, как заплатит и другие? Только Вероника не ждет, когда я созрею.

Махнув на прощание, она уходит. И я остаюсь в одиночестве со всеми этими загадками и усталостью.

— Почему никто из вас не хочет ничего объяснить? — севшим голосом, спрашиваю в пустоту. — Где хоть один нормальный человек?

До выступления я верила, что все закончится праздником. Фантазировала, как буду принимать поздравления от команды, пить шампанское и давать свои первые автографы.

Сейчас это все еще реально. Концерт продолжается. В любую минуту можно вернуться в зрительский зал и вместе с публикой отпраздновать дебют. Там будут только рады появлению солистки «Малины». Но… будто меня кто-то сглазил, ничего из этого не хочется.

Вместо праздника я мечтаю сбежать отсюда подальше. Забиться в самый глухой угол. Заказать чай и с чашкой в руках медленно приходить в себя.

Возможно, если бы Анастасия и Вероника не показали пример своим побегом, я бы тоже ни на что не решилась. Но новая мечта оказывается слишком яркой, чтобы ей сопротивляться.

Забронированный Шапокляк номер отеля, остается этой ночью свободным. Переодевшись в удобную одежду, я сажусь в первое попавшееся такси. Доверившись водителю, попрошу отвезти в какую-нибудь скромную гостиницу подальше от центра.

Чистой воды безрассудство. Рауде пока не заплатил мне ни рубля, а остатка сбережений вряд ли хватит на что-то приличное. К счастью, мне везет.

Водитель такси, видимо, не знает ничего о новой солистке «Малины», потому привозит не в какой-нибудь пятизвездочный дворец, а в маленький отель на краю города.

Ума не приложу, как завтра с пустым кошельком доберусь до клуба, но я ни о чем не жалею. Словно в родной дом, вхожу в свой номер. С улыбкой осматриваю скромный интерьер: окно с видом на крыши города, узкую кровать, покосившуюся тумбочку и пыльный торшер, освещающий все мягким желтым светом.

Вероятно, этот уютный свет меня и добивает. Скопившийся за выступление стресс каменной глыбой прижимает к полу, заставляет обнять колени и открывает шлюзы для слез.

В мгновение ока мне становится плохо и морально, и физически. До одури хочется уткнуться в плечо мамы или какой-нибудь из бабочек. Рассказать, как я устала и как одинока.

Душа требует спустить проклятую задранную планку на нормальный человеческий уровень, спрятаться за чьей-нибудь спиной и выпустить на волю слабую, неуверенную и еще слишком хрупкую Еву.

Захлебываясь рыданиями, я пытаюсь понять, что же со мной происходит. Сжимаюсь в тугой эмбрион и с запозданием, сквозь плач, слышу стук в дверь.

— Ева! Либо ты сейчас же откроешь эту дверь. Либо я вынесу ее к чертовой матери? — доносится из коридора злой мужской голос.

— Леонас?.. — Я не верю своим ушам.

Рауде незачем искать меня сегодня. У него, наверняка, есть дела поважнее, чем одна трусливая певичка.

— Ева, девочка, давай! — уже без злости произносит Леонас. — Поверни этот гребаный ключ. Впусти меня в номер.

Глава 32. Плечо

— Сейчас…

Стараясь избежать паники, я быстро осматриваю себя в зеркале, собираю с пола использованные бумажные салфетки и суматошно поправляю одежду.

Получается не очень. Мне стыдно за не слишком чистый, маленький номер и неловко из-за собственного заплаканного, распухшего вида. Будь у меня хоть один шанс сбежать, рванула бы прочь, не оглядываясь. Но Рауде, кажется, настроен серьезно.