По льду (СИ) - Кострова Анна

В Нижнем Новгороде «Лисов» ждало знакомство с «Черными Драконами». Черные джерси с драконом, выдыхавшим оранжево-красное пламя, иллюстрировали дух соперника: жадный, страстный, моментами заносчивый. «Черные Драконы» прославились в Континентальной Хоккейной Лиге не только ловкостью и быстротой, но и меткостью. Они здорово обыгрывали соперников и четко бросали по воротам, даже когда зрители и не верили в такую возможность. В прошлом сезоне, в плей-офф, «Черные Драконы» показали хороший результат, а матч с «Ледяными Королями» вошел в историю сезона: счет на табло был 17:1 в их пользу. О «Черных Драконах» и об уловках каждого члена команды Федя рассказывал на тренировках (в основном консультировал Миронова относительно того, как лучше принимать шайбы). Тем не менее знакомство вышло неприятным и обернулось вторым проигрышем в серии.

Сергей Петрович возлагал большие надежды на матч, который проходил в Санкт-Петербурге, но и там «Лисы» оплошали. «Пантеры» не забыли о том, что происходило на «Минск-Арене», и их глаза горели ярким пламенем. Поначалу все шло довольно неплохо, и «Лисы» даже вели, но в последние минуты сдали позиции. Когда счет на табло сравнялся, Звягинцев надеялся на то, что команда продержится, а в дополнительное время отыграется. Но удача и здесь обошла их стороной: до овертайма дело не дошло. Тот самый Пантеровец, который затеял тогда драку с Литвиновым, забросил решающую шайбу. Раздался громкий звук сирены, одновременно сообщающий и о голе, и об окончании матча. И домой «Лисы» уехали с тремя поражениями в кармане.

Литвинов, как капитан команды, переживал не меньше Сергея Петровича. До Минска он ехал с ним в одном ряду, пытаясь поговорить и обсудить возможные причины. Однако Звягинцев молчал почти всю дорогу. Его зеленые глаза заметно потускнели, да и выглядел он крайне подавленным. Отчасти Николай мог его понять: ему теперь отчитываться перед директором хоккейного клуба и спонсорами о нескладной выездной серии. И все же Коля надеялся хотя бы на несколько фраз.

— Сергей Петрович, скажите хоть что-нибудь, — произнес Литвинов, сжимая пальцы в кулак.

Звягинцев перевел взор с окна, видами из которого он любовался всю дорогу, на Николая. За подавленным выражением лица Литвинов заметил едва скрываемое отчаяние и тревогу.

— Что ты хочешь услышать? То, что выиграв первый матч в выездной серии, вы зазвездились и забыли о слове «команда»? — Сергей Петрович томно вздохнул и сжал пальцы в кулак. — Видишь это?

Николай посмотрел на кулак тренера и кивнул головой.

— Этот кулак образован из пяти пальцев, которые вместе отражают силу и слаженность. Таким кулаком легко разбить окно, — Звягинцев имитировал удар по стеклу. — А вот так, — он оттопырил безымянный и указательный пальцы, — ничего не выйдет. Видишь, какая коряка получается. Так и пальцы сломать недалеко.

— К чему вы это говорите?

— А к тому, что хоккей — это командная игра. И в звене пять игроков. И только тогда, когда каждый игрок сплотится, можно надеяться на результат. В этой выездной серии вы были этими оттопыренными пальцами, что сторонились друг друга. Потому и проиграли.

— Но мы старались…

— Если бы это было правдой, мы бы не приехали домой с такими позорными результатами, — Звягинцев положил руку на плечо Николая и добавил: — Подумай, как помягче сказать об этом Александру Юрьевичу.

Автобус остановился у ледовой арены, и «Лисы» россыпью вывалились из транспорта. Коля и Леша вышли последними: Миронов сидел в хвосте автобуса, а Литвинов долго размышлял над словами главного тренера. Они спустились по ступенькам. Николай направился к багажнику, чтобы забрать свои вещи. А Миронов так и застыл около автобусной двери, схватившись за металлический поручень. В толпе встречающих он увидел свою мать. Ее лицо было бледным и осунувшимся, а под глазами залегли синие тени. Она явно была вымотана. В груди у Леши что-то болезненно кольнуло, ком подступил к горлу, а легкие сковало тугим обручем. Миронов приоткрыл рот, жадно хватая воздух. Волнение не скрылось из внимания Литвинова, и он, подойдя к другу, шепнул на ухо:

— Тебе нужно с ней поговорить.

Миронов кивнул головой и на негнущихся ногах направился к матери.

— М-мам? — еле слышно произнес Леша.

— С-сын, — из ее глаз хлынули слезы горечи. Вероника кинулась на его грудь, болезненной хваткой вцепившись в бомбер.

— Т-ш-ш, не плачь, все хорошо, — Миронов обнял мать и провел рукой по ее волосам. Некогда темно-карамельные волосы были мягкими и пахли шоколадом, а сейчас под пальцами ощущалась их жесткость.

— Возвращайся домой, — вымолвила Вероника, подняв голову и заглянув сыну в глаза. — Я место себе не нахожу из-за того, что не знаю, где ты…

— Со мной все в порядке. Я живу у Коли. Ты как? Выглядишь неважно.

— Плевать на меня… Я так соскучилась… Леш, у тебя есть дом, в который ты можешь вернуться.

— Пока там находится отец, я не вернусь. Я честен перед всеми вами. И извиняться не буду.

— Черт с этими извинениями. Ты просто возвращайся, а отец… Он отойдет…

Миронов впервые за время разговора перевел изучающий взор на мать. Вопреки тому, что произошло между ними, он не держал на нее зла. Вероника — жертва. И Леша не мог воспринимать ее иначе. Оценив ее внешний вид, он осознал, что две с половиной недели были для нее не самыми сладкими. Либо отец заставил ее чувствовать себя так, либо она упивалась своими страданиями. Так или иначе Леше было ее жаль. Он крепче стиснул мать в объятьях и размышлял над ее словами.

Вернуться домой означало признание вины. Но Миронов не ассоциировал себя с лжецом. Остаться у Коли — значит, отдать родную мать в хищные лапы отца-изменника. Второе казалось для него большим злом. Если он вернется домой, то не будет просить прощения у Михаила. Просто поступится со своей гордыней, чтобы не видеть мучения родной матери.

— Подожди, я заберу вещи, — бросил Леша, отпрянув от матери.

— Значит, ты едешь домой?

Миронов кивнул головой.

— Но это только ради тебя. С отцом я по-прежнему не хочу разговаривать и любезничать с ним не собираюсь.

Миронов прошмыгнул сквозь толпу и подбежал к багажному отделению. Достав оттуда спортивную сумку и экипировку, махнул матери рукой, чтобы та дождалась его, а сам отправился в раздевалку, чтобы оставить там форму. Внутри он встретил Литвинова.

— Как поговорили? — спросил Николай, завидев Лешу.

— Я возвращаюсь домой. Кажется, отец ее мучит и упрекает в чем-то. Что конкретно происходит, я не знаю. Но мать очень подавлена. Не могу ее бросить.

— Ты верно поступаешь, — бросил Коля вслед Миронову, который быстро ретировался.

Раздевалка постепенно опустошалась. И в скором времени Николай остался в ней один. Домой ехать вовсе не хотелось: там его поджидал неминуемый разговор с отцом о результатах выездной серии. Коля прикрыл веки и попытался представить, в какое русло их перепалка перетечет сегодня. Он отлично сознавал, что проигрыш трех матчей в выездной серии не останется незамеченным отцовским глазом. И морально готовился к очередным упрекам и шантажам. Коля не помнил, сколько так просидел в раздевалке и как добрался домой. Но с реакцией Александра Юрьевича не прогадал.

Литвинов-старший был донельзя рассержен. На морщинистом широком лбу выступила синяя вена, пульсирующая с такой силой и скоростью, что, казалось, она вот-вот лопнет. В его черных с серебром глазах виднелся отлив рыжего пламени. Оно не тлело, а разгоралось с пущей силой. И искры этого яростного огня были последствием неудачной выездной серии. Александр Юрьевич едва не вышел из себя, когда увидел в окне желтый свет автомобильных фар. Это Николай вернулся домой.

Черная машина неспешно заехала во двор, а затем и в гараж. Вскоре тень Коли показалась во дворе. Он о чем-то переговаривался с охранником. И его размеренность и спокойствие еще больше раздражали Александра Юрьевича. Литвинов-старший, уперев руки в бока, принялся нервно расхаживать по комнате. Ожидание затянулось в несколько минут.