Нора Филдинг - Приговоренные к любви
— Дворецкий! И если ты воображаешь, что язвишь, называя меня «ваша светлость», то очень и очень заблуждаешься. Я имею право на такое обращение по рождению, чего не скажешь о тебе, малютка. Тебя нашли в сточной канаве или на пороге приюта для отпрысков падших женщин?
Мне надоело слушать это состязание в остроумии. Воспользовавшись тем, что Ширли перестала обращать на меня внимание, я шмыгнула сопернице под руку, которую она держала на притолоке двери, загораживая нам с Энн вход в дом. Маневр мне удался, и я кинулась бегом внутрь дома, стремясь попасть в злополучную спальню. За спиной я слышала топот ног.
Бегать я умела. Стремглав взлетев по лестнице, я быстро отыскала нужную мне комнату. Рывком открыв дверь, я ворвалась в спальню.
Здесь никого не было. Комната, по-прежнему, дышала чистотой и уютом. Вдруг кто-то схватил меня за руку. Я оглянулась. Передо мной стояла Ширли, а в дверях застыла Энн.
— Хочешь удостовериться? Так пойдем! — Ширли с силой толкнула меня вперед и потащила по коридору. — Вот, смотри! — сказала она, втянув меня в какую-ту комнату.
Как ни была я взбудоражена, но все-таки успела зафиксировать в своем мозгу щегольство модернового убранства. Видимо, денег у семейства Ширли было немало. Роберт мог хотеть жениться на этой особе и по меркантильным соображениям. В этой области я не могла с ней конкурировать.
— Смотри, смотри! — продолжала кричать Ширли, тыкая каминными щипцами в груду пепла.
Я пробудилась от минутного оцепенения. Ширли держала щипцами кусок какой-то материи.
— Вот! Видишь?
И я увидела. Это был клок от подола моего платья. На нем еще красовался серебряный бант, не тронутый огнем.
— Ты никого уже не сведешь с ума. Я уничтожила твое колдовство.
— Что здесь происходит? Ширли, что случилось? — услышала я голос Роберта.
Так, он у нее! Я сразу потеряла интерес к своему сожженному платью, хотя был момент, когда мне стало его до слез жаль. Единственный туалет за всю мою жизнь, приобретенный у настоящего модельера за бешеные деньги. Вряд ли Зизи предполагала столь бесславную кончину своего произведения.
— Роберт, уйди! — резко произнесла Ширли. — Я разберусь сама. Я простила тебя не для того, чтобы ты снова все испортил.
Мы с Робертом смотрели друг на друга. Его глаза снова стали ледяными. В них не было и намека на тот огонь, который иногда загорался в них вчера. Вдруг в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на сожаление, и он, не произнеся больше ни слова, покинул комнату.
— Ты все поняла? Убирайся! И больше не смей становиться у меня на пути! — Ширли двинулась прямо на меня.
Я попятилась, растоптанная не столько воинственным до наглости монологом Ширли, сколько поведением Роберта, подчинившегося приказанию своей невесты. Почему-то я расценила его поступок как предательство, хотя я ни на что не могла рассчитывать. Роберт не давал мне никакого повода надеяться, что я займу в его жизни какое-то место. Наоборот, он просил только одного — чтобы я оставила его в покое.
Но ведь был поцелуй! Он же меня сам поцеловал! Я опять словно ощутила прикосновение его губ, и мне стало совсем плохо. Я попятилась и вышла из комнаты. Меня никто не провожал. Я побрела к выходу. Только внизу, у самой двери, я обратила внимание на отсутствие Энн.
Куда она подевалась? Я отчетливо помнила, что видела ее фигуру в той зеленой спальне, но, куда она могла исчезнуть, представить себе не могла.
— Пошли быстрее! — услышала я шепот Энн, которая возникла рядом со мной и схватила меня за руку.
Теперь я тащилась как на буксире уже за Энн. Видимо, у меня на роду написано быть увлекаемым куда-то кем-то, более энергичным, чем я.
— Посмотри, что у меня есть, — радостно возвестила Энн, когда мы были уже на улице. Она помахивала передо мной какой-то бумажкой, очень напоминающей театральные билеты.
— Что это? — поинтересовалась я и удивилась, как безразлично и печально прозвучал мой вопрос.
— Билеты на концерт Джадла в церкви св. Иоанна![2]
— Откуда они у тебя? И почему ты их мне показываешь?
—Я взяла их в качестве компенсации за твое сожженное платье.
— Ты их украла? — Я пришла в ужас от поступка подруги.
— Не говори глупостей! — строго одернула меня Энн. — Ширли доставила тебе столько неприятностей. Надо признаться, мне она тоже не показалась. Имеем право сегодня повеселиться. Ты хотя бы на какое-то время забудешь об этой истории.
Я знала, что возражать бесполезно. Раз Энн так решила, значит, так и будет. Я только удивилась эластичному мышлению подруги. То, что я не сообщила в Скотланд-Ярд о подозрительно странных словах о сэре Чарльзе, рассматривалось Энн ни много ни мало как пособничество убийце, а свое собственное, так сказать, заимствование чужих билетов она считала законной компенсацией за нанесенный мне ущерб.
ГЛАВА 10
Концерт известного певца превратился для меня в сплошное мучение. Не знаю, сколько Ширли приобрела билетов, но их количество явно превышало два. На концерте присутствовали не только я и Энн, но и Роберт с Ширли. Мы сидели через проход, на одном ряду.
Обменявшись недружественными взглядами, воюющие стороны вынуждены были вступить в перемирие. Вряд ли остальные присутствующие на концерте спокойно бы выдержали выяснение отношений между нами. Я закрыла глаза и решила слушать только несравненного Джадла. Сначала мне это не удавалось — присутствие Роберта Арлингтона не было лучшим стимулом для расслабления. Смущал меня и мой туалет. В моем багаже было только одно более или менее подходящее платье, которое и пришлось надеть. Платье совсем простенькое — мешочек о двух швах, перетянутый поясом. Спереди, около горловины, оно было украшено вышивкой, которая казалась мне нелепой.
Восточные женщины любят вычурные туалеты, даже в строгих моделях присутствует обилие кружев и каменьев. Мне пришлось потратить в Тунисе немало времени, чтобы отыскать это платье, но и на нем была дурацкая вышивка. Утешало только то, что ее немного и выполнена она нитками в тон платья. Кроме того, я не собиралась в этом платье посещать званые вечера и концерты знаменитостей. Я купила его для повседневной жизни, в которой выходам в свет совсем не отводилось места. Цвет же платья, нежно-зеленый, как первая появляющаяся на деревьях листва, мне очень шел. Мои серо-голубые глаза становились зелеными, и эта метаморфоза мне очень нравилась. Платье было одобрено и Энн.
— Почему ты ноешь, что тебе нечего надеть? Прелестное платьице, и тебе очень к лицу. Но, если хочешь, можешь выбрать что-нибудь из моих нарядов.
