Сисела Линдблум - Охотница
Мои собственные воспоминания начинаются с более позднего периода, а именно с поездки на метро в Шерхольмен, куда я отправилась одна, по собственной инициативе, навестить бабушку, которая жила в кемпинге в Варберге. Я знала, что у меня есть бабушка, которая живет в вагончике. А офис в порту, дедушка, дом в Гетеборге и сам Гетеборг – это лишь рассказанные кем-то сказки.
Бабушка сидит в вагончике у крошечного обеденного стола, мне девять лет, я сижу напротив. Уже вечер, я остаюсь у бабушки ночевать, вероятно, именно в тот вечер, пока меня не было, у родителей произошла та ссора. Но мы еще живем все вместе на улице Каммакарегатан.
Бабушка пишет объявление, обсуждает со мной варианты.
“Предскажу судьбу и недорого возьму? Нет, очень уж меркантильно… Предсказываю ваше будущее… а как быть с номером телефона? У меня же нет телефона, если кто-то захочет записаться заранее”.
“Тогда напиши адрес, – говорю я, – и добавь, что заранее записаться нельзя”.
“Напишу адрес, но, что заранее записаться нельзя, не буду, получится слишком длинно. В объявлении должен быть номер телефона, а иначе что это за объявление”.
“Тогда напиши наш домашний, – предлагаю я, хотя в глубине души этого побаиваюсь. – А мы объясним, что надо просто приехать сюда”.
“Нет, – бабушка вдруг смеется, – ну и глупышка же ты, Тереза. Представляю, как разозлится Лассе, если вам домой начнут названивать”.
Помню, какое я испытала облегчение, когда она так сказала, я ведь тоже подумала, что папа будет сердиться, а я не хотела, чтобы он сердился.
Бабушка встает из-за стола, надо поставить воду для чая. Как здорово сидеть в вагончике и смотреть в крошечное окошко. Коричневые с оранжевым занавески пятидесятых годов, такого же цвета пряники, поэтому можно легко представить, что ты в ведьмином пряничном домике, а я была еще так мала, что мне нравилось воображать себе такое.
“Да, наверно, наш номер писать не стоит”, – соглашаюсь я.
“Лучше уж рабочий телефон Лассе. Ему будет проще отвечать на звонки в рабочее время. Ты говорила ему, что я собираюсь стать предсказательницей?”
Годы, когда бабушка жила в вагончике, запомнились мне как очень счастливые. Став подростком – период, когда все воспринимается очень болезненно, – я должна была бы стыдиться ее. Но этого никогда не было, я всегда только гордилась. А папа, наоборот, все время будто бы оставался подростком, стыдился бабушки, считал, что у нее не все дома. Ему стало гораздо спокойнее, когда она наконец подыскала себе квартиру в Бредэнге.
* * *Обычно Жанетт ездит на работу на машине, но сегодня ей не надо забирать и отводить Йенни в детский сад, поэтому она сейчас сидит в метро. Как только поезд выехал из центра и повернул в сторону Бредэнга, в вагон ворвалось солнце. Оно било теперь прямо в глаза Жанетт, которая и так чувствовала себя разбитой и была вся на нервах.
В вагоне довольно пусто, половина третьего, день будний. Жанетт на всякий случай осторожно оглядывается, нет ли здесь проклятой колдуньи, и уже потом достает из сумки папку с бумагами. Кипа разрозненных старых листков, которые она собиралась показать Сандре, это записи, сделанные после встречи с той ведьмой. А теперь читает их сама, в полной уверенности, что сегодня, когда ей не нужно заниматься ребенком, она наконец разберется в этой колдовской чепухе. Чтобы можно было спать по ночам. И еще, если честно, ей хочется помириться с Юнасом. Конечно, ужасно знать, что он изменил, но она, пожалуй, сможет забыть это. Хуже жить в ожидании, что сбудутся предсказания колдуньи, что Юнас встретит девушку, что куда больнее. Жанетт осознает, что это сумасшествие, но все-таки решает выяснить все до конца, даже если придется опять сходить к колдунье.
Мысль о визите к этой тетке ее немного пугает.
Жанетт просматривает страницу за страницей, наконец находит значок. Двадцатого марта она нарисовала в дневнике звездочку. Сегодня произошло нечто неимоверное, смотри в записной книжке, прочитала она. К счастью, Жанетт сохранила и книжку, вот эта запись:
Чудовищное событие произошло сегодня. Во время прогулки с Йенни (она сегодня впервые ела огурчик!) я увидела чудну́ю тетку. Она сидела верхом на окне и махала мне рукой, чтобы я поднялась к ней в квартиру. С виду совсем обыкновенная тетка, но все-таки странноватая. Она очень хотела погадать мне, говорила, что не возьмет никаких денег. Но я не сомневалась, что деньги она выманит, поэтому я была несколько настороже. Глупо, что я во все это ввязалась, в какой-то момент со мной случилось нечто странное, это было похоже на гипноз. Прошло, как мне кажется, минут пять, и я не помню, что я делала в эти минуты. Поэтому я хочу записать, что сказала тетка, чтобы вспомнить все, если ее предсказание сбудется!!! (Полная чушь, но мало ли!)
Она сказала что-то о Юнасе и какой-то девушке! Девушку зовут Тереза! И еще она сказала, что будет больно.
А потом, когда я уходила, кто-то швырнул из ее окна камень на улицу. Я подобрала этот камень и сунула в карман куртки. Не знаю, кто бросил его, но надеюсь, не я сама, ведь окно разбилось вдребезги.
СОХРАНИТЬ ЭТУ ЗАПИСЬ.
Больше ничего не написано. И какого черта я не записала номер дома, помню, второй этаж, но в каком доме, ругает себя Жанетт, складывая листки бумаги обратно в папку. Когда поезд начинает замедлять ход перед станцией Бредэнг, она решительно хватает сумку и шагает к дверям. Когда чего-то боишься, надо идти навстречу опасности, размышляет Жанетт, поворачивая направо, а не налево, к своему дому. Надо распрямить плечи, успокоиться и, собравшись с духом, все выяснить. Предсказания, конечно, глупость, но если чувствуешь себя неуверенно, то лучше найти того, кто тебе что-то нагадал, чтобы убедиться, что все это блеф.
Спустившись на прогулочную дорожку и увидев ряды белых домов, Жанетт сразу сообразила, к которому из этих домов надо идти. Она точно помнит, в каком окне сидела тетка. Как странно, после того случая она так часто здесь ходила, но ни разу не подумала о том своем визите. Ни разу даже не посмотрела на окно. Словно обо всем забыла – после того как сделала запись в дневнике. Но сейчас она вспомнила и смотрит вверх, на то окно, пытаясь разглядеть что-нибудь за спущенными жалюзи.
Разве были здесь раньше жалюзи, изумляется Жанетт.
И, сунув в рот жвачку, идет по лестнице, игнорируя лифт, подойдя к двери, сразу нажимает на звонок, не давая себе возможности передумать.
На дверной табличке фамилия: “Сандгрен”, в квартире слышится музыка.
