Наталья Труш - Опоздавшие на поезд в Антарктиду
Дед в Финляндии тоже был, в войну.
– Ничего интересного: Карелия и Карелия! Сопки да каменюки. Все как у нас… Токо у нас-то – родина, а там – заграница.
Уезжая от деда, Илья с грустью посмотрел на покосившийся домик. «Надо бы как-то помочь деду, крышу ему перекрыть, поправить тут все… А еще лучше – перетащить его в поселок. Но ведь не поедет… А вот в построенный в лесу центр – вполне. Состряпаем ему сторожку, и пусть себе живет! Уговорю!» – Илья улыбнулся своим мыслям. Дед Прокоп улыбнулся ему в ответ.
– Пока, деда! – крикнул Илья.
– Прощевай, Илюха, – грустно прошамкал дед и поднес к глазам дрожащую руку. Хотел – козырьком, укрыться от солнышка, а получилось…
Покровский слезу не заметил.
Его машина, переваливаясь с боку на бок, выбиралась через поросшие травой и желтыми первоцветами мать-и-мачехи буераки на дорогу. В окно влетал свежий ветер, майский ветер перемен. Он приносил из леса запахи тающего снега, подернутого темной корочкой древесного мусора из листьев и опавшей хвои. Снег лежал в ложбинках, а на бугорках вытаяли кустики брусники, осыпанные прошлогодними ягодами.
Илья не удержался и остановился на опушке леса, пробрался по кочкам к одному из пригорков, набрал в ладонь брусники. Ягоды, перезимовавшие под снегом, были темными, мягкими и очень сладкими. Они пахли детством. Лакомиться прошлогодней брусникой Илья с пацанами очень любили ранней весной, когда ягодные кустики вытаивали из-под снега. Очень вкусно! Никаких конфет не надо. И вкус этот он на всю жизнь из детства запомнил.
…Покровский слизал последние ягоды, и на ладони остался красный след, на кровь похожий. Он сунул руку в грязноватый от лесного мусора, не растаявший до конца сугробчик, достал из глубины горсточку чистого голубоватого снега. Не такого, какой лежит на городских улицах, а заледеневшего, скомковавшегося в мелкие, будто прозрачный бисер, шарики. Он пошуршал ими в ладонях, попытался слепить снежок. Не лепилось. Не тот уже снег. Лето скоро. Еще неделя-другая – и останутся одни воспоминания от прошлогоднего снега…
Илья с дороги позвонил своим в Архангельск.
– Не приехали! – ответил на его вопрос Макс.
– Что значит «не приехали»?! – Илья не ожидал такого ответа.
– А вот так! Не приехали и все. Мы тут сами дергаемся уже. Все сроки вышли.
Илья прозванивался последний раз компаньонам перед отъездом к деду. Макс так же ответил тогда: «Не приехали». Илья прикинул в голове сроки. Прошло почти две недели. Ну, в принципе, вполне возможно. От деда Прокопа Илья не звонил. Там связи никакой не было.
Но если еще десять дней назад Илья не очень переживал за это «не приехали», то сейчас он забеспокоился. Что могло случиться? Передумали? Не может быть! Он видел, как у ливанцев глаза горели. Еще бы! Таких цен, какие им предложил Покровский, просто в природе не существует! «Может, именно это их и насторожило? Нет, не насторожило. Если бы было так, они не стали бы переводить деньги на счет, а сто тысяч долларов там появились еще до моего отъезда», – думал Илья.
Он снова отправился в поселок, где собирались строить оздоровительный центр, пробыл там три дня, потом поехал в районный центр, где занимался документами и переговорами. И каждый день отзванивался в Архангельск. И то, что докладывал ему Макс, его совсем не радовало.
Ливанцы не приехали.
Прошло три недели. Покупатели давно должны были прибыть с деньгами, но их не было. А еще через три дня телефоны Макса и Мити перестали отвечать. Илья ничего не понимал. Надо было возвращаться в Архангельск, на месте виднее будет.
Перед отъездом Илья сделал еще несколько звонков. Один – родителям. Мать шепотом – «у отца – давление!» – сообщила, что им звонил какой-то следователь, искал Илью и просил его заехать в прокуратуру. Срочно!
– А что говорил?
– Да ничего особенного. Сказал, что какие-то проблемы с компаньонами. Надо поговорить. Но мне так тревожно! Илюша! Ты что натворил-то? – Голос у матери дрожал.
– Мам, ну, при чем тут сразу «натворил»-то? Ничего я не натворил! Ребята у меня пропали куда-то, Макс и Митя…
– Ты поезжай скорее к следователю, сынок, а потом перезвони нам, ладно? А то мы с папой очень волнуемся!
– Хорошо, мам! Не волнуйтесь! Позвоню.
Илья отключился. Надо ехать к следователю. Но сначала – к жене Макса, с ней Покровский был хорошо знаком.
Светка открыла ему дверь, и сразу стало ясно: случилось что-то страшное. Светка была белая, как простыня, и губы у нее были синие и тряслись. А у Светки – Илья это хорошо знал – больное сердце.
Она отступила в глубь квартиры и почти рухнула в низенькое кресло в прихожей.
– Свет! Что с ребятами? – Илья присел перед ней, взял за руку. Рука была холодной, и у Ильи побежали мурашки по телу. Неживая она какая-то была, Светка.
Из комнаты вышла ее сестра, Настя, с ребенком на руках. Сыну Макса и Светки было три года.
– Привет, Илья! – кивнула Настя Покровскому. Они были немного знакомы. Как-то Макс пытался их познакомить поближе, всячески сватал Настю Илье, но она ему нравилась не более чем приятельница в компании, и сватовство не состоялось. – Налей ей водички, Илья. Вон бутылка на столе.
Илья шагнул в кухню, где все было разбросано по углам, как будто Мамай воевал. Он плеснул из бутылки воды в относительно чистый стакан, протянул его Светке. Она лязгнула зубами о край стакана и жадно пила, выстукивая дробь по толстому стеклу.
Илья терпеливо ждал.
– Илья, я ничего не понимаю! Этого не может быть, понимаешь?! Я ничего не понимаю! – закричала в голос Светка, оторвав стакан от губ.
Сын Пашка испугался, заплакал. Настя стала утешать сестру и племянника. И все это на повышенных тонах, с визгливыми нотками, так, что у Ильи от шума голова закружилась.
Он взял за локоть Настю, завел ее в комнату, прикрыл дверь. Настя качнула ребенка, сильно прижала его к себе, он всхлипнул пару раз и затих.
– Настя, ЧТО?!!! – Илья потряс девушку за плечи.
– Илюша, я ничего не знаю толком. Мы ничего не знаем. Макса и Митю арестовали! Следователь молчит. Говорят только вроде убийство какое-то… Илья, что будет, а? Что будет?
Покровский понял, что он толком ничего больше не узнает. Развернулся и уехал.
Он отправился прямиком к человеку, который не мог не знать, что произошло в городе, пока Покровский охотничал в карельской тайге. Константин Аркадьевич Забалуев – бывший первый секретарь горкома партии, выйдя на заслуженный отдых, вершил большими делами в городе и области. С сыном Забалуева – Валериком – Илья дружил с детства. В садике горшки рядом стояли, а в школе они одну парту на двоих делили. Он был единственным сыном в семье партийного функционера, и когда Забалуева-младшего не стало – Валерку скосил рак за несколько месяцев, – Илья не оставлял его родителей. Они ни в чем не нуждались, кроме одного: им не хватало сына. Покровский интуитивно чувствовал, что нужен Забалуеву как воздух. И он дал ему этот воздух. Он навещал старика регулярно, звонил ему, интересовался здоровьем. Сына, конечно, не заменил, но вот от одиночества, как мог, спасал. Через полгода после смерти Валерика Забалуев остался совсем один: не выдержало сердце у супруги, Тамары Ивановны. Ее смерть Константин Аркадьевич перенес по-другому, спокойней, будто был к этому готов и заранее с ней смирился.
