Сьюзен Келли - Насколько мы близки
– Успокойся! – сказала Рут. – Ради бога, это всего лишь ребенок.
Взгляд Рослин был полон стылой ненависти.
– Ребенок?! Ее ребенок! О существовании которого я понятия не имела! Теперь ты заткнись, Рут, и прекрати цитировать пошлости! Неизвестно, как бы ты заговорила, если бы Рид совал член куда ни попадя. Вот окажешься на моем месте – тогда и поговорим.
И вновь не прошло и пары минут, как безоглядная ярость сменилась слезливым раскаянием.
– Зачем я это сделала? Она ведь передаст Берку. Я не хочу его злить. Я хочу, чтобы он вернулся.
– Зачем? - воскликнула Рут, проглотив вопль возмущения. – Он поступил с тобой гнусно. Просто гнусно!
– Я его люблю, – объяснила Рослин с беззащитной искренностью. – Что я буду делать без него? Что я такое?
Мы с Рут наблюдали, выжидали, переживали. Механизм развода неотвратимо набирал обороты, и однажды на имя Рослин пришли юридические бумаги. От каждого бесстыдного, несправедливого слова разило тщательно продуманным обманом. «Содержание» Берк предложил мизерное, без учета его новых доходов, исчисляющихся шестизначной цифрой. О расходах на учебу Трея в юридической школе и на выпускной год Дэвида в колледже речь не шла. Затраты на машину, терапевта, дантиста, страховочные выплаты – все возлагалось на Рослин. Но когда мы обсуждали документы, в голосе Рослин не было злости – лишь недоумение и замешательство.
– Это законно? Я обязана это подписывать? Отказаться нельзя? Как можно «заключить соглашение», если я не согласна?
Ее простодушие сбивало с ног.
Риду в конце концов удалось убедить Рослин нанять адвоката, но на поиски юриста, готового представлять ее интересы, ушло три недели. Те юристы, имена которых она хотя бы смутно знала, и даже те, которых рекомендовали Рид и Скотти, отказались наотрез – на основании личного или профессионального знакомства с Берком.
– Дубины! – бушевала Рослин после очередного отказа. – Ясное дело, они нас «знают»! Иначе откуда бы мне знать их! Рут права. Жизнь для женщин – сплошное дерьмо. Дерьмо! – Так же резко, как нахлынул, приступ гнева стих до горестно смятенных жалоб. – Я ни разу в жизни не позволила себе включить посудомоечную машину, пока Берк не принял душ – чтобы ему хватило горячей воды. Я подавала на стол по первому требованию. Не было случая, чтобы у него не нашлось чистых носков. Я всегда вовремя меняла батарейки в индикаторе дыма. Я не появлялась перед ним в одной и той же одежде на неделе.
– Вот что происходит, когда женщина не ощущает себя личностью, когда ее существование зависит от мужа, детей, дома, -сказала Рут. – Она абсолютно беззащитна. Рослин не на что опереться, кроме как на себя саму, а «она сама» – это жена Берка. Будущее без Берка для нее непостижимо.
– Боже, Рут! – отозвалась я. – Можешь ты хоть на минуту спрыгнуть со своего феминистского конька?
Однако именно Рут нашла Фрэнсис Шелли – адвоката, которого порекомендовала одна из участниц ее женского кружка.
– Но как же я расплачусь? – спросила Рослин.
– Берк заплатит, – отрезала Рут.
Как-то на склоне очень холодного дня
я обнаружила Рослин у себя на крыльце, с потрепанной коробкой старых фотографий в руках.
– Почему ты без пальто? – ужаснулась я. – И почему не заходишь? Дверь не заперта, пойдем.
Она лишь крепче прижала к груди коробку.
– Прил, у тебя есть снимки, где Скотти тебя обнимает? – спросила она. – Или ты к нему прикасаешься – вот так… – Она сдвинула коробку под мышку и накрыла мои щеки ледяными ладонями.
– Вряд ли. – Я отняла ее ладони, стиснула в своих. – Рослин, прошу тебя, зайди в дом. Согреемся, кофе выпьем.
Ее глаза налились слезами.
– У меня тоже нет. Обязательно сфотографируйтесь, – добавила она, поворачиваясь, чтобы уйти. – Быть может, однажды тебе захочется увидеть такие снимки.
Непредсказуемые смены настроения, самообман, чередующийся с отчаянием, – все это ужасало, и нас с Рут очень тревожила психическая неустойчивость Рослин.
– Она с трудом цепляется за рассудок, -сказала Рут. – Боюсь, у нее нервный срыв.
– По-твоему, это депрессия? – Мои познания в этой области медицины были скудны. – А мне кажется, ее слишком подпитывает ярость.
– Нужно показать ее специалисту.
– Каким образом? Утащить силком, в смирительной рубашке?
– Да уж. И к родителям за помощью не обратишься, – согласилась Рут. – Мать у нее умерла, а отец в доме престарелых где-то в Мичигане.
Мы намекнули о психотерапевте сыновьям Рослин и привлекли своих мужей – те тоже по очереди поговорили с ней наедине. Но ведь никто из них не наблюдал воочию тех искр безумия, свидетелями которых были мы с Рут.
– Думаю, в присутствии мужчины – любого мужчины, – рассуждала Рут, – она безотчетно надевает маску, возвращается к ультраженской роли подруги и матери. Всю жизнь это срабатывало, и потому сейчас она на грани срыва.
– Тебе нужно с кем-нибудь поговорить, Рослин, – наконец решилась Рут на откровенность.
– Я и говорю. С вами, – вяло отозвалась та.
– Не со мной и не с Прил. Тебе нужен профессионал, который поможет справиться с ситуацией. – Рут кое-что вспомнила. – А ты встречаешься с Фрэнсис? Как у вас с ней дела?
Но Рослин уже выключилась из разговора.
– Думаю, я бы выдержала, – сказала она. – Думаю, у меня бы получилось, если бы он исчез. – Рослин подняла глаза – убедиться, что мы поняли ее мысль. – Не просто исчез, это он уже сделал, правда? – Она безрадостно засмеялась. – Я имею в виду – исчез из Гринсборо. Если бы он уехал и жил где угодно, только не здесь.
Но до последней точки Рослин в то время еще не дошла. Это случилось на День
благодарения. Она позвонила мне накануне, в среду утром:
– Мальчики завтра приезжают.
– Замечательно! – Я стояла посреди кухни, посреди собственного предпраздничного хаоса. – Отметите за домашним столом или пойдете в ресторан?
– Я… – Голос на другом конце провода сник и сорвался. – Прил, у меня нет денег на продукты. Можно занять у тебя сто долларов?
Я едва успела захлопнуть рот, чтобы не ахнуть от потрясения.
– Он не вернется, правда? – с душераздирающей прямотой добавила она. – Как по-твоему, это предел падения?
В конце концов, Рослин подписала бумаги. Фрэнсис Шелли уговорила, объяснив, что документы ни к чему ее не обязывают и ничего пока не решают, но в данном случае уступка – единственный шанс получить хоть какие-то средства на жизнь. А за две недели до Рождества Рослин, казалось, немного пришла в себя. Она поговорила с приходским пастором, и тот предложил ей неполный рабочий день в церковной библиотеке. Надо было видеть, как светилось лицо Рослин, когда она показала нам свой первый чек.
