Николас Эванс - Заклинатель
– Видишь ли, юная леди, – продолжал он, – у тебя и так будет полно забот. Надо дровишки наколоть, уборкой заняться, на кухне поколдовать…
Грейс вымученно засмеялась, а Энни сделала вид, что не заметила брошенный на нее искоса взгляд Роберта. Воцарилось молчание.
Дома дела пошли несколько веселее. Грейс похвалила елку, сказала, что та очень красивая. Закрывшись у себя в комнате, она поставила на полную громкость «Нирвану», как бы убеждая родителей, что с ней все в порядке. С костылями она управлялась отменно – даже лестницу сумела одолеть. Грейс упала только раз, когда несла вниз мешочек с подарками для родителей, которые по ее просьбе купили медсестры.
– Ничего со мной не случилось, – сказала она подбежавшему Роберту, хотя больно стукнулась головой о стену, и выбежавшая из кухни Энни видела, что у дочери глаза на мокром месте.
– Ты уверена? – Роберт рвался помочь, но Грейс старалась справиться сама.
– Да, папочка, все хорошо.
Грейс двинулась дальше, и, когда Роберт увидел, как она кладет под елку подарки, глаза его наполнились слезами. Вид плачущего мужа почему-то так взбесил Энни, что она поспешила вернуться на кухню.
В семье было принято обмениваться рождественскими подарками. Энни и Роберт дарили общий подарок Грейс и друг другу. Утром Грейс приносила подарки в спальню родителей и, сидя на широкой постели, разворачивала их. Они шутили над тем, каким оказался догадливым Дед Мороз, как точно угадал, кому что надо, но – вот на тебе – забыл оторвать ценники. Теперь все эти ритуалы казались Энни невыносимыми.
Грейс рано отправилась спать, и, когда они убедились, что дочь заснула, Роберт на цыпочках пошел к ней в комнату с чулком, набитым подарками. Энни уже разделась и слышала, как в тишине холла тикают часы. Когда Роберт вернулся, она была в ванной. По шуршанию Энни догадалась, что муж положил приготовленный для нее подарок под кровать с ее стороны. Она сама только что проделала такую же процедуру. Какой фарс!
Роберт в своей полосатой английской пижаме вошел в ванную и улыбнулся ей в зеркале. Энни сплюнула пасту и прополоскала рот.
– Может, хватит рыдать, – резко произнесла она, не глядя на мужа.
– Что?
– Я смотрела на тебя, когда Грейс упала. Не надо ее жалеть. Этим горю не поможешь.
Энни повернулась, чтобы идти в спальню, но муж, нахмурившись, продолжал на нее смотреть.
– Энни, ты невозможна!
– Спасибо.
– Что с тобой происходит?
Она молча прошла мимо него. Забравшись в постель, выключила свет со своей стороны, то же самое сделал и Роберт, придя через несколько минут. Они лежали, повернувшись друг к другу спинами. Энни не сводила глаз с желтого пятна на полу – туда падал свет из коридора. Она не ответила Роберту вовсе не из-за вздорности характера – просто не знала, что сказать. И как она только могла так с ним обращаться? Но его слезы вызвали у нее ярость – и еще зависть. Ведь с того ужасного дня сама она ни разу не заплакала.
Повернувшись, Энни виновато обняла Роберта, прижимаясь к его спине.
– Прости, – шепнула она, целуя мужа в шею. Роберт не шевелился. Затем, медленно повернувшись на спину, привлек ее одной рукой к себе – голова ее уютно пристроилась на его груди. Роберт глубоко вздохнул, и оба затихли. Так они лежали довольно долго. Потом рука Энни легко скользнула вниз по животу мужа и, нежно коснувшись его мужской плоти, почувствовала ответную реакцию. Она приподнялась, встала над ним на коленях и стянула через голову ночную рубашку. Роберт стал ласкать ее груди, как делал всегда, когда они занимались любовью в такой позе. Плоть его совсем затвердела: она умело направила его, почувствовав, как он содрогнулся. За все это время они не произнесли ни одного ласкового слова. Энни смутно видела лицо этого замечательного человека, которого знала так давно… в глазах его застыла страшная, неизбывная печаль – ее не могло скрыть даже желание.
…На Рождество похолодало. Свинцовые тучи мчались над лесом словно при убыстренной киносъемке; подул северный ветер и принес с собой в долину арктический воздух. Уютно расположившись перед камином, они играли в «Скрэббл»,[1] слушая завывания ветра в трубе.
Утром, разбирая под елкой подарки, они прилагали неимоверные усилия, чтобы все выглядело как обычно. Грейс никогда в жизни, даже когда была маленькой, не получала столько подарков. Почти все знакомые что-нибудь прислали, и Энни с опозданием поняла, что часть подарков нужно было на время спрятать. Тут попахивало благотворительностью, и Грейс это почувствовала – некоторые свертки она даже не раскрыла.
Энни и Роберт долго мучились, не зная, что подарить дочери. В прежние годы ей всегда дарили что-нибудь, имеющее отношение к верховой езде. Теперь все наоборот: подарок ничем не должен напоминать о лошадях. В конце концов Роберт купил аквариум с тропическими рыбками. Дочь мечтала о нем, и они это знали, но теперь Энни боялась, что Грейс может истолковать подарок как намек: вот, мол, сиди и смотри. Больше тебе все равно делать нечего. Роберт установил аквариум в одной из задних комнат, обернув его нарядной подарочной бумагой. Когда Грейс распаковала аквариум, лицо ее осветилось радостью.
– Боже мой! Какая прелесть!
Вечером, перемыв после ужина посуду, Энни нашла Грейс и Роберта на диване у аквариума. Они лежали в темноте перед освещенным стеклянным сосудом – видимо, любовались рыбками, а потом, обнявшись, заснули. Колышущиеся растения и скользящие в воде рыбы отбрасывали на их лица призрачные тени.
На следующее утро, за завтраком, Грейс была очень бледна. Роберт накрыл своей рукой ее ладошку:
– Все нормально, малышка?
Грейс кивнула. Энни поставила на стол кувшин с апельсиновым соком, и Роберт убрал руку. Энни чувствовала, что Грейс хочет что-то сказать, но ей трудно решиться.
– Я тут думала о Пилигриме, – произнесла она наконец ровным голосом. Впервые за все время она заговорила о коне. Энни и Роберт застыли на своих местах. Энни почувствовала угрызения совести: никто из них со времени несчастного случая не удосужился навестить его в лечебнице или хотя бы сейчас, когда он находился в конюшне миссис Дайер.
– А-а… – потянул Роберт. – И что же?
– Мне кажется, его нужно отправить назад в Кентукки.
Воцарилось молчание.
– Грейси, – начал Роберт, – не надо торопиться с решениями. Возможно, потом…
Грейс перебила его:
– Я знаю, что вы хотите сказать. Люди получали такие же тяжелые травмы и потом опять начинали ездить верхом. Но я не буду. – Она замолчала, стараясь скрыть волнение. – Не хочу. Пожалуйста.
Энни взглянула на Роберта. Он почувствовал на себе ее взгляд – она знала. Знала также и то, что муж понимает: она молит его, что никаких слез или даже намека на них быть не должно.
