Николас Эванс - Заклинатель
А вот Джудит погибла. И Гулливер – тоже. От Грейс ничего не скрыли. Но она не смогла полностью прочувствовать это известие. Та же история, что и с ногой. Она, конечно, поверила – зачем бы им лгать? И даже расплакалась, когда отец рассказал ей обо всем, что случилось в то утро, но – может, из-за наркотиков, на которых ее тогда держали, – слезы шли не от сердца. Она словно смотрела на себя со стороны – горе было каким-то искусственным. И теперь, когда она вспоминала о случившемся (а ее удивляло, что иногда она об этом забывала), сам факт смерти Джудит присутствовал только в голове, окруженный спасительной зоной бесчувствия, не позволяющей полностью осознать гибель подруги.
На прошлой неделе к ней приходил полицейский, задавал вопросы и что-то писал. Он очень нервничал – это было видно, тем более что Роберт и Энни кружили вокруг, не спуская с него глаз: боялись, как бы допрос не разволновал дочь. Но они зря беспокоились. Грейс сказала полицейскому, что помнит только, как они съехали вниз по обледеневшему склону. Она лукавила. В глубине души она знала: если постараться – она вспомнит больше, гораздо больше. Просто ей не хотелось ничего вспоминать.
Роберт предупредил дочь, что позже ей придется сделать заявление – возможно, письменное – для представителей страховой компании, но сейчас еще рано об этом думать. Это подождет – пусть она сначала поправится. Хотя он сам толком не знал, что в ее случае означает «поправиться».
Грейс продолжала смотреть на фотографию Пилигрима. Про себя она уже решила, что сделает. Вернее, чего не станет делать. Грейс подозревала, что родители будут настаивать, чтобы со временем она возобновила прогулки верхом. Но она никогда, никогда больше не сядет на этого коня. Надо его отвезти назад в Кентукки. Только пусть не продают кому-то по соседству: если в один прекрасный день Грейс повстречает его с новым хозяином в седле, она этого не перенесет. Нет, надо увидеть коня еще разок, попрощаться с ним – и пусть на этом все кончится.
Пилигрим тоже проводил Рождество дома, он вернулся на неделю раньше Грейс, и, расставшись с ним, никто в Корнелле не испытывал сожаления. Некоторые студенты носили на теле знаки его особого внимания. У одного рука была в гипсе, другие отделались синяками и ссадинами. Дороти Чен, которая с ловкостью матадора умудрялась делать коню ежедневные уколы, получила в благодарность укус в плечо – отметины зубов, по ее словам, никак не сходили.
– Я вижу их в зеркале ванной комнаты, – доверительно сообщила она Гарри Логану. – Оттенки меняются каждый день.
Логан постарался представить себе эту картину: Дороти Чен, рассматривающая в зеркале ванной обнаженное плечо. О Боже…
Джоан Дайер и Лиз Хэммонд приехали за конем вместе с ним. Между Логаном и Лиз никогда не было вражды, хотя они вроде бы конкуренты. Лиз была крупной добродушной женщиной примерно его возраста, и Логан радовался, что она тоже согласилась поехать, потому что всегда считал Джоан Дайер несколько мрачной особой.
По его предположениям, Джоан перевалило за пятьдесят, глаза на ее суровом морщинистом лице смотрели так, словно она уличала тебя во всех смертных грехах. Это она вела машину, с явным удовольствием прислушиваясь к разговору Лиз и Логана на профессиональные темы. В Корнелле она ловко подогнала трейлер к самому стойлу Пилигрима. Дороти вкатила в коня основательную порцию успокоительного, но, несмотря на это, им потребовался битый час, чтобы погрузить его в трейлер.
Все последние недели Лиз была сама доброжелательность и никогда не отказывалась помочь. Вернувшись с конференции, она тут же, по просьбе Маклинов, поехала в Корнелл. Маклины явно хотели, чтобы Логан передал Лиз опеку над конем, и тот, надо сказать, жаждал этого не меньше. Но, побывав в лечебнице, Лиз сообщила владельцам коня, что Логан сделал все, что мог, и даже больше, и по справедливости надо оставить Пилигрима в его руках. В конце концов порешили, что Лиз будет тоже иногда осматривать коня. Логан нисколько не комплексовал по этому поводу. Когда встречается такой сложный случай – лишний глаз не повредит.
Не видевшая Пилигрима со дня несчастья, Джоан Дайер была потрясена. Рубцы на морде и груди выглядели ужасно. Но особенно поразила ее свирепая, ненормальная враждебность, какой не было в коне раньше. В течение четырех долгих часов, что они ехали назад, он непрерывно бил копытами в стены трейлера. Тот сотрясался от этих бешеных ударов. Джоан не на шутку встревожилась:
– Куда я его только поставлю?
– Вы о чем? – спросила Лиз.
– Нельзя же держать его с другими лошадьми, когда он в таком состоянии. Это опасно.
Подъехав к конюшне, они оставили коня в трейлере, пока Джоан с двумя сыновьями готовили ему стойло позади амбара – в той конюшне, где давно уже не держали лошадей. Эрик и Тим, которым было под двадцать, помогали матери. Глядя, как они трудятся, Логан обратил внимание, что сыновья очень похожи на мать – такие же удлиненные лица и такие же молчуны. Когда стойло было готово, Эрик – тот, что постарше и помрачнее, – впритык к нему подкатил трейлер. Однако конь выходить не желал.
В конце концов Джоан велела сыновьям забраться в трейлер и выгнать Пилигрима палками. Логан видел, как они, здорово напуганные, хлестали коня что есть силы, а тот в ярости и страхе вздымался на дыбы. Нет, это никуда не годилось. Логан боялся, что у Пилигрима вот-вот откроется рана на груди, но ничего другого предложить не мог. Наконец конь, пятясь задом, ввалился в стойло, и за ним тут же захлопнули дверцу.
Возвращаясь в автомобиле домой, где его дожидались жена и дети, Логан находился в подавленном состоянии. Ему припомнился охотник – тот коротышка в меховой шапке, который скалился с железнодорожного моста. А ведь гнусный недомерок оказался прав. Нужно было пристрелить.
Рождество у Маклинов началось не лучшим образом, а дальше пошло еще хуже. Когда они ехали домой из больницы, Грейс лежала на заднем сиденье. Примерно на полпути она спросила:
– А можно мы сразу, как приедем, станем ее наряжать?
Энни молча смотрела прямо перед собой, предоставив отвечать Роберту. Они украсили елку еще вчера, проделав это в угрюмом молчании, злые друг на друга.
– Прости, малышка, но я подумал, что тебе не захочется возиться. – Умом Энни понимала, что должна испытывать благодарность к Роберту за этот рыцарский поступок – он великодушно взял вину на себя, но она ничего не чувствовала, и это неприятно поразило ее. Роберт, как всегда, подлил масла в огонь очередной шуткой.
– Видишь ли, юная леди, – продолжал он, – у тебя и так будет полно забот. Надо дровишки наколоть, уборкой заняться, на кухне поколдовать…
