Эстель Альенде - Когда сбываются мечты
– Вода – уникальный передатчик энергии. Море, на которое смотрел Гауди, даже сквозь время безусловно несет информацию о его мыслях. Оказавшись один на один с водой, я смогу войти в его мир, – объяснял Тимон свою просьбу.
Кэдден не мог отказать ясновидящему в его просьбе, поэтому вся съемочная группа шоу «В погоне за мечтой» во главе с Габриэлем Крамером, а также сам Дэн Кэдден пустились в плаванье. И вот сейчас они сидели в уютной комнате, на борту яхты, называемой «сигарой Уинстона Черчилля». По стенам комнаты были устроены стеллажи с книгами, мягкий ковер безотказно поглощал любые шумы, производимые движениями собравшихся. Кроме оператора, не отходившего от камеры, все остальные утопали в мягких креслах, и слушали Тимона, который смотрел на толщу воды, казавшуюся непробиваемой шкурой слона или какого-то более толстокожего животного. Тимон будто стремился потрогать водную гладь, выглядевшую мягкой и податливой. Он водил рукой, словно зачерпывая воду, сжимал и разжимал ладонь и говорил. Его голос звучал необычно глухо, он медленно выговаривал слова, но все присутствующие без труда видели нарисованную им картину бала в доме графа Гуэля.
Никто не мог произнести ни слова, кроме Крамера, который не терял ориентации во времени и пространстве.
– Дорогой Тимон, прошу Вас понять меня правильно, но я либо не настроен на Вашу волну, либо попросту туг. Вы говорили, что Пепета, девушка мечты Гауди, не был наряжена в маскарадный костюм. Если я точно помню, то на ней было простое синее платье, так? Кто-нибудь в этой комнате слышал это? Подтвердите, прошу вас. Иначе я решу, что лишился рассудка.
Все послушно кивнули.
– Синее? – повторил Крамер, на этот раз обращаясь к Тимону, – Подчеркивающее золотистый цвет ее волос?
– Да, очень четко идет глубокий темно-синий цвет, – подтвердил экстрасенс.
– Так почему Антонио видит ее в кремовом платье и золотистых сандалиях? Она переоделась, он слишком много выпил или наша яхта идет не с той скоростью, когда Вы способны установить контакт с Гауди?
Все вопросительно смотрели на ясновидящего, который нисколько не смутился.
– Или Вы нам лапшу на уши вешаете? – грозно предположил телеведущий. – Мы не комедийное шоу снимаем, и Вы не очень-то и похожи на мистера Бина, чтобы говорить глупости и этим веселить публику.
– Я уверен, что рядом с Гауди есть другая, в которую он по-настоящему влюблен. Только она сможет нам помочь. Только ей он беззаветно доверяет, и ради нее готов совершить все, что угодно.
– Но это полный вздор! – возмутился Крамер. – Нам известно, что в жизни Гауди было только одна любовь, и это Пепета Мореу.
– Почему Вы так уверены? – спокойно спросил Тимон. – Вы были там и держали свечку? Кто их считал, любовниц сеньора Гауди? Вы – здравомыслящий мужчина. Неужели Вы верите во всю эту чушь с сублимацией секса в работе?
Он поднялся со своего кресла.
– На этом балу определенно присутствует еще одна женщина, и нашего религиозного гения неудержимо влечет к ней. Для нее он понятен, как открытая книга, и если мы найдем ее, то она поможет нам добыть искомый эскиз.
– Интересный поворот, – задумчиво произнес Кэдден. – Опять шерше ля фам.
Тимон улыбнулся и ничего не сказал. Хорошо, что его верный бульдог Пуло не слышал этих слов, потому что растянулся на солнышке на верхней палубе. Иначе Тимону пришлось бы признать очевидный дар предвидения, которым обладает его собака. Или это всего лишь французские гены? Ведь Пуло давно предположил, что именно женщина сыграла роковую роль в жизни Гауди. В подробностях теперь Тимону предстоит разбираться.
Глава 10. Предрассудок
Предрассудок. Бродячее мнение без определенных средств к существованию.
Без стука Пепета вошла в его комнату. Застыв на пороге, она ожидала, что он пригласит ее, но Антонио был поглощен работой и не обратил внимания на нежданную гостью. Желая воспользоваться моментом и, наконец, познакомиться с жилищем своего давнего друга, она облокотилась на стул, где в беспорядке были навалены пальто, шарф и дождевик, и стала рассматривать комнату. Наконец Антонио встал, чтобы взять какую-то книгу и заметил ее. Ей показалось, что он вздрогнул.
– Ты испугался? – улыбнулась девушка.
– Нет-нет, – запротестовал он.
– А мне кажется, что да. Здравствуй, Антонио!
– Здравствуй! Напротив, я очень рад, это такая приятная неожиданность, – в голосе Гауди звучала понятная растерянность. Он смутился и окинул взором свою комнату: «Ах, как некстати она пришла! Если бы она предупредила о своем визите, я бы немного прибрался». Он накинул покрывало на неубранную кровать, быстро принял со стула гору вещей и усадил ее.
– Не обращай внимания на беспорядок. Я редко убираю в комнате, у меня совсем нет времени на домашние дела. Да и, честно сказать, даже после уборки здесь ничего особенно не меняется, – признался он.
Пепета с любопытством продолжала исследовать комнату. Ей был бесконечно интересен каждый штрих к портрету этого солидного в ее глазах человека, лет тридцати с небольшим, которого в Барселоне знали многие. Он уже спроектировал и построил несколько зданий в городе и окрестностях, и те люди, с которыми девушка много общалась, свободными мыслителями, борцами за независимость Каталонии, считали его необычайно талантливым скульптором, архитектором и дизайнером.
Пепета Мореу была почти на десять лет моложе своего поклонника. Она принадлежала к одной из самых богатых и знатных семей в Барселоне. В их доме часто бывало много людей, однако Пепета хорошо помнила, как впервые увидела Гауди. Друг ее отца, успешный торговец текстилем сеньор Энрике, был дружен с графом Эусебио Гуэлем. Ни для кого не было секретом, что граф покровительствовал молодому архитектору, поэтому Энрике посчитал за честь представить подающего надежды зодчего в доме Мореу.
Девушка ясно видела тот момент, когда Гауди впервые переступил порог их дома. Он врезался ей в память, потому что Антонио был видным мужчиной, тогда ярким блондином, одетым в дорогой костюм, невысокого роста и крепкого телосложения. «Антонио пошел в отца. Тот отец могуч, как дуб, никакие невзгоды не смогли его сломить. Вот уж не позавидуешь такой судьбе, не щадила она его. Очень много ему пришлось испытать на своем веку», – рассказывали Пепете те, кто знал семью Гауди. Немногие, кто помнил его мать, которая умерла, когда будущему зодчему было двадцать семь, говорили, что она была созданием очень хрупким. После рождения нескольких детей, некоторых из которых, волею злого рока ей пришлось пережить, бедняжка совсем ослабела и быстро угасла. Отец был безутешен и изо всех сил старался, чтобы дети не горевали по матери так сильно, как страдал он.
