Сарина Боуэн - Год наших падений
– А что чувствуешь, когда ничего не чувствуешь? – У Люси был высокий тоненький голос, приятный и звонкий. Если б такой вопрос мне задал кто-то другой, я, наверное, вся ощетинилась бы. Но ее личико светилось бесхитростным любопытством, и испытать неловкость было попросту невозможно.
– Ну, ты просто совсем ничего не чувствуешь – вот и все. Только так могу объяснить. Если я сейчас ущипну твой хвостик, ты, наверное, и не заметишь. Или ощутишь легкое натяжение, но не в том месте, где я ущипну. Вроде того.
Люси поразмыслила над моими словами.
– Как-то жутковато немножко.
Я рассмеялась.
– Так и есть. Иногда я смотрю на свои ноги и пытаюсь уговорить их пошевелиться. В больнице я занималась этим дни напролет. У меня просто в голове не укладывалось, как они могут не двигаться. И я говорила: «Ну давайте, же, ноги! Ведь у всех остальных получается».
Люси хихикнула.
– Ты скучаешь по тому, чтоб нормально ходить?
– Ну… конечно. Но в большинстве случаев у меня получается попасть, куда надо. Пусть с лестницами мне и непросто. Коньки – вот, по чему я скучаю больше всего.
Люси нахмурилась, и ее эльфийское личико наклонилось ко мне.
– Мне нравится кататься на коньках, – сказала она. – Но я вечно падаю. Не то, что Бриджер. Вот он катается быстро.
– Продолжай заниматься, и тоже начнешь быстро кататься. Это так здорово, – сказала я ей. – Ты словно летишь. Мне до сих пор снится, как я катаюсь. Наверное, почти каждую ночь. – Я еще никому в этом не признавалась. И рот Люси не распахнулся, как от расстройства распахнулись бы рты у моих родителей, скажи я об этом им.
– А мне снится, как будто я катаюсь на лошади, – сказала Люси, разбираясь со своими карточками. Потом повернула подбородок к двери. – Что, Хартли? Ты тоже хочешь сыграть?
Я быстро подняла взгляд, но Хартли уже отворачивался. Сколько он там простоял?
– Ужин через пятнадцать минут, – сказал он хрипловатым голосом, уходя.
***
За столом нас было шестеро, и, пока мы передавали по кругу блюда, Тереза зажгла свечи.
– Не надо, – заспорила Люси, когда брат положил ей на тарелку фасоль.
– Съешь хотя бы три штуки, – отпарировал Бриджер. – Хартли, угадай, что на будущий год запретили в лагере?
– Дай-ка подумать, – сказал Хартли, вывалив себе на тарелку горку пюре. – Скалодром?
– Бинго, – ответил Бриджер. – Страховая компания заставила их его разобрать. Ну не бред ли?
Хартли передал своей матери блюдо с индейкой.
– Пока не объявили вне закона хоккей, жить можно.
– Вообще, я слышал, что опять пошли разговоры об ужесточении штрафов, – пожаловался Бриджер. – Что глупо. На льду люди практически никогда не получают серьезные травмы.
На этом месте я чуть не подавилась индейкой.
– Разве в прошлом году кто-то не сломал себе оба запястья? – спросила Тереза.
– Это была нелепейшая случайность, – сказал Бриджер. – Но серьезно… вы посмотрите, что творится в футболе. Кто у нас зарабатывал повреждение мозга, как там?
Дана откашлялась.
– Тереза, все очень вкусно. Огромное вам спасибо. – Я чувствовала, что взгляд моей соседки устремлен на меня.
– Не за что, дорогая.
– В том смысле, что пара переломов не идет с этим ни в какое сравнение, – рассуждал ни о чем не подозревающий Бриджер.
Напряжение на лице Даны привлекло внимание Хартли. Он перевел взгляд с нее на меня, потом посмотрел на Бриджера. И на его лице проступило понимание.
– Бридж? – сказал Хартли, и его голос был резким. – Ты не мог бы принести с кухонной стойки вино?
Люси соскочила со стула.
– Я принесу!
– Меня тошнит, когда говорят, что хоккей – только для костоломов, – продолжал Бриджер. – Это такое вранье.
– Чувак, – раздраженно прервал его Хартли. – Заткнись уже, а?
Бриджер оглядел наши лица. Когда его взгляд дошел до меня, его рот сам собой распахнулся.
– О, господи.
На лице мамы Хартли, сидевшей с ним рядом, застыло выражение неприкрытого ужаса.
– Извини… – Бриджер немо затряс головой. – Я понятия не имел…
– Не стоит, – сказала я быстро. Обсуждать в День благодарения свой несчастный случай я точно не собиралась.
В эту секунду в комнату вприпрыжку возвратилась Люси.
– Вот, – сказала она, и Хартли опустил глаза на бутылку с уксусом, которую она ему протянула.
– Хм… спасибо? – Он поставил бутылку на стол.
– Эй, – сказала Люси. – Мы должны рассказать, за что благодарны. – Она забралась обратно на стул и выжидательно на всех нас уставилась.
Тереза с трудом сглотнула, а потом ее взгляд смягчился.
– Ты права, Люси. Хочешь начать?
– Хорошо! Я благодарна за… – Она задумалась, и ее маленькие бровки сошлись на переносице. – За мороженое и за то, что на праздниках нет домашней работы. И еще за маму и Бриджера. О… и за то, что на выходных начинаются рождественские передачи.
Бриджер откинулся на спинку стула. В мерцании свечей его глаза стали темнее.
– Хороший список, малыш, – ласково сказал он, и у меня в горле встал ком, когда он положил свою большую ладонь на ее маленькое плечо. – Если я следующий… – Он опять обвел взглядом стол. – Тогда я благодарен за собравшуюся здесь компанию. Потому что вы меня терпите, – добавил он с робкой улыбкой.
– Ты забрал мою речь, – сказала Дана. – Поэтому я скажу вот что: как же круто вернуться в Америку. Пока этот год складывается замечательно – как я и надеялась.
Потом пришла очередь Хартли.
– Ну, а я благодарен за адвил, за пиво, за лифты и за то, что моя мама терпит меня. Еще за хороших друзей, которые пьют пиво, ездят на лифтах и возят меня на машине. И терпят меня.
Следующей была Тереза, которая держала в сиянии свечей бокал с вином.
– А я просто счастлива видеть сегодня у себя за столом ваши чудесные лица. – Она лучисто улыбнулась всем нам по очереди. – Спасибо вам, что приехали.
Осталась одна я. Но пока я с удовольствием слушала приятные вещи, которые говорили мои друзья, мне открылось, что самой мне добавить к их словам нечего. Потому что в последнее время я была не самым расположенным к благодарности человеком на свете.
– Мне бы хотелось сказать спасибо тому компьютеру, который отвечает за выбор соседей. И за то, что сегодня вечером я сижу здесь со всеми вами.
И это было лучшее, что я была в силах сказать. По крайней мере в этот момент.
Глава 10
На этот случай придумали тюнинг
Кори
– Убирать со стола у меня получается плохо, – сказала я, перенося свой вес на край кухонной стойки, – но я могу мыть посуду или вытирать чистую.
