Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ) - Шолохова Елена

— Так она же это… — недоуменно бормочет Милош, оглядываясь на наших. — Ну, она спит просто. Вы же сами этого хотели.

— Я вообще не думал, что она будет без сознания… Думал, ее просто… ну, не знаю, развезет малость… Нет, ну ты проверь.

Он наклоняется, щупает запястье, трогает пальцами ее шею сбоку, приподнимает верхнее веко, телефоном светит.

— Ну? Как она? С ней точно все нормально будет?

— Да точно… — отвечает Милош. — Говорю же, просто спит. Думаешь, я бы стал у матери тащить какие-то тяжелые транки? Мне так-то тоже проблемы не нужны. Короче, спит она. Проснется потом, да и всё. Ну, может, голова кружиться завтра будет.

— А скоро?

— Что скоро?

— Проснется скоро?

— Не знаю. Может, через два часа, может, через четыре… Я же не знаю, сколько ей Полинка дала…

— Ну всё? — дергает меня Влад. — Успокоил душу? Давайте уже к делу. Сам ее разденешь или помочь?

Перевожу взгляд с него на Гордееву. Сдергиваю покрывало с соседнего дивана и укрываю ее. Затем подхватываю ее на руки и несу на выход.

— Э, Стас… я че-то не понял… — Это Влад.

— Стас! Ты куда?! — А это уже Яна.

— Он куда? Народ, че происходит? — галдят остальные.

Дальше не слышу, выхожу на улицу, сбегаю с крыльца и иду к машине.

26. Женя

Сквозь сон слышу, что где-то отдаленно голосит сигнализация. Но мне снится такой сладкий сон, что я, как могу, цепляюсь за него. Но затем тут же, в комнате, раздаются чьи-то шаги. Кто-то проходит мимо меня. Судя по звукам, открывает окно.

Так, стоп! Откуда у меня дома может быть «кто-то»? Мысли ворочаются вяло, медленно, голова как будто набита ватой, и тело такое же ватное. В другой раз я бы, наверное, в панике вскочила и подняла тревогу, а сейчас едва разлепляю отяжелевшие веки. В глазах в первые секунды рябит, как в старом телевизоре. Я вижу чей-то темный силуэт на фоне светлого пятна. Ничего не понимаю. Что это? Кто это?

Зажмуриваюсь покрепче и снова открываю глаза. Постепенно картинка проясняется, и изумленный возглас застревает в горле.

Это Смолин!

И он в одних боксерах… Стоит у окна, точнее, выглядывает из него, расставив руки и навалившись на подоконник. Первая мысль: проверяет, ни его ли машина сигналит?

Вторая: Да ну нет! Какой, к черту, Смолин? Этого не может быть! Это какой-то глюк. Бред. Игры воображения. Или я не до конца проснулась.

В немом шоке разглядываю его взъерошенную темноволосую макушку, широкие прямые плечи, смуглую спину с круглыми ямочками на пояснице, стройные ноги. Разглядываю подробно, будто это поможет понять, откуда он тут. Он чешет голой правой ступней левую лодыжку. Нет, ни черта это не сон. Это реально псих.

А потом вдруг до меня доходит, что это не мой дом, не мое окно, что я вообще неизвестно где.

Неужели это дом Смолина? Но, господи, я-то тут как оказалась? Ничего не помню…

Эта ситуация повергает меня почти в панику. Я лихорадочно стараюсь вспомнить, что было накануне, но тщетно.

Смолин кому-то за окном машет и отходит. Я моментально закрываю глаза, притворяясь, что все еще сплю. Не готова я сейчас вот так резко встретиться с ним взглядом, о чем-то заговорить. Надо хотя бы успокоиться немного.

Ну и потом — пусть он оденется, что ли.

Сквозь опущенные ресницы слежу за ним. Он ходит по комнате, то пропадая из поля зрения, то появляясь снова. Наконец натягивает джинсовые шорты. Уже легче. Хотя не очень-то, если честно.

А потом вдруг по квартире разливается трель. Кто-то звонит в дверь. Я напрягаюсь еще больше. Сердце даже не стучит, а дергается как в конвульсиях.

Псих уходит — видимо, открывает гостю дверь.

Гостье. Своей сестре.

Ее требовательный визгливый голос узнаю с первых звуков.

— Стас! Как это понимать?! — верещит она.

Он ей что-то отвечает, но довольно тихо, что разобрать не получается, хотя и я напрягаю слух до предела, даже не дышу.

— Я тебя всю ночь ждала. Беспокоилась, перенервничала вся. Боялась, что с тобой что-то случилось! Почему ты не приехал домой? Ты же не любишь эту квартиру… А почему не позвонил мне? И почему у тебя выключен телефон? Я тебе сто раз звонила!

Смолина опять не особо слышно.

— Блин, не делай так больше, Стас! Не поступай так со мной… Я очень за тебя боялась… всю ночь глаз не сомкнула, переживала… — жалобно просит Соня, а потом спрашивает: — И что, кстати, там произошло? У Меркуловой? Янка в истерике…

Я не уверена, но, кажется, он ответил: ничего. Да, так и есть, потому что затем Соня сразу взвивается:

— В смысле — ничего? А как же фотки? Вы их сделали?

Я не понимаю, о чем речь, но почему-то тут же накатывает дурнота: какие еще фотки? Что все это значит?

Смолин опять бубнит что-то неразборчивое.

— Да почему так-то?! — верещит Соня. — И куда ты ее увез? А, главное, зачем?

— Соня! — вот и Смолин начинает, видимо, выходить из себя и повышает голос: — Какого хрена ты с утра мне мозг выносишь? Зачем? Куда? Почему? Что за допрос?

— Хорошо, Стас, давай без эмоций. Ты можешь мне спокойно объяснять, что на тебя вдруг нашло? Зачем ты увез швабру? Мы же договаривались!

— Да потому что это дичь! Это совсем уже дно. С ней бы там порезвились вволю все, кому не лень. К ней и так лезли какие-то левые чуваки…

— И что? Не все ли равно тебе? Это же швабра!

— Соня, ты сейчас не понимаешь, что несешь. Ну нельзя же быть такой сукой.

— Я, значит, сука? Ну, спасибо! А швабра тогда кто?

— Никто! Что ты от меня хочешь? — почти кричит Смолин.

А я в ужасе от услышанного. Какие-то левые чуваки… О чем он? И словно со дна мутного колодца начинают понемногу проступать… даже не воспоминания, а лишь отдельные обрывки. Чужие руки, голоса, шум… вечеринка у Полины… Точно! У Полины же был день рождения… Там были какие-то ее знакомые парни, и Смолин тоже был…

— Я хочу понять тебя, Стас! — надрывается Соня. — Но не понимаю! Куда ты отвез швабру? Ну же? Что ты молчишь? Это что, секрет? Стоп… Только не говори, что сюда… Нет! Не могу поверить…

Слышу быстрый приближающийся цокот каблуков. Замираю, вытянувшись под одеялом, накинув его на пол-лица. Черт! Какая тупая ситуация!

А затем Сонин голос раздается совсем рядом:

— Ну, охренеть! Это что, она там дрыхнет? Она? Стас, ты с ума сошел? Ты притащил в свою квартиру швабру? Эту сраную убогую вонючую поломойку?

— А куда мне ее было везти? Она же в отключке была. Адрес ее я не знаю. На улице бросить? Чтобы она околела или чтобы ее…

— Да ты вообще не должен был ее куда-то везти!

— Давай-ка я сам решу, что я должен, а что — нет.

Они уходят, но продолжают разговаривать на повышенных тонах.

— Блин, это какой-то сюр… Мне просто не верится… Мой брат возится со шваброй! Стас, скажи честно, она тебе нравится?

— Чего? Ты обалдела, что ли? Нет, конечно!

— У вас с ней что-то было, да?

— Соня, хватит нести чушь! Ты в своем уме?

— Стас, она в твоей квартире! В твоей кровати! Вы всю ночь были здесь вдвоем… Ты меня за дуру держишь?

— Угомонись, я спал на диване. К ней даже не притронулся.

— Ты и на диване? — усмехается Соня. — Нет, Стас, она тебе точно нравится. Привез к себе… а ты сюда даже Янку не водил, хотя она просилась… на кровать вон уложил и даже не притронулся…

— Да потому что не хочу я к ней притрагиваться! Сонь, тебя заело, что ли? — раздражается Смолин не на шутку. — Я же тебе сказал — она мне не нравится. Она не может мне нравиться.

— Почему же?

— Сама знаешь.

— Не знаю.

— Да потому что она — стремная! — со злостью выпаливает он.

Его слова обжигают как пощечина. Непроизвольно закусываю губу аж до боли. Но быстро себя одергиваю. Да не плевать ли? Кто он мне, чтобы его мнение хоть как-то волновало? Вообще никто. Так что без разницы, что он там думает…

27. Женя

Его злость неожиданно остужает Соню.