Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)
Порыв ветра.
Плещется белый атлас на пурпурном сафьяне.
Жемчуг перемешался с гранатом.
Звуки флейты гибкой лозой оплетают виолончель.
Та затихает.
Но вот новый всплеск.
Мечутся ноты,
то отдаляясь друг от друга, то сливаясь,
то споря, то ладя.
Все слышней они, все отчетливей, все ближе.
Они пили чай в кухне. Телефонный звонок пригвоздил Катьку к стулу. Лера вышла в коридор.
Когда она вернулась, кухня была затоплена до краев Катькиными глазами.
— Тебя.
— Гарри?
— Да.
Катька сглотнула и медленно встала. Потом, тряхнув головой, пружинистой беспечной походочкой вышла из кухни. Проходя мимо телефонной трубки, лежащей на тумбочке, она наклонилась над ней и долго слушала. Потом резко выпрямилась и в той же манере продолжила путь.
Лера вышла, чтобы положить трубку на аппарат. В гостиной, на подлокотнике кресла, закинув ногу на ногу, сидела Катька, откинув свободную руку в сторону, будто держала в ней длинный мундштук с папиросой.
— Хэллоу, Гэрри! — Она паясничала, демонстрируя свое безукоризненное английское произношение. — Йес… Йестедей… По-русски так по-русски. Только вы не орите на меня, как портовый грузчик на портовую же шлюху… О’кей? О’кей! Нет, приезжать нельзя… Нельзя, и все! У меня тут муж ревнивый, как десять мавров. Укусит еще вас…
Ненормальная! Пойти трубку отобрать да сказать самой все, что она, Лера, думает о них обоих?..
Но Катька уже сама прекратила разговор, сказав на прощание что-то на непонятном языке.
— Валер, подлей горяченького, а то не дают чаю попить всякие…
Лера не шелохнулась.
— Катя, зачем ты так? Зачем ты его так?
— Как так? Как так?! — Пар спущен, и через несколько мгновений она уже хлюпает носом, размазывая слезы. — Я знаю, как надо, но не могу. Он не дает мне так, как надо. Почему? Лерочек, почему?
Лера мыла посуду, уложив Катьку доревывать в подушку, когда в дверь позвонили. Так поздно могла быть только…
В дверях стоял Гарри и протирал концом шарфа свои очки.
— 3-здравствуйте. Извините, поздно. — Все тот же холодный зеленый взгляд.
— Здравствуй…те. Проходите. — Лера прекрасно знала, чем кончается его первый после возвращения Катьки визит, но приглашение повторяла каждый раз.
— Сп-пасибо. — На этот раз он вошел.
Взлет руки — снята вязаная шапка. Высокий красивый лоб и коротко стриженные пепельные кудри. Отрезал свой хвост, а ведь при последней встрече был с ним…
Еще взлет — скинута куртка. Он пульсировал в пространстве.
Когда Гарри присел, чтобы расстегнуть сапоги, вышла Катька в халате поверх длинной ночной рубашки. Она села на свое излюбленное место, свесив по обыкновению руки между колен.
— 3-здравствуй, К-катя.
— Хэллоу, Гэрри. — Очень круглое и очень английское «р». — А теперь одевайся и уходи.
— Г-гостеприимно. А где к-кусающийся муж?
— Как раз дезинфицирует полость рта перед укусом.
— Значит, я ус-спею сказать все, что х-хочу.
Лера выключила воду и услышала:
— А как же мой муж?
— Я его усын-новлю.
И тут раздался Катькин смех — внезапный и искристый. Он обрушился, как водопад с ненароком задетой ветки, пропитанной дождем.
Лера вышла, чтобы позвать их в кухню, где закипал чайник.
Катька смеялась, запрокинув голову. Перед ней на корточках сидел Гарри и держал в своих больших ладонях узкие Катькины ладошки, похожие на розовые створки перловицы, и смотрел в них внимательно, будто читая. Вдруг он резко отвернулся, тряхнул головой — очки упали на половик и сложили дужки, как дрессированные. Гарри снова склонился над Катькиными ладонями и очень медленно вложил в них свое лицо, как вкладывают хрупкий сосуд в специально для него предназначенный футляр.
Катька оборвала смех и застыла с запрокинутой головой.
Гарри не шевелился.
Она выдохнула едва слышно:
— Я больше не могу без тебя, Гарри…
Часть вторая
Растаяли звуки флейты,
затихла последняя нота в гулком чреве виолончели.
Выровнялось пламя свечи.
На миг воцарилась полная тишина.
Но чуткое ухо смогло бы уловить
шелест скользнувших по струнам пальцев
и вдох флейтиста.
Значит, музыка еще не окончилась
и вот-вот зазвучит снова.
Только через несколько дней Лера задумается, как она все это пережила.
А сейчас она идет по коридору из морга в сопровождении врача, который наверняка удивляется — если врачи, работающие в больнице скорой помощи, вообще способны удивляться — то ли железной выдержке, то ли полной безучастности: не покачнулась, не вздрогнула, когда откинули простыню с лица этой красивой девушки, ее сестры. Только сказала тихо: «Катюша, как же так?» Поправила волосы, коснулась лба. Врач, выждав немного и убедившись, что она в себе, показал ей небольшую рану на голове, из которой даже кровь не потекла. Потом сказал: «Вас просит молодой человек, ехавший с вашей сестрой».
И вот она идет к нему.
«Реанимация» — издали видно светящуюся надпись.
— Я должен вас предупредить — у него нет шансов… Почти нет. Мы обычно хоть один из тысячи, но даем. У него — один из ста тысяч. Он держится неизвестно на чем. Разумеется, мы делаем все, что диктуют обстоятельства. Так что вы…
— Хорошо, доктор.
Гарри лежал с высоко поднятым изголовьем, как обычно лежат выздоравливающие после долгой тяжелой болезни. Он был накрыт до подбородка простынями, через которые проступали бурые пятна. У носа — кислородная трубка. Сестра что-то вводит в вену на шее. Лицо белое. На нем огромные зеленые глаза.
— Лера… Скорей, у меня нет времени… Сестра, бросьте все, я уже одной ногой там… Мне нужно туда, там Катя, не заставляйте ее ждать, она и так слишком долго меня ждала… — Он говорил почти как здоровый человек, только дышал чуть тяжелее. — Лера… Первое… Молодец, что не плачешь, словно все знаешь… Катя улыбается… — Он прикрыл глаза, улыбнулся и только что не помахал приветственно рукой. Потом открыл глаза. — Первое. Отца я не застану. Он не успеет… за городом живет. Дождись его, побудь с ним. Он очень хороший… Вы должны были познакомиться на днях… Конечно, при других обстоятельствах… — Гарри усмехнулся, но его лицо сразу исказилось болью. Он переждал и продолжил: — Запомни, что ты должна ему сказать… Я раскаиваюсь во всем. Во всем… Долго перечислять… Лера, во всем. — Он осторожно, чтобы не спровоцировать приступ боли, с нажимом выговорил эти два слова. — Отец поймет. Еще. Я всегда любил его. Запоминаешь? Пусть не думает, что я предал его. Я любил маму. Но его я тоже любил… нет, люблю… Скажи отцу — я люблю его… Сестра, налейте в рот воды… немного… язык прилипает…
