Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)
Через некоторое время она появилась в дверях с бутылкой вина и тарелкой с бутербродами. В этот миг раздались первые аккорды пинкфлойдовского «Wish you…».
Катька, забыв про свою размалеванную физиономию, рассказывала:
— Где, ты думаешь, я это взяла? — И дальше, перебивая саму себя: — Я оформляла клуб геологам. Под Красноярском… Я, кстати, там и тыщу заработала… Там дед один был. Ой, он, конечно, не дед, но так его все зовут — дед Бен, в смысле — Вениамин… Лерка! У него глаза!.. Ладно, потом… Так вот, у них в этом клубе был новогодний бал. Меня — умрешь! — Снегурочкой сделали. А деда Бена — естественно, Дедом Морозом… Они мне, между прочим, и за этот бал заплатили — довольные были!.. Я им еще галерею их портретов сделала. Тридцать восемь человек! Представляешь? И за них хотели заплатить. Но я не взяла… Так они, когда я уезжала, мне провизию всякую совали: сгущенку, тушенку… Но я же не вол… Там в сумке или в чемодане что-то лежит… Ой! А о чем это я тебе?.. А! Я говорю им: не нужны мне сокровища земные, подарите мне одну пустяковину. А дед Бен сразу: стоп, Котик! — он меня Котиком звал — я щас, говорит. И приносит мне… Свою любимую. Запиленная, правда, но — фирма! Я говорю: дед Бен, а что ж вы-то слушать будете?.. Он пил раньше страшно, от семьи ушел… Я тебе потом расскажу… и вдруг раз! — и бросил. А как крутить его начинает — идет в рубку и «Пинк Флойд» ставит, раз за разом, раз за разом… А он мне говорит: найдем, Котик, что-нибудь, найдем… Лерка! Какие у него глаза!.. А ты где Рабингранат нашла?..
— Это от Гарри… Анатольевича, — сказала Лера самым будничным тоном, доставая с подоконника наполеон.
Катька на миг превратилась в соляной столб. Но быстро отошла, только глаза стеклянными остались.
— Что вы говорите?! Так прямо купили-с и принесли-с?..
— Мы в гастрономе случайно встретились на днях.
— И что-с они?.. Как поживают-с?
— Мы не говорили ни о чем. Он о тебе спросил. А мне и сказать нечего, кроме как про новогоднюю открытку.
Музыка затихла. Катька вышла и долго не возвращалась.
Лера вошла в комнату. Та сидела на подлокотнике кресла и стирала салфеткой помаду со щек.
— Катя, скажи мне, это у вас любовь? — осмелилась Лера впервые.
— Валер, не надо.
* * *Вечером приходила баба Марина. Катька снова ожила и рассказывала о своих приключениях, хохоча и изображая в лицах всех подряд. Баба Марина тоже много смеялась, изредка вставляя что-нибудь вроде: ну ты и арти-истка! или: не пугай меня, детка!
На следующий день Лера уговаривала Катьку пойти к Сонечке. Та согласилась, но потом резко раздумала и едва выпроводила Леру, которая тоже не хотела идти туда из солидарности с Катькой.
Уже в прихожей Лера спросила:
— У тебя Сонечкин телефон есть?
Катька с запинками, но верно назвала номер.
— В случае чего звони.
— В случае чего?
— Ну, мало ли…
— Нет, ты скажи, в случае чего? — Катька сжалась как пружина. — Ну, чего в случае?
— В случае пожара, Катя, по-жа-ра. Хорошо?
— По имени Гарри Анатольевич! Да?!
Лера, опустив глаза, пережидала бурю. Долго ждать не пришлось.
— Так бы и говорила. В случае чего, в случае чего… Ладно, Лерочек. Веселись. Скажи кузине, что у меня ангина… — Подумала секунду. — Ее купила я в магазине. Ха-ха! Я позвоню ей, поздравлю. Перехвачу горло веревкой и позвоню.
У Леры, вероятно, вытянулось лицо. Катька, заливаясь смехом, сползала по косяку.
— Лер… Ой, не могу! Ты решила, что я удавиться собираюсь, что ли? Ой! Мне плохо… Да это же я ангину изображать буду…
Катька вдруг стала серьезной.
— Лерочек. Моя родная. — Слезы уже навернулись на ее потемневшие глаза. — Я не буду давиться из-за Гарри. Я люблю его и всегда буду любить. Мне дед Бен что-то сказал такое… Я хочу жить. Я буду жить. Я буду жить здесь, в Питере. И никуда я больше не побегу от Гарьки…
Она сидела на тумбочке и наматывала на палец пояс халата.
— Я ужасно хочу жить. Хочу детей. Почему он боится любить? — Катька вскинула на Леру глаза. В них было столько боли, что казалось, две огромных слезы, катившихся по ее щекам, должны были быть двумя каплями крови. — Почему нужно бояться любить?..
— Катюш, я останусь. — Лера принялась раздеваться.
— Нет! Нет. Все, сейчас иди, а потом я что-то тебе скажу. Потом.
Вернулась Лера в девятом часу. В квартире темно. Леру охватила паника. В Катькиной комнате — никого. Куртка — на вешалке. В гостиной — пусто. Она раскрыла дверь в свою комнату.
Катька лежала животом на своем резиновом матрасе, свесив руки по сторонам, будто качалась на волнах. Лера не могла произнести ни слова, не могла двинуться. Сколько она так простояла — миг, минуту?
Катька шевельнулась и скатилась на пол. Протирая глаза, она щурилась против света на Леру, стоящую в дверях.
— Лерка, ты?.. А я что — заснула?
Лера пошла раздеваться.
Нервы — никуда! Да тебе не сорок семь, а девяносто восемь. И что это с тобой, милочка? Хоть бы Катька ничего не заметила.
— Ты так и проспала весь вечер? — Лера возила тряпкой по полу, вытирая лужи — опять снегопад.
Потягиваясь, вышла Катька.
— Я — свинья. Не позвонила Сонечке… И дважды свинья, потому что и сейчас не позвоню. Чем потчевали?
— Тут тебе посылочка: грибы, пирог с осетриной. Есть хочешь?
— Ага… Валер, я читала папкины записи. И дяди-Валины. Наревелась и заснула. Вот…
* * *Через несколько месяцев раздался звонок. Тот же тихий мужской голос предложил встретиться. «Думаю, я вас узнаю. Что на вас будет надето?» Лера сказала.
Они встретились в условленном месте. Высокий пожилой мужчина, подошедший к Лере, поклонился и сказал: «Ну конечно, вы — Валерия. Вы очень похожи на свою маму. Меня зовут Петр Тимофеевич».
Он был профессором философии в университете, где учились папа и дядя Валентин.
Они долго гуляли в тот воскресный день, и Лера много нового узнала о маме, папе и дяде Валентине. Об их работе, об участии самого профессора в диссидентском движении. О том, как он едва избежал ареста, и о том, что на его даче хранится бесценный архив.
Позже Лера стала часто бывать на даче профессора и помогала в архивной работе: снятии копий, сопоставлении фактов, систематизации материалов. Потом ей отдали папины бумаги. Когда Катька впервые попыталась прочесть их, ей стало плохо. Лера позвала бабу Марину. Валерьянка не помогала, и тогда баба Марина окатила Катьку холодной водой. Та долго еще не могла вернуться к этим записям. Слишком богатое воображение у Лериной сестры.
