Уильям Блум - Кентерберийская сказочка
Он осторожно вышел из нее, скатился и лег рядом, положил руку ей на живот. На бедрах поблескивал пот, волосы увлажнились. Дженни посмотрела вниз и погладила его опорожненный сосуд. Потом отвела руку – и оказалось, что она вымазана ее собственной кровью. Она оглядела ее изучающим взглядом – ничего, Дженни, не беспокойся, такое происходит с каждым. Нормальный ход. Все как полагается. Не надо дрожать от страха.
– Тристрам. Смотри. Кровь. Ты весь в крови. Из меня.
– Ничего страшного.
– Как ничего? Смотри. Ты и я – мы оба кровью заляпаны. И одеяло тоже.
– Ты не знаешь, в чем дело? Тебя в школе не учили?
– И что, что учили? Смотри.
– Вижу. Все вижу.
– И тебя это не волнует?
– Не очень. А что тут волноваться?
– С тобой уже такое было. Поэтому тебе все равно.
– Что?
– Ты с кем-то другим это уже делал.
– Нет. Неправда. Просто так и должно быть, чего же беспокоиться? Это ведь ты.
– Так с тобой раньше такого не было? Это твой первый раз? Да?
– Ну, конечно, Дженни, конечно. – Он погладил ее по голове. – Тебе ведь не больно?
– Нет. А ты правда не расстроился? Ты весь в крови.
– Я весь в тебе. А в этом нет ничего плохого, так? Дженни не ответила, и он положил руку ей на живот.
Она вздрогнула.
– Ты что?
– Холодно.
Он натянул на них одеяло.
– Так лучше?
– Намного. Ты тоже в первый раз – я чувствую. И ты, и я. Ну, и как ты себя чувствуешь? Как-то по-другому?
– Сам не знаю. А ты?
– Вроде нет. – Она склонилась к нему и легонько укусила за ухо. – Нам совсем не так рассказывали. Но никто не заметит, да? С виду-то разницы никакой? У нас в школе одна девочка это сделала, и все сказали, что сразу заметили. Лично я ничего не заметила.
– Наверное, она сама кому-нибудь протрепалась.
– С чего ты взял?
– Они потому и заметили, что знали. Внешне-то никаких изменений нет.
– Да, наверное. Но почему всем остальным надо языками чесать? Их какое дело? Ну, в любом случае это наша тайна. Я никому не расскажу.
– Даже сестре?
– Ты же знаешь, что не расскажу. Не смогу. У нас не такие отношения.
– А она уже, как ты думаешь? – спросил Тристрам.
– Что? С мальчиком была?
– Да.
– Не знаю и знать не хочу. Меня это не касается. Если у нас с тобой это секрет, значит, у нее тоже.
– Все-таки она – твоя сестра.
– И что?
– Ты вполне можешь знать. Филип, к примеру, мне хвалился.
– Ну и зря. Наверняка все врал. Кто про это треплется, тот все выдумывает, а на самом деле ничего нет.
– С чего ты взяла?
– С того, что так и есть. Да ладно, нам-то что. – Она помолчала. – Я знаешь, что думаю, – сказала она, произнося врастяжку каждое слово. – Что мы с тобой жуть какие умные. Точно?
Тристрам внимательно посмотрел на нее, увидел, как глаза ее лучатся удовлетворением.
– Еще какие. Умнее не бывает.
И, захохотав, они накинулись друг на друга и покатились по стеганому одеялу, урча, повизгивая и причмокивая. Такие довольные. Такие счастливые.
– И это наша тайна.
– Да. Наша собственная.
А мое тело просто чинило надо мной казнь. Сидеть в этой позе я больше не мог, но, если встать, они почти наверняка меня услышат. Как быть? Медленно, дюйм за дюймом, я начал приподниматься с табурета. Если они меня услышат, я тут же умру… лучше умереть, чем уничтожить то, что создали они и чего не было у меня. Осторожно, бесшумно я пошел по саду к дому… но какое кошмарное пятно расплылось у меня на брюках! Влага напоминала о себе при каждом шаге. Как могло случиться, что я этого даже не почувствовал? Неужели слился с ними до такой степени?
Я взглянул на часы. Начало одиннадцатого. Им уже пора по домам, но, Господи, какие силы могут вытянуть их оттуда? Ведь у них теперь будет не жизнь, а сплошная нервотрепка – свидания урывками, втиснутые между уроками и отходом ко сну, игра в прятки с родителями и тому подобное. Картина предельно ясная. Кто-то должен их защитить. На цыпочках я прокрался назад к своему табурету.
Его маленький жезл плодородия снова восстал, и Дженни нежно его поглаживала. Вид у Тристрама был смущенный. Отчего-то он оробел. Он перекатился на живот и зарыл голову в стеганое одеяло. Дженни вздохнула и залезла на него верхом.
Она затряслась, как ковбой в седле, а вместе с ней затряслись – они еще не настолько выросли, чтобы раскачиваться, – ее прекрасные яблочки грудей. Давай, радость моя, прокатись на нем. Он было запротестовал, но она уже вошла во вкус игры и решила ему не уступать. Сидя на его ягодицах, она пришпоривала его пятками. Чуть отжавшись от пола, Тристрам поднялся на колени. Потом распрямил ноги, и она скользнула на несколько дюймов вперед, к его голове.
– Спорим, не продержишься? – На что?
– На что угодно.
Он начал раскачиваться из стороны в сторону и делать лягательные движения. Дженни в полном восторге вцепилась в него. Чувствуя, что вот-вот соскользнет, она схватила Тристрама за уши. Он взвизгнул и снова упал на колени.
– Это нечестно.
– А мы правил не устанавливали. И она снова пришпорила его.
– Ну, ладно. Твоя взяла. – Он говорил с полузакрытым ртом, на ковбойский манер. – Сегодня мне не повезло.
– То-то, приятель.
И она слезла на пол.
Они вытянулись на одеяле, держась за руки. Тристрам замурлыкал какую-то песенку, Дженни подхватила. Вот бы и мне с ними! Я проглотил слюну. А он начал поглаживать ее груди. Круглые, твердые, чистенькие яблочки, их форма не зависела от того, лежала Дженни или стояла. Нежные розовые сосочки медленно вздыбились, Тристрам смотрел на них во все глаза.
– Ты такая же умная, как и я. Твои груди – они меняются.
– Вовсе нет.
– Меняются. Смотри.
– Ничего они не делают.
– Сейчас нет, а раньше – да. Ты ничего не чувствовала?
– Чувствовала, конечно. Они, что, двигаются? В следующий раз ты мне скажи, ладно?
– Ну, Дженни.
– Правда. Скажи.
Он прильнул ртом к ее груди и начал осыпать ее поцелуями, ее пальцы поглаживали его волосы. Его рука скользнула вниз и погрузилась в шелковистый пух. Какой он гладкий, нежный. Никаких узелков. Рука его двинулась еще дальше, еще ниже.
– Не надо. Не сейчас. – Она вздохнула. – Не надо. Вдруг будет больно.
– Извини.
– Ты же не расстроился?
– Нет. Жалко, но раз нельзя, значит, нельзя. Но погладить-то можно?
– М-мм.
М-мм. Чтоб я сдох. Его рука бродила вверх-вниз по ее телу, а она смотрела на него со своей очаровательной улыбкой. Я взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Ребятишкам пора домой. Я взял камешек и бросил его в сад Траншанов. Мои влюбленные замерли, превратились в слух.
– Что это было? – прошептала Дженни.
– Не знаю. На человека не похоже. Мы бы еще что-нибудь услышали. Но вообще уже поздно. Нас вот-вот хватятся.
